Фредерик Браун - Самое обыкновенное убийство

— Нет, — раздался голос, и в трубке щелкнуло.

— Черт! — воскликнул дядя.

— Ну, попытаться стоило, — сказал я.

— Попытка не засчитывается. Ромео, видимо, из меня никудышный, надо было тебе трубку дать.

— Да ладно, я в женщинах вообще ничего не смыслю.

— Ты в зеркало посмотрись. Можешь получить любую, какую захочешь.

Я засмеялся, но в зеркало над комодом все же взглянул.

— Точно, фингал будет. Чертов Бобби Рейнхарт.

— С ним ты еще романтичнее, — заверил ухмыляющийся дядя Эм. — Даже и не думай сырое мясо к нему прикладывать. Попробуем теперь по-другому.

На сей раз он спросил у диспетчера, по какому адресу зарегистрирован номер три-восемь-четыре-два. Подождал, сказал «да, спасибо», вздохнул и сообщил мне:

— Нет его в справочнике, как я и предполагал.

— И что теперь?

— Зайдем с другого конца. Узнаем, что известно о Гарри Рейнолдсе. Бассет должен знать что-то. Я надеялся, что этот номер позволит нам его обскакать. Завтра попробуем еще пару штучек: скажем, что это радиовикторина — абонент, назвавший столицу Иллинойса и свой адрес, получает сто баксов. Или…

— Я могу достать тебе этот адрес.

— Как? Засекреченные номера не так легко расколоть.

— Невестка Банни Уилсона, жена его брата, работает в телефонной компании. Однажды он узнавал такой адрес для Джейка, нашего мастера. Он и нам поможет, если пообещаем не выдавать невестку.

— Отлично, парень! Как скоро сможем узнать?

— Если найду Банни прямо сейчас, то к полудню. Он поговорит с невесткой до того, как она уйдет на работу, а она ему позвонит, как пойдет обедать, с работы, сам понимаешь, нельзя.

— У Банни есть телефон?

— У хозяйки, жильцам только днем разрешают им пользоваться. Я сам туда подскочу, это на Хэлстед-стрит.

— Он уже вернулся с работы?

— Должен. Если нет, подожду.

— Ладно. Вот тебе десять баксов, их дай Банни для невестки, пусть новую шляпку купит. Я поищу Бассета, узнаю, как там его инквизиторские дела. Хорошо, что мы раскололи Кауфмана, но Бассет, вероятно, и сам уже понял, что забрел не туда.

— Где встречаемся?

— Здесь. Я предупрежу портье, чтобы дал тебе ключ. Ну, беги, а я попробую выяснить по телефону, где сейчас Бассет.

На Гранд-авеню мне повезло поймать ночной трамвай, и я доехал до Хэлстед-стрит в считаные минуты. Свет у Банни не горел — то ли спит, то ли нет его дома, — но я все-таки поднялся к нему: для такого случая и разбудить можно. Банни не открывал, хотя я долго стучал в дверь, не вернулся еще.

Я пристроился ждать его на верхней ступеньке, но вспомнил, что дверь Банни обычно не запирает. Зашел, почитал журнальчик, сварил в четыре часа утра крепкий кофе на его плитке.

Он спотыкался, идя по лестнице — не то чтобы совсем в стельку, просто чуток перебрал. Я влил в Банни две чашки кофе и объяснил, что мне от него нужно.

— Конечно, Эд, конечно, — кивнул Банни. — А десятку себе оставь, она мне еще должна кой за что.

Я сунул деньги ему в карман и велел передать невестке.

— Можешь связаться с ней еще до работы?

— Ясное дело. Ей далеко ездить, встает в половине шестого. Дождусь, звякну ей и поставлю будильник на одиннадцать часов, чтобы до ее звонка уже встать. Звони в любое время после полудня, я буду здесь.

— Отлично, Банни. Спасибо.

— Да ладно тебе. Ты домой?

