Агата Кристи - Фокус с зеркалами. Зернышки в кармане. В неизвестном направлении. Хикори, Дикори, Док...

Теперь она знала наверняка, что боится их. Раньше ей никогда не приходилось бывать в обществе гениев, а гений при ближайшем рассмотрении — слишком большая нагрузка для ума и сердца обычного человека. Как ни отличались друг от друга эти пятеро, все они обладали одержимостью, которая производила гнетущее впечатление. Хилари не могла решить для себя, было ли это связано со специфическим складом ума, особенностями мировоззрения или темперамента, но каждый из них был, в своем роде, яростным идеалистом. Для доктора Баррона жизнь заключалась в одном страстном желании — снова оказаться в своей лаборатории и иметь возможность вычислять и экспериментировать, словом, работать не стесняясь в средствах. Ради чего? Вряд ли он когда-нибудь задавался этим вопросом. Однажды он заговорил с Хилари о том, что мог бы с помощью содержимого небольшой склянки уничтожить население целого континента.

— И вы бы пошли на такое? — спросила она. — Вы бы это в самом деле сделали?

— Ну конечно, — удивленно воззрился на нее Баррон. — Если бы возникла необходимость… Было бы очень интересно наблюдать за процессом, за развитием эпидемии. Видите ли, мы еще многого не знаем, — добавил он со вздохом, — нам еще многое предстоит открыть.

На мгновение Хилари поняла его чувства, его одержимость и непоколебимое стремление к знаниям, перед которым меркли такие мелочи, как жизнь и смерть миллионов людей. В этой точке зрения было даже своеобразное достоинство. По крайней мере, Хельга Неедгейм вызывала у Хилари куда большее отвращение своей невозмутимой надменностью. Питерс Хилари нравился, но временами отпугивал фанатическим блеском в глазах. Однажды она сказала ему:

— Дело не в новом мире, который вы якобы хотите создать. Вам просто было бы приятно разрушить старый.

— Вы неправы, Олив. Как можно так говорить!

— Нет, права. В вас чувствуется ненависть. Ненависть и страсть к разрушению.

Самым загадочным из всех казался Эриксен. Хилари считала его мечтателем, не столь практичным, как француз, не столь преданным идее разрушения, как американец. Его отмечал своеобразный нордический [174] Присущий северным европейским народам, скандинавам. идеализм.

— Мы должны завоевать, покорить мир, — говорил он. — Тогда мы сможем им управлять.

— Мы? — переспросила Хилари.

Эриксен кивнул. Выражение его глаз было обманчиво мягким.

— Да, — пояснил он. — Те немногие, кто чего-то стоит. Лучшие умы.

«Куда мы идем? — подумала Хилари, — Куда нас это заведет? Все эти люди сумасшедшие, но при этом каждый по-своему. Все они стремятся к разным целям, к разным миражам. Да, именно к миражам». Тут ее мысли обратились к миссис Келвин Бейкер. Вот уж в ком не было ни фанатизма, ни ненависти, ни мечтаний, ни надменности, ни чаяний, ничего такого, за что можно зацепиться. Женщина без сердца и совести, она была лишь эффективным инструментом в руках неизвестной грозной силы.

Подошел к концу третий день. Они прибыли в маленький городок и остановились в туземном караван-сарае [175] Караван-сарай — корчма, гостиница для путешественников на Востоке. . Здесь, как выяснилось, они должны были снова переодеться в европейское платье. Ночь Хилари провела в смахивавшей на камеру, крошечной, пустой комнатушке с побеленными стенами. На заре ее подняла миссис Бейкер.

— Собирайтесь скорее, — сказала она. — Самолет ждет.

— Самолет?

— Ну да, милочка. Дальше, слава Богу, мы опять двинемся по-людски.

До аэродрома (похоже, заброшенного военного) они добирались около часа. Летчик оказался французом. Летели они несколько часов, через горы. Глядя вниз, Хилари размышляла, каким одинаковым выглядит мир с самолета. Горы, долины, дороги, дома. Неискушенному взгляду все местности кажутся одинаковыми, разве что некоторые заселены гуще. А вообще половину всего времени, пока они летели, сверху были видны только облака.

Вскоре после полудня самолет пошел на снижение. Они по-прежнему находились в горах, но на посадку заходили над пологой долиной, где была четко обозначена посадочная полоса, а рядом с ней виднелся белый домик. Посадка прошла более чем успешно.

Миссис Бейкер повела их к дому, рядом с которым стояли два мощных автомобиля. Аэродром явно был частный, поскольку ни регистрации, ни оформления багажа предусмотрено не было.

— Приехали, — жизнерадостно объявила миссис Бейкер. — Сейчас мы все умоемся и приведем себя в порядок, машины уже ждут.

— Приехали? — удивилась Хилари. — Но мы же… мы же не летели над морем.

— А вы собирались за море? — Миссис Бейкер это, казалось, позабавило.

— В общем-то, да, — смешалась Хилари. — Я думала…

— Многие так думают, — кивнула миссис Бейкер. — Много всякой ерунды болтают о «железном занавесе», на самом деле «железный занавес» может быть где угодно. Вот это почему-то никому в голову не приходит.

В доме их встретили две служанки-арабки. Умывшись, путешественники сели пить кофе с сандвичами и печеньем.

Наконец миссис Бейкер взглянула на часы.

— Ну, пока, ребятки, — заявила она. — Здесь мы расстаемся.

— Вы возвращаетесь в Марокко? — удивленно спросила Хилари.

— Вряд ли это возможно, — улыбнулась миссис Келвин Бейкер. — Я ведь погибла в авиакатастрофе! Нет, я буду работать на другом маршруте.

— Но ведь вас все равно могут узнать, — не отставала Хилари. — Ну, кто-нибудь из тех, кто встречал вас в Касабланке и Фесе.

— Они просто обознаются. У меня теперь паспорт на другую фамилию. Правда, моя сестра, миссис Келвин Бейкер, действительно трагически погибла. Мы с ней были гак похожи… А что касается тех, кто мог видеть меня в гостиницах, для них все американские туристки на одно лицо.

Хилари не могла не признать справедливости этого замечания. В миссис Бейкер бросались в глаза внешние, второстепенные черты: опрятность, элегантность, тщательно уложенные подсиненные волосы, ровный щебечущий голосок. Внутренний облик, если он вообще существовал, был тщательно замаскирован. Миру и своим спутникам миссис Келвин Бейкер являла только фасад, а что скрывалось за ним, отгадать было нелегко. Казалось, она намеренно истребила в себе все индивидуальные черточки, отличающие одного человека от другого.

Они с миссис Бейкер стояли немного в стороне от остальных, и Хилари не удержалась:

— Странно, но я не имею ни малейшего понятия о том, что вы на самом деле собой представляете.

— А зачем вам это?

— И вправду незачем, и все же я должна была бы лучше познакомиться с вами, мы ведь несколько дней прожили бок о бок. Однако я не знаю ничего существенного: что вы чувствуете и что думаете, что любите и чего не любите, что для вас важно и что нет.

— У вас, милочка, очень пытливый ум, — улыбнулась миссис Бейкер. — Я бы вам посоветовала не давать ему воли.