Эрл Гарднер - Полное собрание сочинений. Том 14. Дело о разведенной кокетке

Автомобиль Перри Мейсона остановился перед массивными железными воротами с двумя квадратными кирпичными столбами.

За воротами стоял караульный со звездой помощника шерифа на груди. В руке он держал фонарь, а на поясе висела кобура с револьвером.

Свет фонарика ослепил сидевших в машине.

Мейсон опустил стекло окна.

— Что вам нужно? — спросил караульный.

— Прежде всего, — ответил адвокат, — чтобы вы перестали светить мне в лицо.

Караульный убрал фонарь.

— Ивторое, — продолжил МейсОн, — видеть Бенджамина Эддикса.

— Да, но Захочет ли он видеть вас, — заметил караульный.

— Он захочет.

— Как ваше имя?

— Перри Мейсон.

— Подождите здесь, не выходя из машины, — сказал караульный. — Я позвоню в дом.

Он подошел к телефону, находившемуся в нише одного из столбов.

— Гостеприимная встреча, не правда ли, Делла? — обратился Мейсон к девушке.

— Ну, наверно, они вынуждены так поступать. Ведь место это уединенное, а Эддикс богат. Его, наверное, одолевают просители.

Караульный повесил трубку, нажал на какую-то кнопку, и массивные ворота стали медленно и плавно расходиться в стороны.

Караульный подошел к их машине.

— Все в порядке, — сказал он. — Вас ждут. Поезжайте прямо, никуда не сворачивая, по гравиевой дорожке. Остановитесь прямо у подъезда с колоннами. Там вас встретят. По дороге не останавливайтесь, не сворачивайте никуда. Понятно?

— Мне все понятно, — ответил Мейсон. — Кроме тона вашего разговора. А что произойдет, если мы свернем с дороги?

— Многое.

— Например?

— Например, если вы случайно пересечете зону с инфракрасными лучами, то завоют сирены, вспыхнут прожекторы и автоматически откроются дверцы собачьих клеток. Мы держим здесь полицейских овчарок. Не говорите потом, что я не предупреждал вас.

Караульный отошел.

Мейсон сказал Делле:

— Кажется, мистер Эддикс неплохо устроился. Недостаток гостеприимства он, видимо, наверстывает бдительностью.

Мейсон выжал сцепление и проехал в ворота. Шины зашуршали по гравиевой дорожке, извивавшейся среди лужаек и кустов.

Наконец перед ними возник большой дом — массивное строение, чьи суровые линии смягчались плющом, вьющимся по камню.

Мейсон заметил:

— Тот же милый стиль городской тюрьмы.

Он остановил машину перед подъездом, выключил мотор и фары и вышел, чтобы открыть дверцу Делле. Но она уже выпрыгнула из машины и легко взбежала по ступенькам на крыльцо.

Открылась большая входная дверь, и перед ними появился Натан Феллон.

— Добро пожаловать в «Стоунхендж», — сказал он.

— «Стоунхендж»! — воскликнула Делла.

Феллон пояснил:

— Таково название этого поместья. Это огромный особняк, мисс Стрит. В нем есть комнаты, отвечающие всем потребностям мистера Эддикса, — для работы, для развлечений и для экспериментов над животными.

— Не можете ли вы объяснить мне, какова цель этих экспериментов? — поинтересовался Мейсон.

Натан Феллон больше не старался быть любезным. Он неприязненно, посмотрел на адвоката через толстые очки и сказал:

— Не могу.

Наступило молчание, потом Феллон жестом пригласил войти.

Они оказались в холле, который, несмотря на его пышную архитектуру, казалось, был выдержан в том же стиле городской тюрьмы.

Портьеры в двери справа раздвинулись, и перед ними появился высокий, худой субъект.

— Добрый вечер, — поприветствовал мужчина вошедших.

— Это Мортимер Херши, — представил его Феллон, — управляющий мистера Эддикса.

— Насколько я понимаю, — сказал Херши, — эта молодая леди — мисс Стрит, и я имею честь беседовать с мистером Перри Мейсоном.

— Совершенно верно.

— Прошу вас, пройдите сюда.

Он провел их в комнату, представляющую собой нечто среднее между библиотекой и деловым кабинетом.

В ней находился массивный длинный стол. Вдоль одной его стороны стояли удобные кожаные кресла. Вся мебель в комнате была под стать этому столу. Вдоль трех стен располагались низкие книжные шкафы. Над ними висели картины. Основной темой картин были средневековые сражения. На одних — рыцари в стальных латах, сидя на лошадях, сражались друг с другом. На других — рыцари вступали в бой с пешими воинами. На третьих — лучники натягивали луки и выпускали в воздух стрелы. И везде громоздились груды тел, лежали убитые лошади, и рыцари держали щиты и мечи, по которым струилась кровь.

— Не хотите ли присесть? — спросил Херши, отодвигая кресла для Мейсона и Деллы Стрит. Феллон и Херши сели по другую сторону стола.

— Теперь, — Херши тщательно подбирал слова, — я хочу от имени мистера Эддикса извиниться перед вами.

— За что? — спросил адвокат.

— За то, что вас недооценили.

— Вы имеете в виду, что меня недооценил мистер Эддикс?

— Нет, Феллон, — ответил Херши и посмотрел на Феллона.

В этом взгляде было что-то вроде презрения, но на губах Херши по-прежнему держалась застывшая улыбка.

Он опять повернулся' к Мейсону. ^

— Хорошо, — сказал адвокат. — Меня недооценили и передо мной извинились. Хотя в извинении нет никакой необходимости.

— Возможно.

Мортимер Херши открыл ящик стола, вынул пачку банкнотов и отсчитал тридцать стодолларовых бумажек. Эти деньги он положил перед Мейсоном.

— За что это? — спросил адвокат.

— За дневники и фотографии, — ответил Херши.

— Почему вы делаете мне это предложение?

— Потому, что они нужны мистеру ЭдДиксу. Конечно, вы понимаете, он ведь никогда не признается, что уплатил такую сумму за эти документы, мистер Мейсон. В расходных книгах мистера Эддикса будет значиться, что вы получили только пять долларов. Остальные три тысячи вам даются в качестве подарка. Так что подоходный налог с них платить не придется. Надеюсь, я выражаюсь достаточно яснс#

— О, вполне, — кивнул Мейсон. — Единственное, что мне непонятно, — почему мистеру Эддиксу так хочется заполучить эти дневники и снимки.

— На это есть свои причины.

— Я думал, — сказал адвокат, — что буду обсуждать это дело с самим мистером Эддиксом. Поэтому я и приехал сюда.

— Мистер Эддикс просит вас извинить его. Он нездоров.

Мейсон покачал головой.

Вы сказали мне, что Бенджамин Эддикс болен и не. сможет приехать ко мне. Я решил сам приехать к нему. Я хочу говорить с ним.

— Хорошб, если вы так настаиваете… Но я должен вас предупредить, что три тысячи долларов — это последняя цена.' Мистер Эддикс не даст ни цента больше. Вы можете принять наше предложение или отвергнуть его.

— Хорошо. Я отвергаю его.

— Вы отвергаете предложения довольно решительно, — заметил Херши.

— Ну, если вы предпочитаете более дипломатичный язык, — улыбнулся Мейсон, — то я признаюсь вам, что считаю эти дневники любопытными и не расстанусь с ними, так как думаю, что они могут послужить определенным ключом.