Наталья Веселова - Одиннадцатый час

В конце концов еле отговорили паренька приглашать на свадьбу весь автобус скопом – он чуть не обиделся. Фотографии шли по рукам, без стеснения елись конфеты – хорошо было… Пока автобус не остановился у того перекрестка. Анатолию, нам с коллегой, и еще нескольким пассажирам нужно было выходить и ждать другой автобус. Так мы и сделали. С отъезжавшими парень едва ли не перецеловался. Причем, выпивши он не был – я точно знаю – это счастье его так пьянило, что на время повредился человек в рассудке…

В ожидании своего номера все мы, спасаясь от жары, разместились под огромным невозмутимым дубом. Многие из его ветвей уже умерли, торчали голые, серые и страшные…

– Говорят, триста лет стоит, Петра Первого помнит! – поделился Анатолий.

Он опять смеялся, болтал, пихал нам в руки какое-то новое угощение, и уж веселенький зеленый автобус замаячил точкой на горизонте, как вдруг…

Никто не успел ничего понять. Раздался треск, удар и короткий крик. Все вскочили. Анатолий, вытянувшись, лежал на земле. С дуба отломился большой мертвый сук и острым концом попал ему точно в висок, оставив только маленькую ссадинку – почти без крови. Но паренек был убит на полуслове – даже погасшие глаза еще неуловимо улыбались…

Все это я видела сама – понимаете?

Я еще считала себя неверующей, но в то время, как кругом кричали, суетились, сетовали на жестокость судьбы и даже грозили небу кулаком – я одна стояла в стороне и… молчала. Мне откуда-то дано было знать, что совершился акт абсолютной справедливости – не жестокий, а, наоборот, милосердный. Помню, что удивилась этому знанию, но лишь на миг, а потом подумала: «Значит, точно есть Бог. Потому что, если бы не было – то после того, что мы все сейчас здесь видели, нам необходимо дружно пойти вон к той речке, привязать по камню на шею и утопиться…».

Не знаю, что ждало бы Анатолия, останься он в живых – тут полет фантазии ничем не ограничен, всевозможные ужасы так и приходят на ум. Вы скажете точнее: он, несомненно, погубил бы свою чистую душу. Но оставим сослагательное наклонение – это не наша область, не человеческая.

Писать мне неимоверно тяжело, я делаю этого лежа, с перерывами, и почерк от этого, боюсь, самый неразборчивый. Но, главное, я ухитрилась дописать до конца.

Спасибо Вам, дорогой мой друг, батюшка Димитрий, прощайте, хотя, кто знает, может быть, мы с вами еще и увидимся.

Эпилог

(прошел год)

Отец Димитрий казался очень взволнованным. Задавшись сверхценной идеей освятить храм до Пасхи и непременно служить в нем Светлую заутреню, он заставлял рабочих трудиться в три смены стахановскими темпами. На деньги не поскупился и лично контролировал работы, без меры суетясь на стройке. Он быстро научился по-хозяйски покрикивать, его черный подрясник мелькал то снизу, когда о. Димитрий давал указания ползавшим по стенам штукатурам, то с колокольни, откуда он, как с трибуны, распекал рабочих, не слишком ретиво, по его мнению, вывозивших мусор, то внутри храма, где он путался под ногами художников, что-то авторитетно объясняя им про «колер». По сути дела, единственное, что получалось у о. Димитрия хорошо – это мешать и сбивать с толку. Он успел поссориться с главным инженером, а руководитель художественных работ откровенно от него бегал. Зато на храм, даже незаконченный, любо-дорого было взглянуть: словно грациозная белая птица, готовая вот-вот взлететь, он вышался на гладком зеленеющем холме, отражаясь свсжевызолоченным куполом в круглом озерце. Геометрически уродливые постройки как бы расступились вокруг на почтительное расстояние. Из них еще совсем недавно выбегала толпа жильцов и долго, сосредоточенно созерцала, как небольшой вертолет уже в десятый совершал заход над куполом, пытаясь доставить золоченый крест на заданное место, с одиннадцатой попытки усадил его удач– и тогда в толпе послышались аплодисменты. Но внутри церкви возникли трудности: там было сделано двенадцать округлых ниш, в каждую из которых предполагалось поначалу поместить по иконе Св. Апостола, но что-то не задалось; выяснилось, что пишут не Апостолов, а мучеников разных времен, и даже уже готовы восемь.

О. Димитрий посетовал, сгоряча велел было переделать, но время поджало так, что он, махнув рукой, согласился:

– Что уж, пишите еще четыре…

И постом доставили три новые иконы.

– Четвертая – последняя – где?! – возопил о. Димитрий.

Но с иконой случилась беда: в мастерской при просушке ее – уронили, и не просто так, а на банку белил, которая разлилась при этом, безнадежно испортив самый лик.

– Переделывайте! – простонал о.Димитрий и получил ужасающий ответ:

– К Пасхе не успеем.

Долго искали компромиссный вариант, пока кто-то из иконописцев не подсказал:

– У моего знакомого в мастерской есть уже готовые иконы похожих размеров… Не знаю, может, даст какую…

– Хоть кого! – сокрушенно отозвался переволновавшийся настоятель и махнул рукой с таким видом, с каким говорят: «Пропадай всё!»

– Нервный какой-то батюшка стал… – покачала головой молоденькая художница, когда за о. Димитрием закрылась дверь.

– И вообще странный, – согласился ее муж. – Чем ближе к окончанию – тем мрачней становится. Казалось бы, радуйся, а он как туча стал!

А туча вплыла к себе домой и, не помолившись, тяжело осела за накрытый к ужину стол.

Матушка Фотиния, пристрастившаяся за последнее время к вышиванию, подняла глаза от работы. Она исподволь внимательно изучала своего мужа, и некоторые признаки, наблюдаемые ею вот уже два последних месяца, казались весьма подозрительными. Светлане вовсе не нравилось появившееся и усугубившееся суетливое, едва ли не горячечное поведение супруга на постройке храма, а уж то, как он вел себя дома, и вовсе напоминало состояние перманентной истерики. Ни с того ни с сего о. Димитрий бросал разные крупные и мелкие предметы через всю комнату (правда, всякий раз после этого виновато глядел на жену, особенно, если ущерб хозяйству наносился значительный), не по делу шпынял детей, хотя раньше бывал даже преувеличенно справедлив, толкал от себя полные тарелки постного борща, отчего на крахмальной скатерти оставались яркие, будто кровавые пятна, – словом, переменился Светланин муж в худшую сторону.

Она еще не хотела признаться себе в том, что видит, хотя именно такие клинические симптомы появлялись и раньше в моменты многочисленных душевных переломов ее Димочки. Приписывать это треволнениям, связанным со строительством, не приходилось: по мнению Светланы, все шло там настолько гладко, насколько вообще можно в наше время построить храм на частное пожертвование… Неурядицы с иконами в счет не шли; на днях о. Димитрий обмолвился, что новый вариант выглядит даже лучше прежнего.