Эрл Гарднер - Полное собрание сочинений. Том 33. Двойник дочери

— Да, ваша честь.

— Ну что ж, я полагаю, вы отдаете себе отчет в том, что намерены сделать… Очень хорошо. Суд объявляет перерыв до трех тридцати. Я бы хотел встретиться с защитником в своем кабинете.

— Хорошо, ваша честь.

Судья Мэдисон поднялся со своего места и направился в кабинет.

— Какой трюк вы задумали выкинуть на этот раз? — язвительно спросил Декстер.

— Никакого трюка. Обвиняемая имеет право рассказать суду свою историю.

— Вы имеете в виду, рассказать для газет?

— Как вам будет угодно.

— Это ваш триумф, — заключил Декстер, — и ваш конец.

Прихватив свой портфель, он вышел.

Мейсон вошел в кабинет судьи Мэдисона в тот момент, когда тот вешал в стенной шкаф свою мантию.

Он повернулся к адвокату и сказал:

— Послушайте, Мейсон, я давно вас знаю. Вы умный, проницательный адвокат. У вас очаровательная клиентка, которая, вероятно, рассчитывает вызвать сочувствие присяжных, но вы прекрасно знаете суд и то, что слезами и шелками меня не разжалобить.

— Да, судья, — согласился Мейсон.

— Хорошо. Не делайте этого.

— Не делать чего?

— Не разрешайте обвиняемой давать показания. Вы лучше меня это знаете. Она выходит давать показания, которые тщательно протоколируются. А на перекрестном допросе ее на куски растерзают. И когда она предстанет перед Верховным судом, то ей уже ничем нельзя будет помочь. Все, что она скажет, каждый ответ должен быть точно таким, как на предварительном слушании. Если бы это хоть что-то могло изменить, я бы не говорил об этом. Но и сейчас, без протокола, я скажу вам то же самое. Я намерен объявить о взятии обвиняемой под стражу, и никакие объяснения с ее стороны тут не помогут. Дюрант убит из ее оружия. Он убит в ее квартире. Сразу же после убийства она убегает. Причем убегает так поспешно, что не берет даже самых необходимых вещей. Все ее показания — это ложь. Она солгала и про канарейку, и про время, когда вышла из квартиры и поехала на автовокзал дожидаться вашего звонка. Она спрятала оружие в камере хранения, потом дала ключ от квартиры вашей секретарше и сбежала. Возможно, вам удастся растрогать присяжных. Вы умны, и, повторяю, у вас очаровательная клиентка. Но вам не удастся при наличии таких улик убедить суд не брать под стражу обвиняемую. Так чего ради вы лезете на рожон?

— Я иду на рассчитанный риск.

— А вы подумали о том, как пострадает ваша репутация? Как только я объявлю о взятии ее под стражу, вы станете посмешищем для всей страны.

— Я знаю. /

— К черту! — взорвался судья Мэдисон. — Я ваш друг. И пытаюсь остановить вас от заведомой глупости.

— Я иду на рассчитанный риск, — стоял на своем Мейсон.

— Хорошо. Тогда действуйте. Но не забудьте, что слезами и шелками меня не проймешь.

— Я помню.

Войдя в комнату для подсудимых, находящуюся за залом заседаний, Мейсон ободряюще улыбнулся Максин Линдсей.

— Максин, — начал он, — я собираюсь сделать то, что принято считать большой ошибкой, — разрешить вам дать показания на предварительном слушании.

— Я тоже хочу это сделать.

— Вам устроят перекрестный допрос. Будьте готовы к самому страшному — могут вспороть живот и перетряхнуть все внутренности.

— Я догадываюсь.

— Приготовьтесь ко всякого рода выпадам и инсинуациям. И вообще, у них есть желание поохотиться.

— Что вы имеете в виду?

— Будут задавать самые разные вопросы в расчете на то, что вы где-то покривите душой, солжете. Вас будут спрашивать о прошлом, о…

— Вы хотите сказать, что…

— Они будут действовать расчетливо и осторожно, — прервал ее Мейсон. — Вас будут спрашивать, как долго вы жили там-то и там-то, по какому адресу, под своим собственным именем или чужим. Другими словами, это будет нечто вроде разведки. Жили ли вы с каким-то мужчиной под видом его жены?

— Нет.

— Я просто предупреждаю. Конечно, я постараюсь сократить перекрестный допрос. И вообще, у меня есть один план, не знаю, правда, удастся ли мне его осуществить. Я постараюсь сделать так, чтобы вы рассказали часть своей истории, а затем временно освободили свидетельское место.

— Так, наверное, можно только задержать ход событий?

— Этого-то я и добиваюсь! Нужно получить такую отсрочку, чтобы мне удалось все перепутать. Так как акценты сейчас расставлены, у вас нет ни малейшего шанса. Вас привлекут к ответственности за убийство первой степени. Мне этого очень не хочется, надеюсь, и вам тоже.

— Так, — начала она, — наверное, в какой-то степени я могу вынести этот спектакль, но… конечно же я не хочу, чтобы суд присяжных признал меня виновной в том, чего я не совершала.

— Понимаю. Я пытаюсь найти выход. Это рискованное предприятие, но ничего другого не остается. Я открываю вам все карты, Максин, и если вы не хотите…

— Я полностью доверяюсь вам, мистер Мейсон.

— Вы будете давать показания до тех пор, пока не появится возможность предъявить в качестве вещественного доказательства эту копию Фети. Думаю, с вашей помощью у меня это получится. Запомните, Максин, вам двадцать девять лет. Вы зрелая женщина. В этих условиях вряд ли можно ожидать, что вы… Ну, если вы когда-нибудь жили с кем-то в качестве жены, не стесняйтесь и скажите об этом. Это на тот случай, если вас спросят, меняли ли вы когда-нибудь фамилию. Можете назвать это гражданским браком. Только не давайте им поймать вас на лжи. При любых обстоятельствах говорите только правду. У них уйдут недели на то, чтобы проверить каждый факт. Но если перед присяжными они смогут доказать, что вы солгали под присягой, шансов на то, чтобы выкарабкаться, у вас не будет.

— Понимаю.

— Хорошо. На том и порешим. Но если вы лжете мне, то Господь вам судья!

— Шеф, вы поняли значение ответа Гилберта на вопрос о картине? — спросила Делла Стрит, просматривая свои стенографические записи. — Из его слов не следует, что эту картину он делал по заказу Дюранта.

— Я понимаю, о чем ты говоришь, но тоже не знаю ответа на этот вопрос. Я уже так далеко зашел, что не могу возвращаться. Надо продвигаться дальше. Думаю, он мог неправильно понять вопрос. Как бы то ни было, а назад хода нет.

— Может быть, Дюрант не заключил с ним сделку конкретно на эту работу, но собирался купить ее, как только Гилберт сделает копию. А когда мы были в мастерской, он не говорил, что Дюрант заказал эту картину?

— Нет, подожди, по-моему, он не говорил этого, по крайней мере не так конкретно.

— А мне кажется, говорил, — возразила Делла.

— Нет, — задумчиво нахмурился Мейсон. — Я спросил его, делал ли он картины по заказу Дюранта, и он ответил утвердительно. Далее я поинтересовался, были ли они подделками, и он ответил, что не в этом смысле слова; Дюрант продавал их как жанровые картины, буквально за гроши. Потом я задал ему вопрос, не писал ли он картину с изображением женщин под деревом в стиле Филиппа Фети. После минутного колебания он подошел к стопке картин, выбрал одну и спросил, не является ли она ответом на мой- вопрос.