Александр Свистула - Граф Соколовский и таинственный социалист

Граф Соколовский со смешанными чувствами глядел на стонущего подполковника. Жалость к отцу и презрение к убийце легли на разные чаши весов.

– Садовник услышал выстрел через открытое окно и прибежал сюда. Но его преданность оказалась достойна похвалы. Ваши слуги необычайно преданны вам. Садовник согласился дать показания, будто почти схватил убийцу на дорожке. А Порфирий с точностью указал это место, хотя и не мог этого видеть. Но что меня обманывают, стало понятно после вопроса об обуви преступника. Они говорили о совершенно разной обуви. Этого вы ведь не успели обсудить перед вызовом околоточного, верно? Кто будет спрашивать о подобных мелочах. Следователей интересует лицо и одежда. Когда всё было придумано, вы разбудили жену и признались. В это время Порфирий уже бежал к доктору потому что время неумолимо продолжало свой ход. А потом Порфирий прибежал к околоточному. Вы причинили невероятную боль жене, заставив врать всем. И сердце её не выдержало обмана. Позавчера она не приняла лекарства и скончалась. По вашей вине, – безжалостно произнёс граф Соколовский.

Подполковник перегнулся через ручку кресла и открыл ящик внизу книжного шкафа. Он извлёк оттуда револьвер. Граф был готов к этому. Двумя пальцами он нажал на серебряную ручку своей трости. Оказалось, что ручка была замаскированным пистолетом, спрятанным в полой трости. Граф упреждающе направил оружие на подполковника.

– Вы думаете, я хочу застрелить вас? – Владимир Павлович криво ухмыльнулся. – Нет. Вот этим револьвером я убил своего сына. Отсюда я и вытащил его тогда.

– Владимир Павлович, неужели вы не могли сдержать свой гнев? – граф смиренным взглядом долго смотрел в мокрые глаза подполковника. – Вы должны были поговорить с ним. Образумить. Неспособность договориться обернётся ещё большими потрясениями. Для всей Империи.

– Россия больна. И болезнь проникла очень глубоко, граф. И мой бедный мальчик погиб от этой дряни.

Подполковник Аносов указал на книжные полки, заставленные творениями противников монархии.

– Вы совершили великий грех. Мне жаль вас, но я не могу молчать. Правосудие требует назвать имя убийцы, – граф изо всех сил скрывал нарастающую дрожь в голосе. – Признайтесь сами. Поезжайте к Матюшкину и признайтесь. Иначе в семь часов я расскажу ему всё.

Граф Соколовский вложил пистолет обратно в трость, раздался щелчок. Сыщик почтительно поклонился и вышел прочь из библиотеки. Уходя, он последний раз посмотрел в жалостные глаза офицера, полные слёз. Порфирий безмолвно проводил его до дверей. «Он всё слышал», – подумал граф.

– Вы отменный слуга. Ваша верность достойна похвалы.

– Не стоит полиции знать. Он не виноват. Не говорите им, – умоляюще попросил хромой слуга.

– Не виноват? – Соколовский остановился и строго посмотрел на Порфирия. – Нет. Он виноват. И должен понести наказание, если хочет очиститься от греха.

Уже в передней, когда Александр Константинович собирался покинуть дом Аносовых, они услышали выстрел. Граф и Порфирий стремглав понеслись в библиотеку. На полу лежало тело Владимира Павловича с простреленной головой. Подполковник Аносов сам вынес себе приговор и застрелился.

Вернувшись домой, граф почти весь день провёл в своей комнате. На уговоры Марфы спуститься хотя бы на обед Александр Константинович разразился ругательствами и выгнал экономку из кабинета. В третьем часу Матюшкин прислал нарочного с извинениями. Он просил прощения за то, что не сможет прибыть вечером. После самоубийства подполковника Аносова начался переполох в Сыскной полиции. Сыщик из Третьего отделения, к радости начальства, почти выследил группу революционеров, которых обвинял в убийстве Аносова-младшего. А теперь все его предположения оказались чушью.

Перед ужином граф вышел на веранду. Здесь сидела в плетёном кресле старенькая Марфа. В руках она держала маленькую книжечку и медленно водила по строчкам толстым пальцем.

– Марфа, – тихо окликнул её Александр Константинович.

– Да. До семи ещё есть время, – старая няня поглядела на воспитанника через большое пенсне, усевшееся на её носу. – Кухарка уже всё приготовила.

– Хорошо. Пригласи к ужину Фёдора. Он в очередной раз отлично справился с заданием. И красного массандровского вина.

– Значит, дело закончено? Сегодня ты всё расскажешь Борису Михайловичу?

– Он сегодня не приедет. Слишком много дел. Я хотел послать ему письмо, но, думаю, он и сам всё скоро поймёт. Да, и Порфирию теперь нет смысла скрывать от полиции правду.

– Порфирий, – задумчиво склонила голову Марфа. – Это слуга их что ли?

– Зови Фёдора. За столом всё узнаешь.

Старая экономка торопливо поднялась и положила на маленький плетёный столик книжку и пенсне. Любопытство подгоняло её. Александр Константинович понял – ей не терпится первой рассказать знакомым сплетницам об убийце Ярослава Аносова. Держась за перила, она стала спускаться с веранды.

– Может, и немца пригласишь за стол?

Граф поразмыслил и отрицательно покачал головой.

– Марфа, постой. Откуда Матюшкин узнал про ожерелье княгини Варшавской? Я не припомню, чтобы рассказывал ему правду.

Услышав о светлейшей княгине, старая любительница сплетен и сомнительных новостей поспешила покинуть веранду. Она сделала вид, будто не расслышала вопроса хозяина. Усы графа Соколовского приподнялись в лёгкой усмешке. Не было никаких сомнений – она рассказала молодому следователю об общем секрете графа и светлейшей княгини.

– Ничего не скроешь от этих халдеев.

Лицо графа посвежело и перестало быть таким недовольным, как прежде. Соколовский вошёл дом и плотно закрыл за собой дверь.

Конец

Missstand (нем.) – беспорядок

Кирик и Улита – раннехристианские святые мученики. День памяти в православии совершается 15 июля по юлианскому календарю.