Марджери Аллингем - Черные перья. Работа для гробовщика [сборник]

– Капитан поднялся наверх, – сказала она настолько тихо, что Кэмпион и Льюк с трудом расслышали ее слова.

– Не имеет значения. – Лоренс закрыл дверь и спиной оперся на нее.

Поза получилась похожей на распятие и выглядела, разумеется, неестественной, хотя он принял ее бессознательно. Рот с обычно бледными и прямыми губами сейчас окрасился в ярко-красный цвет. Глаза, не прикрытые толстыми стеклами очков, были стыдливо обнаженными и ничего не видящими, создавалось впечатление, что он готов в любой момент заплакать. Неприятный гудящий голос раздался снова, причем все еще звучал гораздо громче, чем было необходимо.

– Жалкая девчонка! – произнес Лоренс отчетливо.

Перед ними разыгрывалось подобие дешевой и абсурдной мелодрамы, но она вызывала тревогу из-за искренности Лоренса. Его боль живым существом проникла в комнату вместе с ним.

– Ты выглядишь в точности как моя сестра, когда я впервые встретился с ней. – Он произвольно расставлял ударения, акцентировал отдельные слоги, сам того не сознавая, а сбивчивый ритм и резкий голос усиливали эффект его упреков, превращая их в гневные фразы. – Она была такой же бледной и чистой, как ты сейчас. Чище белого листа бумаги. Но при этом оставалась насквозь лживой. Тайком ускользала из дома и занималась любовью на улицах, уподобляясь грязной девке.

Лоренс не актерствовал, не изображал Адониса, но от этого смотрелся скорее устрашающе, чем нелепо и смехотворно. Кэмпион вздохнул. Чарли Льюк поежился.

Клити неподвижно стояла перед своим обвинителем. Ее глаза были полны ума и внимания, как у рано повзрослевшего ребенка. Она представала скорее утомленной, нежели испуганной и обеспокоенной.

– Она вышла замуж за моего отца, – внезапно произнесла Клити. – Тебе не кажется, что это вы превратили ее в обманщицу, как поступаете сейчас со мной? Мне не нравится заниматься любовью в парке.

– Или прямо в коридоре общественной больницы? – Его презрение достигло пика. – Ты это делаешь, потому что не в силах перебороть своих желаний. Я прав? Тебя одолевает любовный зуд? Горячие руки щупают тебя во мраке, а поблизости раздаются шаги прохожих. Меня тошнит от тебя, ты внушаешь мне отвращение! Ты мне ненавистна! Слышишь!

Клити стала еще бледнее, если это было возможно, и стояла, опустив голову и уперев взгляд в пол. Она больше не могла выносить непонимания взрослыми своих проблем.

– Ну? Что скажешь?

Она осмелилась поднять глаза, и лукавая улыбка непослушной девчонки вдруг на мгновение скривила ее губы:

– Все обстоит иначе. И, как мне кажется, вы сами ничего не знаете об этом. Вам известно лишь то, о чем вы прочли в своих книжках.

Он поморщился, как от пощечины, а мистер Кэмпион, который различил нечто знакомое в эмоциях Лоренса, почувствовал, как его собственные глаза под линзами очков вдруг перестали воспринимать окружающую обстановку.

Лоренс распалился еще больше, что выглядело естественным. Он метнулся через всю комнату к камину.

– Да, но читал я очень много! Даже больше, чем хотел бы. – Лоренс схватил с каминной полки конверт и швырнул его Клити. – Ты же не станешь отрицать, что написала вот это?

Она взяла конверт и удивленно посмотрела на адрес.

– Я этого не писала! Это не мой почерк. Надеюсь, вы заметили.

– Не твой? Тогда ты его подделала. – Лоренс склонился к ней в нарастающей агонии. – Разве не так? Разве не ты рассылаешь все эти неподписанные послания, ославившие семью на всю округу? Разве не ты поливаешь нас вонючей грязью? Не ты?

– Нет, не я. – Когда до нее дошел наконец смысл его обвинений, кровь ударила ей в лицо. Вот теперь она действительно испугалась Лоренса, и ее темные глаза открылись еще шире. – Грязно то, в чем ты обвиняешь меня. Твои слова – сплошная грязь!

– Я поливаю тебя грязью? Бог ты мой, девочка! Ты, видимо, сама не осознавала, что пишешь? Из каких же невероятных глубин подсознания ты достаешь эту мерзкую слизь? Перечитай, а потом, ради всего святого, признай свою вину.

Клити стояла в нерешительности, держа в руке конверт. Она хмуро смотрела на Лоренса, и подозрение в том, что он сошел с ума, читалось на ее лице отчетливее, чем если бы она выразила его вслух. Клити достала сложенный листок сероватой бумаги, но не развернула его.

– Честное слово! Готова поклясться чем угодно: я никогда не видела этого прежде, – начала она бодро, но уже понимая, что убедить его ни в чем не удастся. – Я говорю чистую правду, дядя Лоренс. Я не видела такого письма прежде и вообще не принадлежу к числу людей, способных писать анонимки. Вы же специально изучали литературу о подростках. Неужели не понимаете, что подобное поведение не в моем характере?

– Прочитай письмо, Клити. – У него уже срывался от злобы голос. – Это твоих рук дело, и тебе пора осознать, насколько ужасно ты поступила. Сейчас тебе представляется единственный шанс.

Она развернула листок, взглянула на него, а потом протянула на вытянутой руке.

– Мне не хочется читать его. – В ее откровенном, полном достоинства и презрительном жесте просматривалось сходство с мисс Эвадной. – Вы должны понимать, что совершаете чудовищную ошибку. И не имеете права обращаться со мной так. Заберите у меня этот омерзительный листок немедленно, или я брошу его в камин.

– Прочитай его. Прочитай его вслух.

– Не стану.

Чарли Льюк выбрался из укрытия и забрал письмо сам. Он не мог скрыть глубочайшего шока.

– Все, достаточно вздора! – Он словно зарядил свою тираду электричеством в тысячу вольт и оттого успешно сыграл роль Небесного Ангела, персонажа, столь любимого авторами современных пьес на моральные темы.

В своей типичной рассеянной манере Лоренс Палиноуд даже не заметил, что полицейский вошел не через главную дверь комнаты.

– Я не слышал, чтобы вы сначала постучались, – сказал он, и именно эта невпопад произнесенная ремарка только и была способна в тот момент сбить Льюка с толку.

Он секунд пятнадцать стоял, неотрывно глядя на Лоренса, прежде чем переключить внимание на Клити. Она была поражена сильнее, чем ее дядя, но постаралась скрыть, что столь внезапный гамбит, разыгранный Льюком, застал и ее врасплох.

– У вас же есть приличная одежда, – сказал полицейский, – та, что вы надеваете тайно.

Она с пристыженным видом кивнула.

– Так пойдите и переоденьтесь. Вам не кажется, что пора уже вырасти из этих невзрачных тряпок? – Один взмах его руки перечеркнул всю власть в семье, узурпированную Лоренсом Палиноудом, как и лишил смысла его литературные изыскания на тему душевных состояний, сопровождающих половое созревание подростков. – На моем участке есть семнадцатилетние девушки, из которых получились превосходные жены и матери. Причем они стали ими еще полгода назад.