Агата Кристи - Раз, два, пряжка держится едва… Печальный кипарис. Зло под солнцем. Икс или игрек?

— За Эркюля Пуаро, который всегда прав!

— Нет, нет, mon ami!

— Ну как же! Для всех для нас случай очевидный — самоубийство. Один Эркюль Пуаро утверждает, что это убийство. И, черт подери, оказывается действительно убийство!

— А! Значит, вы наконец согласились со мной?

— Я человек неупрямый. Во всяком случае, не настолько, чтобы игнорировать очевидные факты. Жаль, что сразу не нашлось никаких улик.

— А теперь они имеются?

— Да. И я пришел, чтобы принести вам свои извинения и поделиться интересной новостью.

— Мой дорогой Джепп, я весь внимание.

— Ну так слушайте! Пистолет, из которого в субботу Фрэнк Картер пытался убить Бланта, — абсолютный двойник того, из которого убили Морлея!

Глаза у Пуаро округлились:

— Невероятно!

— Теперь этому юнцу Фрэнку Картеру не выпутаться.

— Не уверен.

— Но, во всяком случае, у нас есть достаточные основания, чтобы пересмотреть вердикт о самоубийстве. Оба пистолета иностранного производства и к тому же редко встречающегося образца.

Эркюль Пуаро уставился в пространство невидящим взглядом, изумленно вскинув брови.

— Фрэнк Картер? Нет… исключено! — сказал он наконец.

Джепп сердито засопел.

— Да что с вами, Пуаро? То вы твердите, что Морлея застрелили, что никакое это не самоубийство. А теперь, когда мы готовы разделить вашу точку зрения, вы мнетесь, будто чем-то недовольны.

— А сами вы верите, что Морлея застрелил Фрэнк Картер?

— А что? Все сходится. Картер имел зуб против Морлея, мы все время это знали. Именно в то утро он зачем-то пришел на Квин-Шарлотт-стрит. Правда, потом он говорил, что хотел рассказать мисс Невилл о том, что устроился на работу. Но мы выяснили, что никакой новой работы у него тогда не было. Он ее получил немного позже. Он сам в этом признался. Вот вам первая ложь. Затем, он не может убедительно объяснить, где находился в тот день с двенадцати двадцати пяти. Говорит, гулял по Марилебон-роуд. Подтверждает тем, что в пять минут второго заходил в пивную. Так вот, по словам бармена, парень был явно не в себе — руки дрожали, лицо белое как полотно.

Эркюль Пуаро, вздохнув, покачал головой.

— Это не вписывается в мою версию.

— В какую версию?

— То, что вы рассказали, меня озадачило. Сильно озадачило. Видите ли, если вы правы…

Дверь тихо отворилась.

— Простите, сэр… — почтительно проговорил Джордж.

Не успел он закончить фразу, как мисс Невилл, оттеснив его в сторону, вихрем влетела в гостиную, заливаясь слезами.

— О-о, мосье Пуаро…

— Пожалуй, я пойду, — поспешно сказал Джепп и ринулся вон.

Глэдис Невилл бросила ему вслед ненавидящий взгляд.

— Этот ужасный тип… этот инспектор из Скотленд-Ярда… он состряпал дело против несчастного Фрэнка.

— Ну-ну, успокойтесь, мадемуазель.

— Все он… он. Сначала Фрэнка обвиняли в покушении на мистера Бланта. Но им этого мало! Теперь сваливают на него убийство мистера Морлея.

Эркюль Пуаро кашлянул.

— Я сам был в Эксшеме, когда стреляли в мистера Бланта.

Глэдис Невилл сбивчиво продолжила:

— Но даже если Фрэнк сделал… сделал глупость… если он один из этих националистов, ну, вы понимаете… из тех, что маршируют со знаменами и по-дурацки вскидывают руку… Известно, что жена мистера Бланта была еврейка… И этих несчастных, совершенно безобидных юнцов, вроде Фрэнка, просто подстрекают… А они думают, что спасают отечество…

— Вы полагаете, что это достаточное оправдание?

— Ох, нет! Фрэнк клянется, что он не стрелял и этот пистолет видит впервые. Конечно, я не сама с ним говорила… Меня к нему не пустили. Мне сказал его адвокат. И еще Фрэнк говорит, что все это было подстроено.

— А адвокат не считает, что его подзащитному надо бы придумать более правдоподобную историю?

— С юристами так трудно говорить! Никогда ничего напрямик не скажут. Ах, мосье Пуаро, боюсь, его обвинят в убийстве! А я уверена, что он не убивал мистера Морлея. У него же нет никаких мотивов.

— Это правда, что в то утро, когда Фрэнк зашел к мистеру Морлею, у него еще не было никакой работы?

— Мосье Пуаро, разве это имеет значение! Утром ли он получил работу или после полудня, какая разница?

— Но он утверждает, будто пришел, чтобы сообщить вам, как ему повезло. В противном случае, зачем он приходил?

— Ах, мосье Пуаро, бедняжка был так расстроен и удручен… Сказать по правде, я думаю, он был не совсем трезв. Фрэнк так быстро пьянеет… Вот ему и захотелось… поскандалить. И само собой, он отправился к мистеру Морлею. Понимаете, Фрэнк ужасно впечатлительный, его задевало, что мистер Морлей не одобряет наших отношений и, мало того, все время капает мне на мозги, как он говорил.

— Стало быть, мистер Картер просто хотел поскандалить прямо на глазах у пациентов?

— Да… скорее всего. Конечно, очень глупая затея!

Пуаро пытливо посмотрел на сидящую перед ним заплаканную молодую женщину.

— Вы знали, что у Фрэнка Картера был пистолет… или несколько пистолетов?

— О нет, мосье Пуаро! Клянусь, нет! И вообще, не было у него никаких пистолетов.

Пуаро недоуменно развел руками.

— О, мосье Пуаро, помогите нам! Мне бы только знать, что вы на нашей стороне…

— Я не принимаю ничьей стороны, — решительно прервал ее Пуаро. — Потому что мне важна только правда.

Сопроводив посетительницу, Пуаро позвонил в Скотленд-Ярд. Джепп еще не вернулся, но снявший трубку сержант Беднес был хорошо осведомлен относительно имеющихся по делу Картера фактов.

Он сообщил, что свидетельских показаний, подтверждающих, что до момента покушения в Эксшеме у Фрэнка Картера уже был пистолет, у полиции пока нет.

Пуаро рассеянно повесил телефонную трубку. Отсутствие улик — это неплохо. И все же этого явно недостаточно.

От Беддеса Пуаро узнал и о том, что Картер упорно повторяет, что его наняла Секретная служба. Его якобы снабдили деньгами, рекомендательными письмами, подтверждающими его профессиональные качества, и велели обратиться к старшему садовнику, мистеру Макалистеру, — просить места.

Он был обязан слушать, о чем говорят другие садовники, и, прикинувшись немного «красным», выяснить их политические симпатии. Инструктировала его женщина. Она представилась агентом ку аш пятьдесят шесть и сказала, что ей его рекомендовали как убежденного антикоммуниста. Узнать эту женщину он вряд ли сможет, так как беседовали они в полутемной комнате. Помнит только, что она рыжеволосая, с сильно накрашенным лицом.

Пуаро тяжело вздохнул. Опять что-то в духе Филлипса Оппенгейма.

Однако мистер Барнс, которому Пуаро все это изложил, подтвердил, что такие вещи случались, и не раз.

С вечерней почтой принесли письмо, которое повергло знаменитого сыщика в еще большее волнение.