Агата Кристи - Пассажирка из Франкфурта. Немезида. Слоны помнят все

Миссис Оливер сказала, что вполне, и, горячо поблагодарив миссис «икс», записала адрес.

— Это такое мученье — разыскивать адреса, не правда ли? — посетовала любезная дама. — Обычно люди пишут обратный адрес на открытках или на конвертах. Но я их вечно теряю.

Миссис Оливер ответила, что и сама вечно все теряет. В Айлингтоне ей ответил резкий, явно не английский голос.

— Вы хотите — да — что вы сказали? Да, кто здесь жить?

— Мисс Селия Равенскрофт!

— О, да — вы совсем правы. Да, она тут живет. В комнате на второй этаж. Но сейчас ее дома нет, она не пришла еще.

— А она будет ближе к вечеру?

— О, она теперь уже скоро придет. Я думаю, она придет одеваться в гости и потом уйдет.

Пробормотав «большое спасибо», миссис Оливер повесила трубку.

— Ох уж эти мне девчонки! — сказала она с легкой досадой. — Никак не сидится им на месте.

Она попыталась вспомнить, сколько лет она не виделась со своей крестницей. Люди постепенно отдаляются друг от друга. Ничего не поделаешь. Значит, Селия в Лондоне. Ну конечно, если ее предполагаемый жених тут или, по крайней мере, его мамаша, то где ж ей быть, как не в Лондоне. «О Господи, — подумала миссис Оливер, — у меня от всех этих телефонов-адресов голова идет кругом…»

— Да, мисс Ливингстон? — Она повернула голову.

Та стояла в дверях, вся в пыли и паутине, и держала в руках стопку пропыленных книг.

— Не знаю, пригодятся ли вам еще эти книги, миссис Оливер. Кажется, они там лежат с незапамятных времен, — сказала она с укором.

— Могут и пригодиться, — сказала миссис Оливер.

— Я не очень поняла… вам нужно что-то конкретное?

— Пожалуй, нет, — ответила миссис Оливер, — а эти положите на софу, я полистаю их вечером.

Мисс Ливингстон, окинув стопку еще более неодобрительным взглядом, сказала:

— Сейчас положу, миссис Оливер. Только я с них сначала стряхну пыль.

— Это будет очень мило с вашей стороны, — сказала миссис Оливер и едва не добавила: «И, ради всего святого, не забудьте и с себя стряхнуть! И паутину с левого уха!»

Она глянула на часы и снова набрала номер в Айлингтоне. На этот раз ей ответила несомненно англичанка, речь которой была привычно-отчетливой, да и голос был мягким, ласкающим слух.

— Мисс Равенскрофт? Селия Равенскрофт?

— Да, это Селия Равенскрофт.

— Боюсь, что вы меня не сразу вспомните. Это миссис Оливер. Ариадна Оливер. Мы с вами бог весть сколько не виделись, но я ваша крестная.

— Да, конечно, я помню. Действительно мы с вами очень давно не виделись. — Голос сразу стал более строгим и сухим.

— Мне очень бы хотелось встретиться. Может, навестите меня — или… в общем, как вам удобнее. Не хотите ли как-нибудь зайти попить чайку или…

— Пожалуй, не получится — у нас на работе с этим строго. Но, если хотите, я могу выбраться сегодня вечером. В половине восьмого или в восемь. Потом у меня назначена встреча, но я…

— Буду очень, очень рада, — поспешно сказала миссис Оливер.

— Хорошо, я зайду.

— Пишите. — И миссис Оливер продиктовала ей свой адрес.

— Записала. Кстати, я хорошо знаю, где вы живете.

Миссис Оливер сделала пометку в блокноте и не без досады воззрилась на мисс Ливингстон, которая на этот раз притащила увесистый альбом и едва не падала под его тяжестью.

— Этот, что ли?

— Да нет же, — сказала миссис Оливер, — В этом кулинарные рецепты.