— Нет, в «Вакер».

— Я пройдусь с тобой немного, а на обратном пути как раз и позвоню ей. Из дежурной аптеки на углу.

Мы пошли по Гранд-авеню, через мост.

— Ты стал какой-то другой, Эд. Что-то в тебе изменилось.

— Может, тебе из-за нового костюма так кажется?

— Нет. Ты будто повзрослел сразу, в общем, ты мне такой нравишься. Тебе бы поехать куда-нибудь, мир посмотреть. Не застревать в колее, как я.

— Ты тоже не сильно застрял. Скоро у тебя будет своя типография.

— Вряд ли, Эд, очень уж это дорого. Немного-то я скопил… если бы не пить, больше бы получилось. Мне уже сорок лет, а еще и половины не собрано. С такими темпами я до старости копить буду. — Банни невесело усмехнулся. — Иногда я думаю взять да и поставить все свои сбережения на кон там, где ставки не ограничены, например, в блэкджеке. Либо выиграю, либо ни с чем останусь. Между ничем и половиной требуемого разница небольшая, может, и лучше, когда у тебя совсем ничего.

— Что ж тут хорошего?

— Не беспокоишься больше, вот что. Не дергаешься каждый раз, как платишь четвертак за виски или никель за пиво. Не чувствуешь себя как тот парень из анекдота, который не прочь отправиться в ад, только денег на билет жаль.

Вскоре Банни признался:

— Я сам виноват, Эд. Воли у меня маловато. Человек может получить почти все, что хочет, если готов чем-то жертвовать. С моими заработками, да без семьи, я бы запросто мог откладывать тридцать баксов в неделю. Давно бы нужную сумму набрал, так ведь нет: хочется еще и удовольствия получать от жизни. А коль получаешь, так и не ной тогда.

Мы уже добрались до надземки.

— Ладно, пойду-ка назад, — сказал он.

— Приходи к нам как-нибудь, Банни. Прямо в следующий выходной и зайди. Мама будет рада тебе, у нее ведь не так много друзей.

— Спасибо, Эд, обязательно. Может, выпьешь со мной? Прямо тут, через улицу?

— Конечно, Банни. — Мне не хотелось пить, но отказываться было неудобно.

Мы выпили по одной и расстались. Я зашагал под эстакадой, думая, дома ли уже мама и Гарди. Повернул на Франклин-стрит, зашел в переулок и посмотрел: в нашем кухонном окне горел свет. Или полиция еще не закончила с обыском, или мои вернулись. Я подождал и увидел, как мимо окна прошла мама. Одетая, значит, недавно явилась. Потом и Гарди засек. Мама сновала туда-сюда, готовила, наверное, перекусить что-нибудь до того, как спать лечь.

Заходить в дом я не стал. Бассет должен был сообщить маме, что я ночую у дяди, она только больше забеспокоится, узнав, что я еще не ложился спать.

Начинало светать. Портье в «Вакере» сказал, что ключа нет на месте, значит, Эм уже вернулся. С ним был и Бассет — они придвинули письменный стол и резались на нем в карты. Там же стояла бутылка, и глаза у детектива остекленели.

— Ну что, веселее стало, когда подкрепился? — спросил меня дядя. Я понял, что не нужно говорить Бассету, где я был, и телефонный номер остается нашим секретом.

— Три завтрака съел, — ответил я. — Заправился на весь день.

— А мы тут в джин-рамми играем. Всего по пенни за очко.

Я присел на кровать и стал следить за игрой. Дядя опережал Бассета на тридцать очков и два бонуса. Судя по бумажке, где они записывали очки, первые две партии он тоже выиграл.

Эта сдача, однако, осталась за Бассетом. Он потянул из бутылки, пока дядя сдавал, и пробормотал:

— Эта твоя сестренка, Эд, надо бы кому-то…

— Давай уже доиграем, Фрэнк, — перебил дядя, — а Эда я потом в курс введу.