Агата Кристи - Скрюченный домишко; День поминовения

Розмари тогда засмеялась и поцеловала его в макушку.

«Ты такой милый, Джордж, твое трогательное предложение я запомню, но замуж пока не собираюсь».

На это он ответил вполне серьезно:

— Ты права. Надо как следует оглядеться по сторонам, время есть. А уж потом выбирать.

Он и не надеялся по-настоящему, что она согласится, разве что в мечтах. Поэтому едва не ошалел, когда Розмари сказала, что готова выйти за него.

Разумеется, она его не любила. На этот счет у него сомнений не было. Ведь она так прямо ему и сказала:

— Ты меня понимаешь, правда? Я хочу спокойной устроенной жизни, хочу быть счастлива. С тобой у меня все это будет. А влюбляться я устала. Всегда эта любовь уводит куда-то не туда, дело кончается разрывом. Ты мне нравишься, Джордж. Ты симпатичный, забавный, милый и в восторге от меня. Меня такой расклад вполне устраивает.

Он ответил слегка невпопад:

— Потихоньку-полегоньку все утрясется — и будем счастливы, как дети.

Нельзя сказать, что он сильно ошибся. Они были вполне счастливы. Хотя в душе Джордж переживал, считал, что он ей не пара. И легкой жизни ждать не приходится. Он человек вполне обычный; вероятно, скоро он наскучит Розмари. Значит, время от времени она будет чудить. Он приучил себя к этой мысли — она будет чудить!

Но ее причуды не будут длиться долго — в этом Джордж был твердо уверен. Розмари всегда будет возвращаться. Главное, сжиться с этой мыслью — и все будет хорошо. Потому что к нему она относилась нежно. Ее привязанность к нему была постоянной и устойчивой. А ее флирты и интрижки существовали как бы сами по себе.

Он приучил себя относиться к этому спокойно. Сказал себе: «Розмари так красива, темпераментна и впечатлительна, что подобное просто неизбежно». Но в этом уравнении он не учел один важный элемент — собственную реакцию. К легкому флирту с тем или другим молодым человеком он мог относиться спокойно, но когда запахло серьезным романом...

Он это учуял сразу — потому что она изменилась. Стала более взбудораженной, еще больше похорошела, вся лучилась и сияла. А потом интуитивную догадку подтвердили факты — конкретные и мерзкие.

Однажды Джордж вошел в ее гостиную, и она машинально прикрыла рукой листок, на котором что-то писала. Он все понял — письмо любовнику.

Потом, когда она вышла из комнаты, он подошел к столу, на котором лежал блокнот. Письмо она унесла с собой, но часть текста отпечаталась на следующем листе, какие-то слова можно было разобрать. Он подошел с блокнотом к окну и увидел написанные летящим почерком Розмари слова: «Мой обожаемый и любимый...»

В ушах у него зазвенело. В эту минуту он понял, что именно чувствовал Отелло. Подходить к жизни философски? Ха! Все наши действия продиктованы природой. Да он готов ее удушить! И хладнокровно укокошить этого малого! Но кто он? Браун? Или этот тип Стивен Фарради? Оба так на нее и пялятся!

Он поймал свое отражение в зеркале. Глаза налились кровью. Казалось, его вот-вот хватит удар.

И сейчас, когда эта минута вспомнилась, Джордж Бартон выронил из руки бокал. Горло снова сдавило, как тогда, в висках застучало. Даже сейчас... Сделав над собой усилие, он отогнал воспоминания прочь. Сколько можно? Было — и быльем поросло. Подвергать себя таким страданиям он больше не будет. Розмари умерла. Она обрела покой. Вот и он должен обрести покой. Хватит страданий.

Интересно, с чем он связывает ее смерть. С обретением покоя... Для себя.

Джордж никогда не говорил об этом даже Рут. Рут молодец. Вот уж у кого голова на плечах! Что бы он без нее делал...

Она помогала ему во всем. Всегда проникалась его заботами. И никогда ни намека на секс. Не то что помешанная на мужчинах Розмари...

Розмари... Вот она сидит за круглым столом в ресторане. Лицо чуть исхудавшее после гриппа — кожа слегка натянута, но все равно такое очаровательное. И всего час спустя... Нет, думать об этом он не будет. Не теперь. У него есть план. Вот о плане и надо думать.

Но сначала надо поговорить с Рейсом. Показать ему письма. Что об этих письмах скажет Рейс? Айрис просто лишилась дара речи. Видимо, она ни о чем таком не подозревала. Что ж, действовать предстоит ему. Свой план он уже перенес на бумагу.

Да, он все продумал. Детали проработаны. Назначена дата. Выбрано место.

2 ноября. День поминовения [18] День поминовения, или День всех душ, — в церковном календаре второе (или третье) ноября, когда верующие своими молитвами стремятся облегчить участь душ усопших. . Это тонкий ход. Естественно, ресторан «Люксембург». Надо заказать тот же столик.

И пригласить тех же гостей. Энтони Браун, Стивен Фарради, Сандра Фарради. Конечно же, Рут, Айрис и он сам. А седьмым, неожиданным гостем он пригласит Рейса. Ведь год назад за этим столом должен был сидеть и он. А одно место будет свободным. Великолепно!

Это будет захватывающая картина!

Воспроизведение убийства.

Ну, не совсем воспроизведение...

Мысли его снова метнулись в прошлое...

День рождения Розмари...

Вот она, Розмари, распростерлась на столе в предсмертной судороге — и умерла...

Лусилла Дрейк щебетала. Именно этим словом пользовались в семье, потому что оно точно описывало звуки, слетавшие с добрых губ Лусиллы.

Этим утром у нее было много дел — так много, что сосредоточиться на чем-то одном не было никакой возможности. Предстояло возвращаться в город, а переезд — это всегда куча проблем. Разобраться со слугами, привести в порядок хозяйство, подготовить все к зиме, сделать тысячу мелких дел, а тут еще Айрис выглядит — хуже некуда...

— Дорогая, ты меня сильно беспокоишь, вся бледная, измученная, будто всю ночь не спала, ты вообще спала? Если нет, есть замечательное снотворное доктора Уайли. Или доктора Гаскелла? — точно не помню. Кстати, надо сходить и самой поговорить с нашим бакалейщиком — либо служанки что-то на свое усмотрение заказали, либо он сам что-то не то нам всучил. Какие-то пачки мыла, а я больше трех в неделю не расходую... Или лучше тоник? Когда я была ребенком, меня поили сиропом Бейтона. И шпинатом подкармливали. Скажу повару, пусть на обед приготовит шпинат.

Айрис привыкла к тому, что Лусилла всегда перескакивает с одной мысли на другую, а тут еще легкая вялость... и Айрис не стала выспрашивать, как именно мозг тетушки увязал доктора Гаскелла с местным бакалейщиком, но задай она этот вопрос, ответ последовал бы незамедлительно: «Потому что, дорогая моя, фамилия бакалейщика — Грэнфорд». Тетя Лусилла, как ей самой казалось, мыслила предельно ясно.

Собрав всю оставшуюся энергию, Айрис просто сказала: