Агата Кристи - Скрюченный домишко; День поминовения

Но смущать его проявлением преданности, на которую Стивен не сможет ответить на таком же уровне, — этого она не сделает никогда. Она искренне полагала, что нравится ему, что ее общество доставляет ему удовольствие. И надеялась, что в будущем ноша на ее плечах станет заметно легче, в этом будущем найдется место нежности и дружбе. Ведь по-своему он меня любит, — так она считала.

И тут появилась Розмари.

Иногда Сандра мысленно спрашивала себя, болезненно поджав губы: как он мог считать, что она ничего не знает? Да она знала все с первой минуты, еще в Санкт-Морице, когда увидела, какими глазами он смотрит на эту женщину.

И прекрасно знала, в какой именно день эта женщина стала любовницей ее мужа.

Она знала, чем душится эта особа...

Безмятежное лицо Стивена, отсутствующий взгляд — конечно же, он вспоминал ее, думал о ней — о женщине, которую только что оставил!

Трудно даже оценить, думала Сандра бесстрастно, какие страдания выпали на ее долю. День за днем терпеть муки предательства, а где черпать силы для жизни? Только в собственном мужестве, в гордости, что заложена в нее от рождения. Своих подлинных чувств она не выкажет никогда. Сандра потеряла в весе, заметно похудела и побледнела; кожа, что обтягивала голову и плечи, натянулась, кости стали заметнее. Есть она себя еще заставляла, но сон потеряла начисто. Долгими ночами она лежала без сна, глядя сухими глазами в темноту. Лекарства она презирала как проявление слабости. Ничего, как-нибудь продержится. Показывать, что ей больно, униженно молить, протестовать — это было ей отвратительно.

Единственное, хотя и слабое, утешение: уходить от нее Стивен не собирался. Не потому, что любил ее, а ради карьеры — но факт оставался фактом. Уходить от нее в его планы не входило.

А раз так, может быть, когда страсть утихнет...

Ну, что он в ней нашел? Да, привлекательная, да, красивая — но разве таких мало? Чем же его взяла Розмари Бартон, что он так втрескался в нее? Ведь она безмозглая пустышка, нельзя даже сказать — тут Сандра особенно негодовала, — что с ней весело. Будь она остроумной дразнящей чаровницей — тогда понятно, мужчинам это нравится. И Сандра старалась убедить себя, что долго это не продлится — Стивен от Розмари просто устанет. Ведь на первом месте у него работа. Его ждут великие дела, и он об этом прекрасно знает. У него блестящие мозги государственного человека, и он с удовольствием ими пользуется. Именно это предначертано ему в жизни. И он сам это поймет, как только страсть пойдет на убыль.

А уходить от него самой — таких мыслей у Сандры даже не возникало. Телом и душой она принадлежала ему, а он уж пусть решает, взять ее или отбросить, как отыгранную карту. В нем была вся ее жизнь, все ее существование. Огонь любви горел в ней с силой средневекового костра.

Была минута, когда в ней проснулась надежда.

Они приехали в Фэйрхейвен. Стивен был более или менее самим собой. Ей вдруг показалось, что позабытое ощущение близости между ними возвращается. И сердце ее наполнилось надеждой. Он все еще хочет ее, получает удовольствие от ее общества, полагается на ее суждения. И на минуту освободился от тисков, в которых его держала эта женщина.

Казалось, он счастлив, стал таким, каким был прежде. Значит, все еще можно вернуть. Огонь угасает. Теперь надо, чтобы он решился порвать с той...

Потом они вернулись в Лондон — и со Стивеном что-то произошло. Он осунулся, выглядел обеспокоенным и больным. Не мог сосредоточиться на работе.

Сандре казалось, что она знает причину. Розмари требует, чтобы он ушел к ней... И он обдумывает этот шаг... Отказаться от всего, что ему дорого? Что за безрассудная прихоть? Ведь он из тех, для кого работа всегда будет на первом месте — типичный англичанин. И в душе он сам это прекрасно понимает... но Розмари так прелестна — и так глупа! Стивен не первый, кто готов пожертвовать карьерой ради женщины, а потом пожинать плоды!

Как-то во время коктейля Сандра услышала обрывок фразы, произнесенной Розмари: «Надо сказать Джорджу, мы должны решиться».

Вскоре после этого Розмари слегла с гриппом.

В сердце Сандры блеснул лучик надежды. Что, если этот грипп перерастет в воспаление легких? Такое бывает, один ее знакомый прошлой зимой умер именно по этой причине. И если Розмари умрет...

Она не стала гнать от себя эту мысль, не пришла от нее в ужас. Черты, унаследованные ею от предков, позволяли ей ненавидеть ровно и по-деловому.

Да, Розмари Бартон она ненавидела. Если бы мысли могли убивать, она бы ее убила. Но мысли не убивают... Мысли — не инструмент для убийства...

Как прекрасно выглядела Розмари в тот вечер в «Люксембурге», в дамской комнате — с ее плеч спадала накидка из серой лисы. Болезнь обострила ее черты, кожа стала белее — хрупкость сделала ее красоту еще изысканнее. Она стояла перед зеркалом и наносила последние штрихи на лицо...

А сзади стояла Сандра и смотрела на их отражение в зеркале. Ее собственное лицо, словно скульптура, было холодным и безжизненным. Про такую можно сказать: бесчувственная.

И тут Розмари: «О-о, Сандра, я все зеркало захватила? Уже закончила. Этот жуткий грипп меня доконал. Ну и видок у меня... Совсем слабая, и голова раскалывается».

Сандра вежливо, озабоченным голосом: «И сейчас болит голова?»

«Есть немного. Аспирина не найдется?»

«Есть его заменитель».

Открыла сумочку, достала капсулу с лекарством. Розмари взяла.

«Пусть будет в сумочке, вдруг понадобится».

При этой сцене присутствовала деловая темноволосая секретарша Бартона. Она тоже подошла к зеркалу, немного припудрила нос. Симпатичная девушка, почти красивая. Сандре показалось, что Розмари она недолюбливает.

Потом все они вышли из дамской комнаты — первой Сандра, потом Розмари, за ней мисс Лессинг и, конечно же, Айрис, сестра Розмари, она тоже была там. Оживленная, с большими серыми глазами, в белом, под школьницу, платье.

Оставалось присоединиться к мужчинам в зале.

Рядом возник важный метрдотель и предложил отвести их к столику. Они прошли через большую арку-купол, и абсолютно ничто не предвещало, что одной из них суждено найти здесь свою смерть...

Розмари...

Джордж Бартон опустил бокал, глаза его, по-совиному неподвижные, смотрели в огонь. Выпитый алкоголь пробудил в нем сентиментальную жалость к собственной персоне.

До чего она была очаровательна! Он всегда был от нее без ума. Она это знала, а он почему-то полагал, что она над ним только подсмеивается.

Даже предлагая ей выйти за него, он не был уверен в ответе. Мялся, гримасничал, что-то бормотал. Выставил себя последним идиотом.

— Знаешь, старушка, ты только скажи — а я готов. Дело дохлое, сам понимаю. Ты и смотреть на меня не захочешь. Дурак — он дурак и есть. Правда, у меня что-то типа компании. Но ты же знаешь, как я к тебе отношусь, верно? Так что имей в виду — я тебя жду. Знаю, шансов у меня — кот наплакал, но решил, что надо тебе сказать.