Найо Марш - Мертвая вода. Смерть в театре «Дельфин»

– Письменный прибор был на палубе. В качестве развлечения я показывал его содержимое некоторым гостям.

– Возможно, и миссис Гузман?

– Возможно.

– Она заинтересовалась?

На лице мистера Кондусиса появилось выражение, которое Аллейн впоследствии описывал, как жесткий профессионализм.

– Она коллекционер.

– Она делала предложение?

– Делала. Но я не собирался продавать.

Аллейну пришла в голову странная мысль.

– Скажите, вы оба были в маскарадных костюмах?

Мистер Кондусис бросил на него взгляд, полный одновременно недоумения и презрения.

– Миссис Гузман, – сказал он, – была в костюме – андалузском, как я понимаю. А я надел домино поверх вечернего костюма.

– И вы оба были в перчатках?

– Нет! Мы играли в бридж.

– А кто-то из гостей был в перчатках?

– Смешной вопрос. Кто-то наверняка был.

– А экипаж был в маскарадных костюмах?

– Разумеется, нет!

– А стюарды?

– В ливреях восемнадцатого века.

– В перчатках?

– Не помню.

– Почему вы ненавидите светлые перчатки, мистер Кондусис?

– Не понимаю, – еле слышно пробормотал тот, – что вы имеете в виду.

– Вы сказали Перегрину, что ненавидите светлые перчатки.

– Личное предубеждение. Не могу объяснить.

– Это руки в перчатках потревожили вас в ночь катастрофы?.. Мистер Кондусис, вам плохо?

– Мне… нет, я в порядке. Вы продолжаете расспрашивать меня о случае, который был ужасно трагичным; который потряс меня и причинил боль.

– Я не спрашивал бы, если бы мог. К сожалению, придется продолжить. Вы можете рассказать, что точно случилось в момент катастрофы: я имею в виду, с вами и с теми, кто оказался рядом?

На мгновение Аллейну показалось, что ответа не будет: мистер Кондусис вспылит или просто выйдет из комнаты, предоставив полицейских самим себе. Однако мистер Кондусис не сделал ни того, ни другого. Он быстро и бесстрастно принялся перечислять факты. Туман, внезапно нависший танкер, переломленная пополам «Каллиопа». Пожар. Сам Кондусис смотрит вниз на деревянный плотик из плавательного бассейна. Палуба разверзается, он скользит и оказывается на плоту.

– Все еще с письменным прибором?

Да. Машинально зажав его под мышкой. Правой рукой он вцепился в веревочную петлю рядом с собой. Миссис Гузман появилась у плота и вцепилась в другую петлю. Аллейн ясно представил огромный нос, распахнутый рот, мантилью, облепившую большую голову, и колышущуюся массу черных кружев и белой плоти.

Перечисление прекратилось так же внезапно, как и началось.

– Это все. Нас подняли на борт танкера.

– На плоту были еще люди?

– Видимо, да. Я плохо помню. Потерял сознание.

– Мужчины? Миссис Гузман?

– Видимо, да. Мне так говорили.

– Главное, чтобы не было перегрузки. Плот ведь в состоянии принять… сколько?

– Не знаю. Не знаю. Не знаю.

– Мистер Кондусис, когда вы увидели руки Перегрина Джея в перчатках на краю дыры на сцене «Дельфина» и услышали его крики – что он утонет, если вы не спасете его, – не вспомнилось ли вам…

Мистер Кондусис поднялся со стула и теперь пятился, как в замедленной съемке. Фокс уже занял позицию перед бюро. Мистер Кондусис вытащил из кармана алый шелковый платок и прижал его к губам. Верхняя губа поблескивала. Брови были окаймлены капельками пота, а темная кожа лица пошла белыми пятнами.

– Замолчите… Замолчите!

Кто-то вошел в дом. Донесся далекий голос – громкий, но неразборчивый.

Открылась дверь, и появился посетитель.

Мистер Кондусис закричал:

– Это ты им рассказал! Ты предал меня. Иисусе, лучше бы я тебя убил!

Фокс обхватил Кондусиса сзади, и тот сразу перестал вырываться.

Тревора разрешили усадить в кровати. Опираясь на подушки, мальчик ждал посетителей в отдельной палате. Перед животом пристроили поднос на ножках – для подношений. Тревор чувствовал себя заметно лучше и собирался, несмотря на некоторую слабость, поважничать.

Хотя палата была невелика, в углу поместилась больничная ширма, за которой – тайком, еще до того, как привезли Тревора – устроился инспектор Фокс; его большие ступни прятались за сумкой Тревора. Аллейн занял кресло у кровати.

Убедившись, что полиция его не преследует, Тревор более подробно повторил рассказ о своих приключениях в пустынном зрительном зале, но не захотел или не смог что-нибудь вспомнить после момента, когда на балконе услышал далекий звонок телефона.

– Больше ничего не помню, – важно сказал он. – Отключился. Потерял сознание. Док сказал, у меня тяжелая контузия. Слушайте! Куда я упал? Что за история?

– Ты упал в партер.

– Да вы что!

– Серьезно.

– В партер! Вот это да! Почему?

– Это я и хочу выяснить.

Тревор отвел взгляд.

– На меня напал Генри Джоббинс? – спросил он.

– Нет.

– Или Час Рэндом?

По мальчишескому лицу Тревора прокатилось выражение тайного торжества. Он хихикнул.

– Он жутко злился на меня, наш Час. И так меня доставал, честно. Но я сделал этого манерного гомика, от души.

Аллейн слушал и рассеянно отмечал, как простонародный говорок прорывается через наслоения театральной академии. За тщательно произносимыми гласными и согласными веселился уличный мальчишка из Саутворка. Тревор сжимал «Чарльза» в «Час», произносил « отдши »…

– Тебя хотят навестить актеры, – сказал Аллейн. – Им дадут только минутку-другую.

– Буду рад, – величественно согласился Тревор.

Аллейн еще немного поговорил с мальчиком и потом, понимая, что может пожалеть о своем решении, объявил:

– Послушай, Тревор, я хочу попросить тебя помочь мне в одном очень непростом и важном деле. Если тебе не понравится предложение, можешь не соглашаться. С другой стороны…

Он помедлил. Тревор смотрел во все глаза.

– Без вопроса нет ответа, – сказал он. – Ну, какие проблемы? Вываливайте!

Через десять минут Перегрин Джей начал запускать посетителей.

– Только предупредите их, – попросил его Аллейн, – чтобы заходили на несколько минут; составьте расписание. Пусть ждут в зале в конце коридора.

Первым вошел Уинтер Моррис и положил на поднос коробку цукатов. Затем встал в ногах кровати. Моррис был в клетчатом костюме и темно-красном галстуке. Волосы, аккуратно постриженные, вились за ушами.

– Так-так-так, – сказал он. – Стало быть, наша великая звезда поправляется. Каково это – быть знаменитым?

Тревор вяло поблагодарил, но прежде чем истекли положенные пять минут, упомянул, что его агент подаст мистеру Моррису заявление по поводу положенных выплат.

– Не стоит пока об этом беспокоиться, – заверил Уинтер Моррис, устало глядя на мальчика.

– Странно, такая слабость. – Тревор откинул голову на подушку и закрыл глаза. – Надеюсь, рано или поздно пройдет. Врачи, похоже, считают мое состояние серьезным.