— И правда, — сказала мисс Ливингстон. — Ах, как же это я…

— Ладно, я, пожалуй, загляну и в него, раз уж вы принесли, — Миссис Оливер милостиво забрала у нее альбом, — Знаете, я вспомнила — тот, что мне нужен, наверное, в бельевом шкафу. Возле ванной. Посмотрите на верхней полке, под махровыми полотенцами. Я иногда кое-что туда кладу. Впрочем постойте — я сама посмотрю.

Десять минут спустя миссис Оливер уже листала явно видавший виды альбом. Мисс Ливингстон с видом мученицы, готовой испустить дух, топталась у двери. Миссис Оливер, не в силах наблюдать подобные страдания, сказала:

— А теперь вам осталось заглянуть только в столовую, там стоит старенький письменный столик. Ну, знаете, с щербинкой. Посмотрите, нет ли там моих записных книжек. Совсем старых. Мне пригодятся все, лет за десять. А потом можете быть свободны. На сегодня мне больше ничего не нужно.

Мисс Ливингстон удалилась.

— Хотела бы я знать… — сказала сама себе миссис Оливер, с глубоким вздохом усаживаясь в кресло и снова раскрывая альбом. — Хотела бы я знать — кто из нас обрадовался больше? Я — когда за ней закрылась дверь, или она? После визита Селии мне предстоит основательно потрудиться.

Она взяла новый блокнот из стопки, которая всегда лежала на маленьком столике возле ее бюро, и записала туда несколько дат, адресов и фамилий — возможно, понадобится! А потом позвонила Эркюлю Пуаро.

— Мосье Пуаро?

— Да, мадам, я, собственной персоной.

— Что-нибудь успели сделать?

— Простите — что именно?

— Да хоть что-нибудь, — сказала миссис Оливер. — Помните, о чем я вас просила вчера?

— О, разумеется. Машина закрутилась. Я кое-что организовал.

— Но вы еще ничего не сделали, — сказала миссис Оливер, которая весьма скептически относилась к тому, что мужчины считают делом.

— А вы, мадам?

— Трудилась не покладая рук.

— Да? И как же вы трудились, мадам?

— Собирала стадо слонов, — сказала миссис Оливер, — вы меня понимаете.

— Думаю, да.

— Оказывается, рыться в прошлом довольно утомительно, — сказала миссис Оливер. — Когда начинаешь листать записную книжку, на тебя столько наваливается воспоминаний! Господи, а какую же чушь они иногда пишут в твоем альбоме! Просто даже не верится, что в шестнадцать-семнадцать — да и в тридцать! — я заставляла знакомых писать поздравления в мой альбом! Для таких случаев у всех про запас имеется цитата из какого-нибудь стихотворения! Но встречаются и своего рода жемчужины кретинизма.

— А как поиски слонов, увенчались успехом?

— Пока нет, — сказала миссис Оливер. — Но все же, думаю, я на верном пути. По крайней мере, я дозвонилась до своей крестницы…

— Она была рада?

— Похоже, не слишком. Голос у нее довольно резкий и, помнится, при последней нашей встрече — а это было лет шесть назад — я подумала, что она может нагнать страху на кого угодно.

— Как это — нагнать страху?

— Ну, я хочу сказать — скорее она запугала бы меня, чем я ее.

— Возможно, это и к лучшему.

— Вот как!

— Понимаете, когда человек не очень-то к вам расположен, ему, как правило, доставляет особенное удовольствие продемонстрировать свою неприязнь, зато он выдаст вам гораздо больше сведений, чем тот, кто хочет вам угодить.

— То есть подольститься ко мне? Пожалуй, вы правы. Иногда люди стараются говорить только то, что вам может понравиться. Ну а если вы им чем-то не понравились, они не станут церемониться, скажут вам что-нибудь такое, что вас побольше заденет. Неужели и Селия так ко мне относится? Она всегда была своенравной девочкой. Помню, когда ей было пять лет, у нее была гувернантка, и она швырялась в нее своими ботиками.