Найо Марш - Однажды в Риме. Обманчивый блеск мишуры [сборник: 26, 27]

Аллейн посмотрел на него и произнес:

— Вы не могли всегда быть настолько плохим. Или вы просто от природы тупое, неисправимое чудовище? Насколько велико было участие Мейлера с его Г. и К. заготовленной заранее ампулой дистиллированной воды в производстве данного продукта?

Губы Кеннета все еще кривила улыбка, хотя он уже начал всхлипывать.

— Замолчите, — спокойно сказал Аллейн. — Не делайте этого. Возьмите себя в руки, если можете.

— Я испорченный ребенок. Я это знаю. У меня никогда не было шанса. Меня испортили.

— Сколько вам лет?

— Двадцать три года. Кто-нибудь вроде вас мог бы мне помочь. Правда.

— У вас есть какие-нибудь предположения, почему Мейлер не пошел с вами в митреум? Он ждал встречи с той женщиной?

— Нет. Нет, уверен, не ждал, — возбужденно заговорил Кеннет, не сводя с Аллейна глаз. — Я говорю правду, — добавил он, ужасно имитируя мальчишку, которого бранят. — Я пытаюсь быть хорошим. И я скажу вам кое-что еще. Чтобы доказать.

— Продолжайте.

— Он сказал мне, почему не пойдет со мной.

— Почему же?

— У него была встреча. С кем-то еще.

— С кем?

— Он не сказал. Я сообщил бы сказал вам, если бы знал. Он не сказал. Но у него была назначена встреча. Там, внизу. Он сказал мне.

Зазвонил телефон.

Когда Аллейн снял трубку, его охватило знакомое ощущение: полная тишина, нарушаемая отдаленным и глухим стуком закрывшейся двери, намеком на пространство и пустоту. Он совсем не удивился, когда густой голос спросил:

— Это не мистер Аллейн?

— Это он, отец.

— Сегодня утром вы упомянули, где вас можно будет найти. Вы сейчас один?

— Нет.

— Нет. Что ж, мы больше ничего в таком случае не скажем. Я позвонил вам, мистер Аллейн, прежде чем кому-то еще, в связи с одним возникшим делом. Может, это пустяк, а может, совсем наоборот.

— Да?

— Если я не очень вас затрудняю, я был бы очень обязан, если бы вы любезно заглянули в базилику.

— Разумеется. Это?..

— Ну, может, и так, а может, и нет. И, признаться, мне бы не хотелось вызывать к себе толпу полиции, если потом окажется, что это крыса.

— Крыса, отец Дэнис?

— Или крысы. Скорее последнее. Учитывая силу.

— Силу, вы сказали?

— Сказал. Силу запаха.

— Я буду у вас, — сказал Аллейн, — через пятнадцать минут.

Чемоданчик с профессиональным снаряжением для обследования места убийства стоял в гардеробе. Он взял его с собой.

После захода солнца церковь Сан-Томмазо в Палларии выглядела по-другому. Ее фасад как будто потемнел, а окна лишь слегка светились изнутри. Тень совсем поглотила вход, где Виолетта проклинала Себастьяна Мейлера, двери были закрыты.

Аллейн недоумевал, как он попадет внутрь, когда из тени вышел отец Дэнис.

— Добрый вечер, и да благословит вас Господь, — произнес он.

Открыл маленькую дверь-калитку в монументальных дверях и вошел первым.

В темноте запах ладана и горячих свечей казался более ощутимым. Маленькие огненные язычки пламени неподвижно застыли перед святыми. Над главным алтарем светилась лампада рубинового цвета. Это было целиком заполненное изнутри пространство. Позитивное пространство.

Из ризницы вышел брат Доминик, и они проследовали в притвор с его задернутыми тканью киосками. Там горел свет и было душновато.

— Очень похоже, что я зря вас сюда вызвал, а вы, может, еще и не ели, — сказал отец Дэнис. — Могу сказать, что это было сделано с ведома моего настоятеля.

— Я полностью к вашим услугам, отец.

— Спасибо, сын мой. Подобные неприятности бывали у нас и прежде, понимаете, из-за раскопок и всего такого. Неприятности с крысами. Хотя брат Доминик здорово на них ополчился, и мы верили, что вывели их. И какими дураками показались бы мы, если б побеспокоили синьора Бергарми и его людей, которые заняты своей работой.

— Взглянем на то место, где, как вам кажется, что-то неладно.

— Взглянем? Скорее, понюхаем. Но идемте, идемте.

Аллейну, в третий раз предпринимавшему это путешествие вниз, показалось, что из-за тишины оно самое странное изо всех, что ему когда-либо доводилось предпринимать. Монах, послушник и он сам спускаются, образно выражаясь, вдоль вертикального сечения прошлого.

Когда они добрались до крытых галерей второго уровня, брат Доминик, который до сих пор не произнес ни слова, включил флуоресцентные лампы, и вновь Аполлон и Меркурий явили свою застывшую живость.

Вниз по винтовой железной лестнице спускались владельцы двух пар сандалий и пара кожаных туфель, сопровождаемые нарастающим шумом текущей воды. Нижний уровень и поворот направо. Здесь Кеннет Дорн расстался с Себастьяном Мейлером. Слева от них лежала маленькая прихожая перед митреумом. Впереди — свет загорелся — виднелись саркофаг и огражденный колодец.

Они подошли к ним.

Крышку на место не положили. Она стояла на боку, прислоненная к пустому каменному гробу, куда в спешке прятали Виолетту.

Отец Дэнис тронул Аллейна за руку.

— Здесь, — сказал он, и они остановились.

— Да, — согласился Аллейн.

Запах заявлял о себе: сладковатый, невыносимый, безошибочно узнаваемый.

Аллейн один прошел вперед, наклонился над верхней рейкой ограждения, где нашел кусочек ткани, и посмотрел в колодец, светя фонариком, который дали ему монахи.

Он выхватил стены, сужающиеся под резким углом перспективы, и неопределенную тьму на дне.

— Недавно, — сказал Аллейн, — когда я смотрел вниз, там что-то сверкнуло. Я решил, что это случайный отблеск света на движущемся потоке.

— Могло быть и так.

— А что там… внизу?

— Остатки каменной решетки. Такой же старой, — сказал отец Дэнис, — как само это место. То есть семнадцать столетий. Мы опустили фонарь и ничего важного не увидели, но там и слишком глубоко для этого.

— Решетка расположена над поверхностью потока?

— Да. В нескольких дюймах над нижним по течению краем колодца. И там только остатки. Можно сказать, фрагмент.

— Могло что-то приплыть с потоком и застрять там?

— В истории этого места такие случаи неизвестны. Вода чистая. Время от времени мы опускаем туда маленькую жестянку и берем образец воды для исследования. Никогда не было и намека на ее загрязнение.

— Туда можно спуститься?

— Ну, как…

— По-моему, я вижу опоры для ног и… да…

Заговорил брат Доминик.

— Можно, — сказал он.

— Там есть железные крюки?

— Есть.

— Они наверняка проржавели насквозь, — предостерег отец Дэнис, — и при малейшем прикосновении выпадают, как старые зубы.

— У вас есть веревка, отец?

— Конечно, мы держим их тут для раскопок. Вы же не хотите…

— Я спущусь вниз, если вы мне поможете.

— Доминик, принеси-ка веревку.