Агата Кристи - Раз, два, пряжка держится едва… Печальный кипарис. Зло под солнцем. Икс или игрек?

Сестра Хопкинс вмешалась в разговор, попытавшись несколько неловкой шуткой разрядить атмосферу:

— Теперь я вижу, что вам и впрямь с утра неможется. Небось вы и сами не верите в то, что говорите! Мэри — хорошая девушка и хорошая дочь.

Джерард посмотрел на дочь с почти откровенной враждебностью.

— Какая она мне теперь дочь — со своим французским языком и жеманными разговорами. Тьфу!

Он повернулся и заковылял обратно в сторожку.

В глазах Мэри все еще стояли слезы.

— Вы видите, сестрица, как мне с ним трудно? Он никогда по-настоящему не любил меня, даже когда я была маленькой. Маме всегда приходилось за меня заступаться.

— Ну-ну, не расстраивайся, — ласково сказала сестра Хопкинс. — Тяготы посланы нам, дабы испытать нас. О Боже, мне нужно поспешить. У меня сегодня обход.

Глядя вслед быстро удаляющейся фигуре, Мэри с горечью думала, что по-настоящему добрых людей не бывает, и ей не от кого ждать помощи. Сестра Хопкинс, при всем ее сочувствии, отделалась несколькими прописными истинами, преподнеся их как откровение.

«Что же мне делать?» — в отчаянии думала Мэри.

Миссис Уэлман лежала на высоко взбитых подушках. Дыхание ее было чуть затруднено, и она не спала. Ее глаза, все еще темно-синие, как у племянницы Элинор, были устремлены в потолок. Это была крупная, грузная женщина с красивым орлиным профилем. Гордость и твердость отражались на ее лице.

Ее взгляд заскользил по комнате и остановился на хрупкой фигурке у окна. В синих глазах мелькнула нежность и легкая тревога. Наконец она позвала:

— Мэри…

Девушка живо обернулась.

— О, вы проснулись, миссис Уэлман.

— Да, я давно уже не сплю…

— Ах, миссис Уэлман, я не знала. Я бы…

— Ничего, все хорошо, — успокоила ее старая леди. — Я думала… много о чем думала…

— И о чем же, миссис Уэлман?

Участливый взгляд и искренний интерес, звучавший в голосе девушки, смягчили выражение тревоги на старом, изнуренном болезнью лице. Лора Уэлман ласково сказала:

— Я очень тебя люблю, дорогая. Ты очень добра ко мне.

— Ах, миссис Уэлман, это вы так добры ко мне. Не знаю, что бы я делала, не будь вас! Вы дали мне буквально все.

— Не знаю… не знаю… я не уверена, что… — Больная беспокойно зашевелилась, ее правая рука дернулась, левая оставалась неподвижной и безжизненной. — Стараешься сделать как лучше, но так трудно разобраться, что же на самом деле лучше, что правильнее. Я всегда была слишком самоуверенна…

— О нет, — возразила Мэри Джерард. — Я убеждена, что вы всегда точно знаете, как лучше и правильнее поступить.

Но Лора Уэлман лишь покачала головой.

— Нет-нет. И это не дает мне покоя. У меня всегда был неискоренимый недостаток, Мэри: гордость. Гордость может обернуться злом. А она у нашей семьи в крови. У Элинор тоже.

— Чудесно, что они с мистером Родериком надумали приехать, — с воодушевлением сказала Мэри. — Вам будет повеселее. Они уже давно вас не навещали.

— Они хорошие, очень хорошие дети, — мягко проговорила миссис Уэлман. — И оба любят меня. Я знаю — стоит мне их позвать, они тут же примчатся. Но не хочется слишком часто их беспокоить. Они молоды и счастливы — перед ними весь мир. Им пока вовсе ни к чему видеть разрушение и страдание.

— Уверена, что они ни о чем таком не думают, — возразила Мэри.

