Александр Свистула - Граф Соколовский и таинственный социалист

Раздражённый собственными мыслями, граф смог уснуть лишь во втором часу ночи. Несколько раз он выходил на балкон, откуда открывался вид на внутренний двор. Но даже холодный ночной воздух не мог потушить пожар в его сердце. Графу Соколовскому было необходимо снова отправиться в усадьбу Аносовых. Он решил, что именно там отыщет недостающую деталь для установления личности убийцы. Да, завтра он отправится туда. И отыщет безжалостного убийцу молодого Аносова. Завтра он узнает имя того, кто доставил столько горя безутешным его родителям.

Граф Соколовский открыл двери своей кареты и огляделся по сторонам. Удивительная тишина окружала усадьбу Аносовых. Потомок знаменитого дворянского рода, слегка размахивая своей «тростью с секретиком», прошёлся по пустынной дорожке и постучался. В сердце графа стало закипать недовольство из-за слишком долгого ожидания. Наконец дверь отворил хромой слуга – Порфирий.

– Добрый день, милейший.

– Ваше сиятельство.

Слуга пропустил графа вовнутрь. Не стоило обладать талантом сыщика, чтобы распознать тень скорби на лице Порфирия. Из глубин дома долетали звуки, свидетельствующие о приготовлениях к пиршеству. Звенела посуда, скрипели стулья, слуги расстилали на стол скатерть. И всё это пропиталось запахами угощения, прилетевшими с кухни. Граф пристально взглянул в серые глаза Порфирия и всё понял. Это было не пиршество. Граф Соколовский попал на похороны.

– Скажите мне, что здесь случилось?

– Наша… хозяйка. Померла, – последнее слово слуга с трудом смог выдавить из себя.

– Госпожа Аносова скончалась? Как это произошло?

Сдерживая слёзы, Порфирий рассказал о вчерашнем горе семейства Аносовых. Глядя в окно, на притихшие в саду деревья, граф внимательно анализировал каждое слово хромого слуги. После убийства сына пожилая хозяйка совсем ослабла. Сердечные приступы и душевная боль измучили бедную женщину. Она не выпускала из рук фотокарточку, на которой в последний раз была запечатлена их счастливая семья. Вчера после обеда старушке вновь стало плохо, и она ушла в спальню. Через три часа прислуга обнаружила хозяйку мёртвой.

– Она откинулась в кресле, словно крепко уснула. На коленях лежала их фотокарточка, – закончил Порфирий.

– А графин с водой. Он был полон?

– Графин. Наверное, нет, – пробурчал слуга.

– Я не расслышал, – резко сказал граф.

– Нет. После обеда хозяйка принимала порошок от сердца. Она запивала его водой из графина. Он не мог быть полным.

– Но вы не можете сказать точно?

Граф повернулся к слуге и снова посмотрел в его глаза.

– Не могу. Следователь Матюшкин уже был здесь. Вчера вечером он уже допросил нас всех.

В голосе хромого слуги граф услышал нотки недовольства. Порфирий давал понять, что Соколовскому здесь нечего делать, и ему стоит покинуть усадьбу.

– А где ваш хозяин?

– Все на кладбище, Ваше сиятельство.

– Буду рад, если вы проводите меня до ворот.

По дороге из дома граф поинтересовался, нет ли у кого из жителей усадьбы тёмно-зелёного пиджака. На это он получил резкий отрицательный ответ.

– Вот здесь садовник попытался схватить убийцу?

– Нет, чуть раньше, – слуга взмахнул рукой, указывая на участок дорожки.

– А во что он был обут?

Порфирий остановился и старательно пытался вспомнить обувь злосчастного позднего гостя.

– Не помню, Ваше сиятельство.

– Подполковник описал его обувь, как светло-коричневые летние туфли, – заметил Соколовский.

– Кажется, так и было. Да! Точно, коричневые туфли. Я вспомнил. Когда мы схватились в библиотеке, я посмотрел на его ноги.

Граф Соколовский любезно улыбнулся и покинул усадьбу Аносовых. Александр Константинович приказал кучеру ехать до набережной Фонтанки. Граф долго бродил по набережной. Долгое время он простоял, облокотившись на перила Пантелеймоновского моста. Он с огорчением вспомнил, как члены Городской думы распорядились разобрать старый цепной мост. И теперь взамен чудеснейшего моста появилось нечто другое. Новый мост до сих пор не был закончен. Лишь недавно убрали временные деревянные перила. Граф с презрением оглядел новое творение, которое должны были начать декорировать в скором времени. Дурное чувство внутри усиливалось не от досадной утраты старого моста, а от той мысли, что в своём завершённом облике новый мост может оказаться довольно славным. Александру этого и не хотелось, его крайне угнетал тот факт, что более совершенное может заменить нечто, с чем его связывали сильные и противоречивые воспоминания.

Александр Константинович долго прогуливался по любимой набережной. Его манили прохладные воды Фонтанки. Вместе с прохладным ветром на него обрушилась буря воспоминаний о молодости, о любви, семье, поисках себя. Медленной походкой, постукивая своей оригинальной тросточкой, он дошёл до Аничкова моста и долго смотрел на Аничков дворец. В этом дворце, перестроенным фаворитом Екатерины Великой по своему вкусу, граф Соколовский удостоился аудиенции императора Александра Третьего. Граф прикрыл глаза. Налетевший с Невы прохладный ветер потревожил седые виски Александра Константиновича. Граф, чувствуя лёгкий озноб, направился к карете.

Дома Александра Константиновича заждалась заботливая экономка.

– Только вы уехали, как прибыл Борис Михайлович, – поведала Марфа, поднимаясь вслед за своим хозяином на второй этаж. – Померла подполковничья жена, Царство ей Небесное. Я даже не успела его расспросить толком. Узнав, что вы поехали к Аносовым, его благородие тут же поехал туда. Часа через два от него прибыл городничий. Не застав вас, он просил передать, что Борис Михайлович прибудет к семи часам.

Марфа хотела сказать что-то ещё, но граф отправил её на кухню. А сам переоделся в домашнюю одежду и отнёс «трость с секретиком» в комнату, где расположилась небольшая химическая лаборатория и целая коллекция разнообразного оружия. Он с бережной любовью поставил сегодняшнюю трость в металлическую стойку. Она присоединилась к своим пяти разнообразным сёстрам. Александр Константинович посмотрел на настенные часы с кукушкой. Они показывали четверть седьмого.

Граф показался на лестнице и приказал немцу-дворецкому подать ужин на две персоны. После Александр Константинович удалился в спальню. Тонкими пальцами он взял молитвенник и перекрестился, глядя на иконы, освещаемые лампадкой из зелёного стекла.

К семи, как и обещался, прибыл Борис Михайлович. Весь его вид символизировал образ замотавшегося человека, переживавшего далеко не лучшие времена. Его накрахмаленный воротничок измялся, а бабочка съехала вбок. Взъерошенные волосы вкупе с тёмными пятнами под глазами говорили о последних суетливых днях и бессонной ночи.