Агата Кристи - Врата судьбы

И Таппенс достала что-то, небрежно завернутое в коричневую бумагу.

– Это именинный альбом, – пояснила она. – Старый именинный альбом. И в нем я наткнулась на ваше имя. Я помню, вы как-то сказали, что в девичестве вас звали Уинифред Моррисон, правильно?

– Да, милочка. Абсолютно правильно.

– Так вот, оно было написано в этом именинном альбоме. Так что я подумала, а вдруг вам понравится, если я принесу его вам. Наверное, там упоминаются многие ваши старые друзья и другие имена и вещи, которые могут доставить вам удовольствие…

– Как это любезно с вашей стороны, милочка. Я с удовольствием посмотрю его. Знаете, эти вещи из прошлого – старым людям всегда так приятно посмотреть на них… Вы очень внимательны.

– Он довольно потерт и сильно выцвел, – предупредила Таппенс, протягивая свою находку.

– Так, так, – произнесла миссис Гриффин. – Да, вы знаете, в те дни у каждого был свой именинный альбом. А вот после того, как я выросла, они куда-то исчезли. Должно быть, это один из последних. У всех девочек в моей школе были такие альбомы. Надо было написать свое имя в альбоме твоей подружки, а она писала свое в твоем. Ну, и так далее.

Старушка взяла альбом из рук Таппенс и стала читать.

– Боже, боже, – пробормотала она. – Я прямо-таки вернулась в детство. Да, ну конечно. Хелен Гилберт. Ну конечно. И Дейзи Шерфилд. Я ее помню. Она носила на зубах эту штуку – кажется, ее называли скобкой… Говорила, что не переносит ее. И Эди Краун с Маргарет Диксон… У большинства из них был очень красивый почерк. Лучше, чем у нынешней молодежи. Я, например, просто не могу читать письма своих племянников. Как будто они пишут иероглифами. Приходится догадываться, что они там поначеркали… Молли Шорт. Ну да, она заикалась – все опять возвращается…

– Наверное, многие из них… то есть я хотела сказать… – Таппенс замолчала, поняв, что чуть не ляпнула бестактность.

– Вероятно, вы хотели сказать, что большинство из них умерли, милочка? Что ж, вы правы. Большинство уже умерли. Но не все. Нет. Живо еще достаточно людей, с которыми я, как говорится, ходила в девочках. Но не здесь. Многие повыходили замуж и разъехались. Или за границу, если их мужья были военными, или совсем в другие города. Две из моих самых старых подруг живут в Нортумберленде. Да, да, все это исключительно интересно.

– В то время, я полагаю, здесь уже не было Паркинсонов? – спросила Таппенс. – Их имя нигде не упоминается.

– Нет, нет, это было уже после них. А вы что, хотите узнать что-то о Паркинсонах, милочка?

– Да, – призналась Таппенс. – Это просто любопытство и ничего более. Дело в том, что, разбирая книги, я заинтересовалась одним мальчиком, Александром Паркинсоном. А потом, гуляя в церковном дворе, заметила, что он умер очень молодым и его могила расположена прямо рядом с церковью, так что это подогрело мой интерес к нему.

– Да, он умер молодым, – сказала миссис Гриффин. – Все полагали, что все это очень грустно. Он был очень умным мальчиком, и все прочили ему блестящее будущее. Это была не болезнь – он отравился во время пикника, если я правильно помню. Так мне рассказывала миссис Хендерсон. Она много что помнит о Паркинсонах.

– Миссис Хендерсон? – Таппенс подняла глаза.

– А вы что, ничего о ней не знаете? Она находится в одном из этих домов для престарелых, знаете ли. Он называется «Луга». Миль двенадцать-пятнадцать отсюда. Вы должны съездить и повидать ее. Она, уверена, сможет многое рассказать вам о том доме, в котором вы живете. В те времена его называли «Ласточкиным гнездом», а сейчас как-то переименовали, так?

