Агата Кристи - Место назначения неизвестно

Наконец в конце коридора он остановился и нажал кнопку в стене. Панель отъехала в сторону, обнаружив за собой небольшой лифт. Он жестом пригласил ее войти, зашел сам следом за ней, и лифт понесся вверх.

Хилари резко спросила:

— Куда вы меня ведете?

Его темные глаза посмотрели на нее с величественным упреком:

— К хозяину, мадам. Это большая честь для вас.

— Вы имеете в виду, к директору?

— К хозяину…

Лифт остановился. Он раскрыл двери и предложил ей выйти. Затем, пройдя по коридору, они подошли к двери. Ее гид тихонько постучал, и дверь открылась изнутри. За ней Хилари опять увидела белые одежды, вышитые золотом узоры и черные невозмутимые лица.

Человек провел Хилари через небольшую прихожую, покрытую красным ковром, и распахнул занавеси, висевшие у дальней стены. Хилари прошла вперед. Совершенно неожиданно для себя она оказалась в комнате, убранной в восточном стиле. Здесь стояли низкие диваны, кофейные столики, стены были покрыты красивыми коврами. На низком диване сидел человек, на которого она уставилась в полном недоумении. Маленький, желтый, сморщенный, старый. Не веря себе, она смотрела в смеющиеся глазки мистера Аристидеса.

— Asseyez-vous, chère madame [50] Садитесь, дорогая мадам. , — пригласил мистер Аристидес.

Он сделал плавный жест своей похожей на птичью лапку рукой, и Хилари как во сне прошла вперед и присела на низкий диван напротив него. Он тихо захихикал:

— Вы удивлены? Не то, чего вы ожидали?

— Не то, — согласилась Хилари. — И представить себе не могла…

Но удивление ее уже проходило.

В тот момент когда она узнала мистера Аристидеса, сонный мир нереальности, в котором она жила последние несколько недель, разбился вдребезги. Теперь она поняла, что Организация казалась ей нереальной именно потому, что она и была нереальной. Организация никогда не была такой, какой хотела казаться. Герр директор со своим воздействующим на аудиторию голосом… он был тоже нереален — всего лишь выдуманное подставное лицо, посаженное на вершину, чтобы скрыть правду. А правда была здесь, в тайной восточной комнате. Ею был маленький старичок, тихонько посмеивающийся. С мистером Аристидесом в центре затеи все сразу обретало смысл — крепкий, практичный, будничный смысл.

— Теперь я понимаю, — сказала Хилари. — Это… все ваше, не так ли?

— Да, мадам.

— А директор? Так называемый директор?

— Он хорош, не правда ли? — одобрительно произнес мистер Аристидес. — Я плачу ему очень высокое жалованье. Раньше он проводил религиозные собрания.

Некоторое время Аристидес задумчиво курил. Хилари молчала.

— Рядом с вами, мадам, рахат-лукум. И другие сладости, если вы их предпочитаете. — Опять наступила тишина. Потом он продолжил: — Я филантроп, мадам. И как вы убедились, богат. Один из самых богатых людей — а может быть, и самый богатый из всех, живущих ныне. И своим богатством чувствую себя обязанным служить человечеству. Я основал здесь, в заброшенном уголке, колонию прокаженных и громадный исследовательский центр по изучению лечения проказы. Определенные виды проказы поддаются лечению. Другие признаны неизлечимыми. Но тем не менее мы продолжаем работать и получаем отличные результаты. Проказа — не такое уж легко передающееся заболевание. Оно и вполовину не столь заразно, как оспа, сыпной тиф, чума или другие тому подобные заболевания. И все же стоит вам произнести «колония прокаженных», как люди содрогнутся и постараются обойти это место подальше. Древний, очень древний страх! Страх, упоминание о котором можно найти еще в Библии и который сохраняется, не иссякая, на протяжении веков. Ужас проказы. Он был полезен для меня, когда я основывал колонию.

— Вы основали ее для изучения?

— У нас здесь есть отдел и по изучению рака, а также проводятся важные работы по исследованию туберкулеза. Мы занимаемся и исследованием вирусов — bien entendu [51] Само собой разумеется. , с лечебными целями, о биологическом оружии и речи нет. Все гуманно, все приемлемо, все делает мне честь. Известные врачи, хирурги, химики приезжают время от времени ознакомиться с достигнутыми нами результатами, как сегодня, например. Все здание хитро спланировано таким образом, что часть его перекрыта, и ее невозможно рассмотреть даже с воздуха. Наиболее секретные лаборатории расположены в туннелях, высеченных прямо в скалах. В любом случае я выше всяких подозрений. — Он улыбнулся и скромно добавил: — Видите ли, я так богат!

— Но зачем? — воскликнула Хилари. — Откуда такая тяга к разрушению?

— У меня нет тяги к разрушению, мадам. Вы меня неправильно поняли.

— Но тогда… я просто не понимаю.

— Я бизнесмен, — ответил мистер Аристидес. — Кроме всего прочего, коллекционер. Когда богатство начинает угнетать, это единственное, что остается. В свое время я коллекционировал много всяких предметов. Картины — у меня прекраснейшее собрание полотен в Европе. Некоторые виды керамики. Филателия — моя коллекция марок широко известна. Когда какая-нибудь коллекция представлена полностью, приходится переходить к другой. Я старый человек, мадам, и предметов коллекционирования для меня уже почти не осталось. Поэтому я наконец обратился к коллекционированию интеллектов.

— Интеллектов? — переспросила Хилари.

Он кротко кивнул:

— Да. И нет ничего интереснее, чем коллекционировать их. Понемногу, мадам, я собираю здесь весь цвет мировой мысли. Молодые люди, только их мне доставляют сюда. Молодых, многообещающих людей, достигших определенного успеха. Однажды ленивые народы мира проснутся и обнаружат, что все их ученые постарели и одряхлели и что все молодые мыслители мира, врачи, химики, физики, хирурги находятся здесь, у меня. И если им понадобится ученый, или хирург для проведения пластической операции, или биолог, то им придется покупать его у меня!

— Вы хотите сказать… — Хилари наклонилась вперед, внимательно разглядывая его. — Вы хотите сказать, что все это — гигантская финансовая операция?

И опять мистер Аристидес легонько кивнул:

— Естественно. В противном случае… в ней не было бы смысла, не правда ли?

— Да… — сказала Хилари. — Мне тоже так казалось.

Она глубоко вздохнула.

— Но вы же понимаете, — почти извиняющимся тоном продолжил мистер Аристидес, — ведь это моя профессия. Я ведь финансист.

— И вы хотите сказать, что во всем этом нет никаких политических целей? Вы не стремитесь к мировому господству?..

Он укоризненно взмахнул рукой.

— Не стремлюсь быть Богом, — ответил он. — Я человек верующий. Это профессиональное заболевание всех диктаторов — желание стать Богом. Пока я им еще не заразился. — На мгновение он задумался и сказал: — Но это может случиться. Да, это может случиться… Но пока еще, слава Богу, я от него не страдаю.