Кэй Стрэхен - Следы

Твой любящий брат,

15 октября 1900, понедельник

Дорогая Джуди,

Твой ответ на мое самое первое письмо пришел сегодня утром. Я рад, что ты думаешь, что я поступил правильно, когда решил тебе все рассказать. Но мне жаль, что ты подумала, что написал я тебе лишь для того, чтобы себя утешить.

Мне, конечно, приятна твоя уверенность в том, что я не заходил к отцу в комнату и хладнокровно его не убивал. Так же приятно знать, что ты не можешь поверить, чтобы я смог убить отца случайно вместо Криса. На самом деле, недавно я уже и сам пришел к обоим этим выводам.

Твое суждение с расстояния в две тысячи миль отсюда о том, что все мы ошибаемся насчет того, что никто не прячется в доме, и также, возможно, ошибаемся насчет отсутствия следов, тоже звучит обнадеживающе. И еще, ничто так не вдохновляет, как твои беспрестанные вкрапления о том, что до тех пор, пока я не приду в чувство и не осознаю, что ни один из членов нашей семьи не мог совершить такой гнусный поступок, от меня нет совершенно никакого прока в поиске настоящего преступника. Ах да, еще твои настойчивые просьбы перестать глупить и истерить и начать, наконец, мыслить трезво и спокойно и попытаться отыскать «улики» (Боже мой, Джуд, этот «поиск улик» очень похож на последнюю соломинку, за которую я должен ухватиться), выстроить хоть сколько-нибудь адекватную теорию и разумный план действий.

Прости, но пока я еще не придумал ничего подобного. Однако другие члены семьи оказались не такими медлительными. Я перескажу тебе две самые популярные теории. Ты можешь их осмотреть и обдумать, но настоятельно советую тебе не вкладывать их в свои уста, иначе, боюсь, ты можешь их случайно проглотить, и тебе придется долго мучиться от боли в животе.

Первую теорию выстроила Олимпия. Именно она так напугала Люси (а я-то думал, что у нашей малышки побольше ума). По настойчивой просьбе Люси Олимпия благосклонно позволила ей пересказать эту теорию мне. А сам скромный автор отказался открыто со мной это обсуждать.

Люси говорит, что она рассказала тебе немного об одном джентльмене, к несчастью названном Арчи Биггли — бывшем муже Ирен. О его, возможно запоздавшей, пылкости, о его ревности и страсти и других интересных эмоциях. Самая подходящая информация для ушей ребенка вроде Люси!

Олимпия думает, что этот Арчи Биггли, вооруженный до зубов, в ночи тайком прокрался на ранчо К‑2. Она говорит, что на нем была красная маска; он пробрался к отцу в комнату и застелил его; нет, не по ошибке приняв отца за Криса, как ты могла бы предположить (хотя и здесь есть пара небольших загвоздок, вроде того факта, что Арчи не мог знать про обмен комнатами), но из мести за то несчастье, которое Ирен пережила на К‑2.

Олимпия выдвигает идею о том, что умело спровоцированный Арчи решил устроить расправу над Квилтерами. Но, возможно из-за неожиданности, что первое убийство вызвало такую шумиху, ему пришлось на время скрыться. Он выбежал в коридор. Там встретил Ирен, которая, охваченная чувством (каким? радостью? страхом? ужасом? удивлением?), поддалась первому и единственно возможному импульсу — придумать, где бы спрятать Арчи. Она погнала его на чердак. Заперла его в одном из своих сундуков на ключ! (Твоя «любовь» к излишнему акцентированию позволяет мне поставить здесь лишь один восклицательный знак. Но это предложение честно заслуживает больше).

Все три сундука Ирен на чердаке были заперты. В них никто не заглядывал. И думаю, что никто никогда и не заглянет. Но поскольку Олимпия ни разу не участвовала в обыске дома, я понятия не имею, откуда ей известно о запертых не осмотренных сундуках. Очевидно, кто-то ей об этом рассказал.

Продолжу (и повторюсь), что Ирен заперла взбудораженного Арчи в одном из своих сундуков, спустилась с чердака и только тогда обнаружила, что он натворил. И снова, диапазон возможных эмоций здесь невероятно широк. Предположим, что ее чувство такта все же превалировало. Не желая иметь ничего общего со случившимся, она просто оставила Арчи запертым в сундуке. Однако Олимпия предсказывает, что, в свое время, Ирен смягчится и вызволит его оттуда.

Можешь себе представить, что происходило с Люси всю прошлую неделю, особенно когда вспомнишь, что она запросто может всякую подобную чушь воспринимать всерьез. Мне от этого дурно. Почти так же дурно, как от мысли о том, почему Олимпия так отчаянно нуждалась в теории, что смогла породить эту.

Вторая теория, созданная совместными усилиями дедушки и дяди Финеаса, звучит более наивно.

Они думают, что убийца проник в дом, как только стемнело, возможно даже когда мы все ужинали. Он зашел через парадную дверь и поднялся наверх. Это, хочу заметить, было бы рискованно, но вполне возможно. Передняя часть дома — и коридор, и лестница — не были освещены. Наши старички снабдили негодяя темным фонарем, какой обычно таскают с собой воры.

В это же время он мог собрать ключи от всех дверей и подняться на чердак. Они думают, что идея о веревке пришла ему в голову как раз когда он прятался на чердаке. Дядя Финеас рисует вот такую картину: злодей сидит на корточках, а рядом, на расстоянии вытянутой руки, лежит сложенная веревка. По их догадкам, пока он придумывал, как запрет всех нас в наших комнатах, он так же обдумывал и план побега. Но вот попавшаяся на глаза веревка вдохновила его на кое-то новенькое — план того, как сбить нас с толку. Он взял веревку, прокрался вниз, привязал ее к ножке кровати, подвинул кровать чуть-чуть в сторону окна, чтобы мы думали, что по веревке из окна точно кто-то спускался. Он рассчитывал на то, что мы тут же выбежим из дома, ослепленные желанием поймать беглеца. И они говорят, что если бы не снег, то его план наверняка бы отлично сработал. (Да, конечно. Если бы не снег. И если бы не предусмотрительность этого человека вывесить веревку из окна за целый час, а может и все два часа, перед выстрелом). Однако, поскольку веревка была лишь запоздалым раздумьем, снег никак не отразился на его изначальном плане побега.

Этот план, решили они, состоял в том, чтобы выбраться из отцовской комнаты в какое-нибудь безопасное, заранее подготовленное тайное место в доме. Зачем ему было подыскивать такое место, когда мы все должны были быть заперты по своим комнатам, и снега тоже никак не ожидалось, я не знаю. Тот факт, что он не смог бы просто выбежать из дома, потому что внизу была Ирен и заперла все лестничные двери, тоже никак на это не влияет, потому что его изначальные планы никак не могли учитывать такого расклада. Естественно, он не мог ожидать, что Ирен не будет заперта в своей спальне. Но дедушка с дядей Финеасом, преданные идее о том, что веревка была «ложной уликой», настаивают, что раз он хотел, чтобы мы выбежали из дома в надежде его догнать, он должен был придумать место, где спрятаться.