Но миссис Уэлман продолжала говорить, вероятно, больше для себя, чем для девушки:

— Я всегда надеялась, что они поженятся. Но чтобы намекнуть им на это, — Боже упаси! У молодых так развит дух противоречия! Это лишь отпугнуло бы их друг от друга. Давным-давно, когда они были еще детьми, мне показалось, что сердце Элинор отдано Родди. Но в отношении его я не вполне уверена. Он человек непростой. Генри был похож на него — очень сдержанный и разборчивый… Да, Генри… — Она задумалась, вспоминая покойного мужа. Потом прошептала: — Как давно… как давно это было… Мы были женаты всего пять лет. Он умер от двустороннего воспаления легких… Мы были счастливы — да, очень счастливы, но мне почему-то оно кажется каким-то ненастоящим, это наше счастье. Я была довольно эксцентричной и не очень развитой девушкой — всерьез бредила всякими идеалами и героями. Витала в облаках…

— Вы, должно быть, чувствовали себя очень одинокой — потом? — тихо спросила Мэри.

— Потом? О да — ужасно одинокой. Мне было двадцать шесть лет… а теперь перевалило за шестьдесят. Сколько времени прошло, дорогая… сколько лет… — Внезапно она резко добавила: — А теперь еще вот это!

— Ваша болезнь?

— Ну да. Именно удара я всегда боялась. Это так унизительно! Купают, одевают — словно младенца! Абсолютная беспомощность. Это меня бесит. О'Брайен — женщина очень добродушная, ничего не скажешь. Она не сердится, когда я на нее покрикиваю, и не глупее большинства сиделок. Но когда рядом со мной ты, Мэри, — совсем другое дело!

— Правда? — Щеки девушки зарделись. — Я… я так рада, миссис Уэлман.

Лора Уэлман пристально на нее посмотрела:

— Ты ведь беспокоишься о своем будущем, верно? Предоставь это мне, дорогая. Я позабочусь о том, чтобы ты могла встать на ноги и получить профессию. Но чуточку еще потерпи — для меня так много значит твое участие.

— О, миссис Уэлман, конечно, конечно! Я не оставлю вас ни за что! Если только вы хотите, чтобы я была с вами…

— Очень хочу… — Голос больной стал необыкновенно глубоким и проникновенным. — Ты… ты для меня все равно что дочь, Мэри. На моих глазах ты выросла и превратилась из крохотной малышки в красивую девушку. Я горжусь тобой, дитя мое. И надеюсь, что то, что я для тебя сделала, действительно поможет тебе в жизни.

— Если вы думаете, что ваша доброта, и… и моя учеба… ну, не для таких, как я… — сбивчиво заговорила Мэри, — если вы думаете, что я недовольна или… или… из-за этого у меня появились замашки избалованной барышни — это так папа говорит… то это неправда. Я так вам благодарна за все. А то, что я хочу скорей начать зарабатывать на жизнь… просто я и так слишком многим вам обязана. И мне не хочется, чтобы кто-либо думал, будто я приживалка.

— Так вот что Джерард вколачивает тебе в голову? — внезапно перебила девушку Лора Уэлман, и в голосе ее послышались резкие нотки. — Не обращай внимания на своего отца, Мэри. Никто никогда не смел и впредь не посмеет упрекнуть тебя в том, что ты живешь за мой счет! Это я сама прошу тебя еще ненадолго здесь остаться. Скоро все кончится… Будь моя воля, моя жизнь закончилась бы хоть сию минуту, и никакой тебе мороки с сиделками и докторами.

— О нет, миссис Уэлман! Доктор Лорд говорит, что вы можете прожить еще не один год.

— Вот уж спасибо, обрадовал! Я на днях сказала ему, что в порядочном цивилизованном государстве достаточно было бы только намекнуть врачу, и он прикончил бы меня с помощью какого-нибудь лекарства — совершенно безболезненно. «Будь у вас хоть капля смелости, — сказала я ему, — вы бы уж как-нибудь сделали это!»