Агата Кристи - Труп в библиотеке. Отравленное перо. Пять поросят. Час зеро

— Да, пожалуйста.

— Вы прожили восемь лет под одной крышей с убийцей — этого более чем достаточно, чтобы расшатать нервы любого человека. Но теперь вы должны осознать: все позади. Вам нечего больше бояться — постарайтесь ощутить себя другим человеком, свободным от страха, жизнерадостным. Постарайтесь стать счастливой.

Одри улыбнулась. Застывшая маска страха исчезла с ее лица; перед Баттлом было милое, немножко застенчивое, но доверчивое женское лицо с широко расставленными глазами, в которых светилась искренняя благодарность.

— Простите, — нерешительно начала она, — мне сказали, что вы рассказывали о какой-то девочке, которая вела себя так же, как я…

Баттл медленно склонил голову.

— Это моя дочь. Как видите, бывают на свете чудеса. И я думаю, испытания посылаются нам для того, чтобы мы не забывали об этом!

Макхуэртер собирал чемодан.

Он аккуратно уложил сорочки, потом темно-синий костюм, который ему все-таки удалось забрать из химчистки. М-да. Два костюма от двух разных макхуэртеров… для приемщицы это оказалось слишком.

В дверь постучали, и он сказал:

— Войдите.

На пороге появилась Одри Стрэндж.

— Я пришла поблагодарить вас. Вы уезжаете?

— Да. Отсюда — сегодня вечером. А послезавтра и из Англии.

— В Южную Америку?

— В Чили.

— Давайте я вам помогу уложить вещи.

Он было воспротивился, но она настояла на своем. Макхуэртер смотрел, как ловко она управляется с его непослушными вещами.

— Ну вот, все готово, — сказала она.

— Здорово у вас получается.

В комнате повисло неловкое молчание. Одри сказала:

— Вы спасли мне жизнь. Если бы вы тогда случайно не заметили, как…

Она замолчала, а потом вдруг спросила:

— Скажите, тогда на скале, когда вы сказали: «Ступайте домой. Я позабочусь о том, чтобы с вами все было в порядке». Вы уже тогда знали, как это у вас получится?

— Не совсем, — ответил Макхуэртер. — Мне еще надо было кое-что обдумать.

— А почему же вы тогда сказали… ну, то, что сказали?

Макхуэртер очень не любил объяснять вещи, для него самого совершенно очевидные.

— Я знал только одно: что сделаю все, чтобы вас спасти, — коротко ответил он.

На щеках Одри выступил румянец.

— А если бы это я убила?

— Это не имело никакого значения.

— Так вы думали, что это сделала я?

— Нет, не думал. Что-то подсказывало мне, что вы невиновны, но в тот момент это не имело никакого значения.

— И тогда вы вспомнили, что видели человека, который лез в дом по канату?

Макхуэртер почему-то молчал. Потом смущенно кашлянул.

— Что ж, вам, наверное, лучше знать об этом. На самом деле не видел я никакого человека, да и не мог видеть. Я был на Лысой Голове в воскресенье, а не в понедельник. Просто, сопоставив все факты и имея на руках тот костюм, я прикинул, как все это могло произойти. А потом, увидел у вас в чулане мокрый канат и понял, что мои предположения верны.

Румянец исчез с лица Одри, оно стало бледным.

— Так вы солгали? — с недоверием спросила она.

— Мои рассуждения вряд ли убедили бы полицейских. Поэтому мне пришлось сказать, что я видел, как это произошло.

— Но ведь на суде вам пришлось бы давать показания под присягой.

— Ну и что.

— И вы бы поклялись?

— Да.

— Вы? Который потерял работу и был готов свести счеты с жизнью, только чтобы не лгать?

— Я ненавижу ложь. Но как оказалось, есть на свете кое-что и поважнее правды…

— Например?

— Вы.

Одри опустила глаза.

— Вы… вы не должны чувствовать себя обязанной, — смущенно закашлявшись, проговорил Макхуэртер. — Я уеду, и больше вы обо мне никогда не услышите. Ваш бывший муж во всем сознался, так что в моих показаниях нет нужды. И вообще, говорят, он очень плох и вряд ли дотянет до суда.

— Хорошо бы, если так.

— Вы очень его любили?

— Не его, а того, кем он мне казался.

Макхуэртер кивнул.

— Наверное, такое со многими случается. Во всяком случае, все закончилось хорошо. Инспектор Баттл заставил его сознаться…

— Да, благодаря вам, — перебила его Одри. — Только не думайте, что вам удалось провести его. Просто у него были те же сомнения, что и у вас…

— Откуда вы знаете?

— Когда он рассказывал мне о том, как все было, то заметил, что мне очень повезло: была лунная ночь, и вы все видели. А потом через пару фраз он как бы невзначай обронил: в ту ночь шел дождь.

Макхуэртер даже отпрянул от неожиданности.

— А ведь и в самом деле, в понедельник шел дождь, и я просто не смог бы ничего увидеть.

— Но теперь это не имеет значения, — сказала Одри. — Он знал, что ваш рассказ о якобы увиденном вами человеке целиком соответствует действительности. Потому он и заставил Невила сознаться. Он начал подозревать его с той самой минуты, когда Томас рассказал ему о нас с Адрианом. Он понял: если его догадки о мотиве преступления верны, то я совершенно ни при чем. И единственное, чего ему недоставало, — улик против Невила. По его собственным словам, он молил Бога о чуде, и его мольбы были услышаны: Господь послал вас.

— Странно звучит в устах полицейского, — сухо заметил Макхуэртер.

— Но вы ведь и есть чудо. По крайней мере для меня.

— Нет-нет, вы не должны чувствовать себя обязанной мне, — с жаром заговорил Макхуэртер. — Я исчезну из вашей жизни…

— А зачем?

Он смотрел на нее, окончательно ошарашенный. Краска смущения медленно заливала лицо Одри.

— Возьмите меня с собой, — еле слышно пролепетала она.

— Да вы сами не знаете, что такое говорите!..

— Знаю. И мне нелегко это говорить — но сейчас для меня это самое главное. Знаю, времени у нас совсем немного. Да, и еще… я немного несовременна… и… если мы будем вместе, я хотела бы… ну, чтобы все было официально…

— Само собой разумеется, — пробормотал Макхуэртер. — О Господи, неужели вы думаете, что я посмел бы…

— Нет, не думаю, — сказала Одри.

— Но я ведь совсем не подхожу вам. Я думал, вы выйдете ‘ за того солидного мужчину, который так любил вас всю жизнь…

— Вы имеете в виду Томаса? Верный Томас. Даже чересчур верный… Он ужасно предан образу той девушки, в которую был влюблен много лет назад… Кого он действительно любит, так это Мэри, Мэри Олдин, хотя и сам пока об этом не знает.

Макхуэртер шагнул ей навстречу и строго спросил:

— Вы все это искренне говорите?

— Да. Я хотела бы всегда быть с вами, и чтобы никаких разлук… А если ты уедешь, я останусь одна до конца своих дней — такого, как ты, я больше никогда не встречу…

Макхуэртер вздохнул. Он вытащил бумажник и, внимательно изучив его содержимое, озабоченно пробормотал:

— Чтобы зарегистрировать наши отношения за такой срок, придется заплатить изрядную сумму. Завтра с утра первым делом схожу в банк.