Агата Кристи - Место назначения неизвестно

— Но как вам удается заполучить себе всех этих людей?

— Я покупаю их, мадам. На свободном рынке, как любой другой товар. Иногда покупаю за деньги. Значительно чаще покупаю их идеи. Молодые люди такие мечтатели! У них есть идеалы. У них есть убеждения. Иногда покупаю их безопасностью… тех, кто нарушил законы.

— Это многое объясняет, — пораженно произнесла Хилари, — объясняет то, что так озадачивало меня во время поездки сюда.

— Вас что-то озадачивало во время поездки, вот как?

— Различие целей. У Энди Питерса, американца, явно левые симпатии. А Эрикссон фанатично верит в сверхчеловека. Хельга Нидхайм — образец самого заносчивого и самонадеянного фашиста. Доктор Баррон… — она заколебалась.

— Да, он приехал ради денег, — закончил за нее Аристидес. — Доктор Баррон — цивилизованный циник. Он не питает никаких иллюзий, зато он горячо и искренне любит свою работу. Ему нужны деньги, деньги в неограниченных количествах, чтобы продвигаться вперед в своих исследованиях. — Потом добавил: — Вы умная женщина, мадам. Я это сразу заметил в Фесе. — Он коротко усмехнулся. — Вы не знали этого, мадам, но я специально приезжал в Фес, чтобы понаблюдать за вами. Или скорее я сделал так, чтобы вас привезли в Фес и я смог бы за вами понаблюдать.

— Понятно, — проговорила Хилари.

Она обратила внимание на восточный стиль перефразирования предложения.

— Мне было приятно думать, что вы приедете сюда. Так как, если вы меня понимаете, на мой взгляд, здесь не очень много интересных людей, с которыми можно было бы поговорить. — Он развел руками. — Эти ученые, биологи, химики так скучны. Возможно, они и гении в своей области, но для общения очень неинтересны. И жены их, — добавил он задумчиво, — обычно тоже очень скучны. Мы не поощряем здесь присутствие жен. Я разрешаю женам приезжать только по одной причине.

— По какой?

Мистер Аристидес сухо сказал:

— В тех редких случаях, когда муж не в состоянии выполнять свою работу должным образом, потому что слишком много думает о своей жене. Похоже, эта же история и приключилась с вашим мужем, Томасом Беттертоном. Томас Беттертон известен в мире как молодой человек гениальных способностей, но, с тех пор как он приехал сюда, он в состоянии выполнять только посредственную и заурядную работу. Да, Беттертон разочаровал меня.

— А вы не считаете, что такое происходит постоянно? Здесь, в конце концов, как в тюрьме! Конечно, они будут бунтовать! Первое время, по крайней мере.

— Да, — согласился мистер Аристидес. — Это естественно и неизбежно… Как будто вы впервые сажаете птицу в клетку. Но если вольер у птицы достаточно просторный, если у нее есть все, что ей необходимо, — подружка, зернышки, вода, веточки — все, что нужно для жизни, она в конце концов забудет, что когда-то была свободной.

Хилари передернуло.

— Вы пугаете меня. Честное слово, вы пугаете меня.

— Здесь вы научитесь понимать многие вещи, мадам. Могу вас заверить, что даже если все представители различных идеологий, приехавшие сюда, разуверятся в своих идеалах и начнут бунтовать, в конечном итоге им все равно придется ходить по струнке.

— Вы не можете быть в этом уверены, — возразила Хилари.

— Нельзя быть уверенным абсолютно ни в чем, согласен с вами. Но тем не менее девяносто пять процентов за то, что я прав.

Хилари посмотрела на него с чувством, близким к ужасу.

— Чудовищно, — сказала она. — Это же просто банк ученых! У вас здесь банк мозгов!

— Вы совершенно точно выразились, мадам.

— И из своего банка вы собираетесь в один прекрасный день снабжать учеными тех, кто вам больше заплатит?

— Грубо говоря, это моя основная цель, мадам.

— Но вы не можете послать куда-нибудь ученого так, как послали бы машинистку.

— Почему нет?

— Потому что стоит вашему ученому опять оказаться в свободном мире, как он откажется работать на своего нового нанимателя! Он опять станет свободным.

— Совершенно справедливо. Значит, придется применить соответствующую, ну, скажем, процедуру.

— Процедуру?

— Вы когда-нибудь слышали о лоботомии, мадам?

Хилари нахмурилась:

— Операция на мозге?

— Ну конечно. Первоначально она была применена для лечения меланхолии. Я излагаю вам это не медицинскими терминами, мадам, а словами, которые понятны и вам, и мне. После операции пациент не испытывает больше желания совершить самоубийство, утрачивает чувство вины. Он становится беззаботным, его не мучают угрызения совести, и в большинстве случаев он становится послушным.

— Но операции не на сто процентов удачные, не так ли?

— В прошлом — да. Но здесь мы сделали большие шаги в решении проблемы. У меня есть три хирурга: русский, француз и австриец. При помощи разнообразных операций по пересадке тканей и точного воздействия на мозг они постепенно приближаются к доведению пациента до такого состояния, при котором гарантируется покорность и контролируется воля без неблагоприятного воздействия на умственные способности. И в конце концов представляется возможным, что мы сможем так управлять человеком, что, сохраняя нетронутым свой интеллектуальный потенциал, он будет проявлять полную покорность. Он примет с радостью любое предложение, обращенное к нему.

— Чудовищно! — воскликнула Хилари. — Чудовищно!

Он невозмутимо поправил ее:

— Но полезно! Даже в какой-то степени милосердно. Так как пациент станет счастливым, довольным, без всяких страхов, стремлений и беспокойств.

— Не верю, что это когда-нибудь произойдет! — вызывающе воскликнула Хилари.

— Chère madame, простите меня, но я должен сказать, что вы вряд ли достаточно компетентны, чтобы рассуждать на эту тему.

— Не верю, что всем довольное и одураченное внушением животное сможет когда-нибудь заниматься действительно яркой творческой и созидательной работой!

Аристидес пожал плечами:

— Возможно. Вы умная женщина. Может быть, в этом что-то и есть. Время покажет. Эксперименты не прекращаются ни на минуту.

— Эксперименты! На людях?

— Ну конечно! Это единственный метод, способный привести к успеху.

— Но… на каких людях?

— Всегда и везде есть неудачники, — ответил Аристидес. — Те, которые не могут приспособиться к здешним условиям, не желают сотрудничать. Из них получается хороший экспериментальный материал.

Хилари вонзила ногти в подушку дивана. Этот маленький улыбающийся желтолицый человечек вызывал в ней глубокий ужас своими бесчеловечными планами. Все, что он говорил, было настолько рассудительно, настолько логично и деловито, что делало ужас еще страшнее. Старикашка не был бредившим безумцем, он был существом, для которого представители его же вида являлись всего лишь исходным сырьем.