– В «Лавры».

– Миссис Хендерсон старше меня, хотя была самой молодой в своей большой семье. Она даже, насколько я помню, была сиделкой-компаньонкой миссис Беддингфилд, которой в те времена принадлежало «Ласточкино гнездо»… то есть я хотела сказать – «Лавры». Она обожает вспоминать былое. Думаю, вам стоит с ней встретиться.

– Но ей может не понравиться…

– Милочка, я уверена, что ей понравится . Поезжайте и встретьтесь с ней. Скажите ей, что это я вас послала. Она помнит и меня, и мою сестру Розмари, и я изредка ее посещаю. Правда, не в последнее время, потому что мне все труднее двигаться. А кроме нее, вам стоит встретиться с миссис Хендли, которая живет в… дай бог памяти… в «Яблочной сторожке» – так, кажется. Там живут в основном совсем старые пенсионеры. Уровень, конечно, пониже, но все равно хороший уход и масса возможностей посплетничать! Уверена, что обе будут вам рады. Вы понимаете – все, что угодно, чтобы избавиться от монотонности жития.

– Ты выглядишь усталой, Таппенс, – сказал Томми после того, как они закончили обед и перешли в гостиную, где миссис Бересфорд с тяжелым вздохом опустилась в кресло.

– Усталой? Да я вымотана до последней степени, – ответила Таппенс.

– Чем же ты занималась? Надеюсь, что не садом.

– Физически я себя не перетруждала, – холодно проговорила Таппенс. – Я последовала твоему примеру и занялась умственным анализом.

– Это тоже изматывает, тут я с тобой согласен, – сказал Томми. – И как? Мне кажется, что от визита к миссис Гриффин пару дней назад ты не получила того, что ожидала.

– И тем не менее он был, на мой взгляд, полезен. Ее первая рекомендация мне мало что дала. А вот второй визит, как мне показалось, не был совершенно бесполезен.

Открыв сумочку, она нашла в ней блокнот довольно пугающих размеров и извлекла его на свет божий.

– Во время каждой встречи я делаю разные заметки. Например, с той встречи я взяла китайское меню.

– Правда? И что тебе это дало?

– Понимаешь, я не записываю имен говоривших, а только то, что они мне рассказывают. Это меню произвело на них большое впечатление, потому что тогда имел место один особенный обед, который всем хорошо запомнился – они наслаждались едой, которую редко ели до этого, и впервые в жизни попробовали салат с лобстером. Они слышали, что его подают после мясного блюда в самых богатых и изысканных домах, но никогда до этого его не пробовали.

– Да уж, – съязвил Томми, – из этого много не высосешь.

– Ты не прав, потому что они навсегда запомнили тот вечер. И я спросила, чем же он им так запомнился, а они ответили, что в тот день здесь проходила перепись.

– Что ты сказала – перепись?

– Ну да. Ты ведь наверняка знаешь, что это такое, Томми? У нас она была то ли в прошлом году, то ли годом ранее. Там еще надо было отвечать на вопросы или где-то подписываться и сообщать подробности… Например, назвать всех, кто спал под твоей крышей в определенную ночь. И другую подобную ерунду. «Вы ночевали в собственном доме в ночь на пятнадцатое ноября?» И это надо записать или кто-то должен под этим подписаться – я уже позабыла, что именно. В любом случае, в тот день у них была перепись, поэтому каждый должен был рассказать, кто живет у него под крышей, и многие из присутствовавших на обеде обсуждали все это. Они говорили, что все это было нечестно и очень глупо, и все они продолжают считать, что подобные переписи – вещь позорная, потому что там надо говорить, есть ли у вас дети, и про свое семейное положение, и другие подобные вещи. Надо сообщать очень много подробностей, а в этом нет ничего хорошего. Особенно в наше время. Поэтому все это их очень расстроило. То есть расстроила их не сама перепись, потому что против нее никто ничего не имел. Ну, случилось и случилось…