Агата Кристи - Раз, два, пряжка держится едва… Печальный кипарис. Зло под солнцем. Икс или игрек?

— Да-да-да, — поспешно произнес Пуаро, чувствуя, что больше у него нет сил слушать про мамашу Флетчер, во всяком случае, этим утром.

Пуаро направился в Скотленд-Ярд. Когда его провели в кабинет старшего инспектора Джеппа, он сказал:

— Мне надо поговорить с Картером.

Джепп украдкой бросил на него быстрый взгляд.

— Это еще зачем?

— Вы против?

Джепп пожал плечами.

— О, разумеется, я не стану чинить препятствий. Куда мне с вами тягаться, — проворчал он. — Сам министр иностранных дел в вас души не чает. У вас, поди, половина правительства в кармане. Сколько вы нашим министрам скандалов замяли!

В голове у Пуаро мелькнуло воспоминание о деле, которое сам он окрестил «Авгиевыми конюшнями».

— Довольно остроумное решение, а? — не без самодовольства сказал он. — Признайтесь честно, дружище. Неплохо было придумано.

— Другой бы на вашем месте постеснялся так говорить. Послушайте, Пуаро, у вас нет ни капли скромности!

Улыбка сошла с лица Пуаро.

— Неправда, — сказал он.

— Ну, хорошо, хорошо. Я не то хотел сказать. Но вы так носитесь иногда с вашим остроумием, черт его побери. Зачем вам понадобился Картер? Хотите его спросить, не убивал ли он Морлея?

К удивлению Джеппа, Пуаро утвердительно кивнул.

— Именно для этого, мой друг.

— Рассчитываете, что он вам так все и выложит?

Джепп засмеялся, но Эркюль Пуаро даже не улыбнулся.

— Да, скорее всего.

Джепп пытливо на него посмотрел.

— Послушайте, я вас знаю лет двадцать, не меньше. Но я до сих пор не всегда могу понять, куда вы клоните. Я знаю, что вы не прочь выгородить этого юнца. Вам почему-то не хочется, чтобы его обвинили…

Эркюль Пуаро решительно затряс головой.

— Нет, нет, вы не правы. Тут совсем другое…

— Я подумал было, что вы из-за этой девушки… этой молоденькой блондинки. Вы же порой бываете так сентиментальны…

— Это я-то сентиментален! — возмутился Пуаро. — Сентиментальность — чисто английская черта. У вас в Англии вечно кого-то оплакивают — то юных возлюбленных, то умирающих матушек, то бедных малюток. Для меня же превыше всего — истина. Если Фрэнк Картер убийца, то что мне за дело, женится он или нет на этой хорошенькой, но совершенно заурядной девице, которая, попади он на виселицу, через год, максимум через два, забудет его и найдет кого-нибудь другого. Так что никакой сентиментальности.

— В таком случае, почему вы никак не хотите поверить в то, что он виновен?

— Я-то как раз хотел бы в это верить.

— Вижу, у вас есть какие-то доказательства его невиновности… Тогда почему вы их скрываете? Уж с нами-то могли бы играть в открытую.

— Ни о чем ином я и не помышлял. Могу вам дать имя и адрес свидетельницы, которая для вас просто неоценима. Ее показания позволят вам возбудить против Картера дело.

— Но тогда… Господи! Вы меня совсем запутали. Зачем же тогда вам нужно его видеть?

— Чтобы удовлетворить свое любопытство.

Больше Пуаро не сказал ни слова.

Фрэнк Картер, бледный и осунувшийся, но еще не совсем утративший свой гонор, смотрел на неожиданного посетителя с нескрываемым раздражением.

— А, чертов французишка, это вы! — накинулся он на Пуаро. — Что вам от меня нужно?

— Хотел вас повидать и кое о чем с вами побеседовать.

— Ну, вот он я. Повидали? А беседовать не желаю. Только в присутствии адвоката. Это мое право. Так что не заставите. Не скажу ни слова, пока не будет адвоката. Мое право.

— Ну, разумеется. Можно за ним послать, если хотите. Но я бы предпочел, чтобы его не было.

— Ну еще бы! Хотите вытянуть из меня какое-нибудь признание, а?

— Зачем? Мы ведь одни.

— Ну и что из того? Ваши дружки из полиции наверняка нас подслушивают.

— Ошибаетесь. Я действительно пришел поговорить с вами с глазу на глаз.

Фрэнк Картер хитро осклабился. Вид у него был отталкивающий.

— Ну, хватит! Вам не поймать меня на эту удочку, придумайте трюк поновее.

— Вам знакомо имя Агнес Флетчер?

— Сроду о такой не слышал.

— Думаю, вы ее вспомните, хотя, наверное, никогда не обращали на нее внимания. Эта девушка служила горничной на Квин-Шарлотт-стрит, пятьдесят восемь.

— Ну и что?

— Утром того дня, когда убили мистера Морлея, — неспешно продолжил Пуаро, — Агнес случайно видела вас на лестнице. Вы стояли и к чему-то прислушивались, а потом направились в кабинет мистера Морлея. Это было примерно в двенадцать двадцать шесть.

Фрэнк Картер заметно вздрогнул. Глаза у него забегали, на лбу выступил пот.

— Ложь! — заорал он. — Наглая ложь! Вы ее подкупили! Или в полиции подкупили, чтобы она на меня наговорила.

— По вашим же словам, вы в это время прогуливались по Марилебон-роуд.

— Вот именно. А девчонка врет. Не могла она меня видеть. Грязная ложь! А если видела, то чего же она раньше молчала?

— Она сразу же рассказала об этом своей подруге, кухарке. Обе были так напуганы, что растерялись, не знали, как им быть. Ну а потом, когда вынесли вердикт о самоубийстве, они успокоились и решили, что уже не стоит все это ворошить.

— Не верю ни одному вашему слову! Они сговорились, бессовестные лгуньи, что та, что другая.

Эркюль Пуаро ждал.

Когда Картер наконец выдохся, Пуаро все тем же спокойным размеренным голосом продолжил:

— Вы можете говорить о них что угодно и изображать праведный гнев, но это вам не поможет. Девушки собираются рассказать все полиции, и им поверят. Потому что они говорят правду, и вам это прекрасно известно. Агнес Флетчер действительно видела вас на лестнице. А оттуда вы пошли не к выходу на улицу, а к кабинету мистера Морлея. И вы вошли в этот кабинет.

И, выдержав паузу, Пуаро тихо спросил:

— Что случилось потом?

— Это все ложь, говорю вам!

Эркюль Пуаро вдруг почувствовал, как сильно он устал… и как он уже стар. Фрэнк Картер не вызывал у него ни малейшей симпатии. Откровенно говоря, этот гусь был ему попросту противен. Хвастунишка, лгун, мошенник. Без таких вот субъектов жизнь была бы намного приятнее. Ему, Эркюлю Пуаро, надо только не вмешиваться, пусть мальчишка упорствует в своей лжи… В результате одним подлецом станет меньше…

— И все же я советую вам рассказать правду… — проговорил Эркюль Пуаро, конечно же понимавший, почему этот юнец так упорствует.

Картер туп, но не настолько, чтобы не сознавать, что упорное отрицание — самый лучший для него выход. Если он дрогнет и сознается, что в двадцать шесть минут первого входил в кабинет, он подвергнет себя смертельной опасности. Тогда все, что бы он потом ни говорил, будет расценено как ложь.

Ладно, пусть упирается дальше. Тогда он, Эркюль Пуаро, умывает руки… А Фрэнка Картера скорее всего повесят за убийство Генри Морлея… может, это даже в чем-то и справедливо.