Роберт Гулик - Пейзаж с ивами

— Все это полная чушь, ваша честь! Старик с молодой дочерью, фу! Нет, истинная история иная. Совершенно иная. Но в нашей семье ее не любили рассказывать, поскольку она довольно некрасивая. Выпейте еще чашку чая, ваша честь!

Пока Ху наполнял им чашки, судья задумчиво за ним наблюдал. Настроение Ху снова переменилось. В его больших глазах опять появился огонек, и он начал говорить уверенным голосом:

— История восходит к моему прадеду. Уже после основания династии, когда он был в преклонных годах и утратил прежнюю власть. Впрочем, он оставался еще достаточно богатым человеком: жил в роскоши, в семейном особняке в Старом городе. Он безумно влюбился в одну красивую молодую женщину из публичного дома. Ее звали Сапфир. Любовь с первого взгляда, знаете ли, безумная старческая страсть. Он выкупил ее за шесть золотых слитков. Безумно дорого, но это потому, что она была девственницей. Этот особняк он построил для нее. Поскольку у нее была узкая талия, которую наши поэты именуют «ивовой талией», он насадил вдоль берега ивовые деревья и назвал этот дом «Ивовой обителью». Вы, очевидно, заметили надпись над калиткой. Она сделана им собственноручно.

Старик окружил ее роскошью. Но женщинам непросто угодить. Ее увидел юноша из рода Мэй, они полюбили друг друга и решили вместе бежать. В то время во рву — теперь его называют каналом — имелся павильон на воде, который соединялся с нашим садом узким мостиком. Потом его колонны прогнили, и мой отец приказал снести павильон. И вот в назначенную ночь этот юноша Мэй привязал к павильону легкую джонку с командой из отличных гребцов. Он полагал, что в этот день старик задержится в городе по делам.

И в тот момент, когда на этом самом этаже юноша помогал Сапфир собирать ее вещи, вошел старый военачальник. Тогда ему уже было за шестьдесят, но он был силен как бык, и молодой Мэй обратился в бегство, а девка — за ним следом. Они выбежали в сад, а мой разъяренный предок — за ними, размахивая палкой с набалдашником. Когда они переправлялись через мост, старик их догнал, и он готов был убить обоих на месте, но волнение его оказалось настолько сильным, что он вдруг рухнул там без сознания. Эта парочка даже не оглянулась. Прыгнули в лодку и были таковы. Они нашли убежище во владении Благородного Е, нашего старинного врага. Молодой Мэй, кажется, стал его финансовым советником. Он был отъявленным хапугой и мошенником, как и все в семействе Мэй.

Ху откинул со вспотевшего лба непокорную седую прядь. Потухшим, апатичным взглядом он смотрел в темное окно.

— Старик прожил еще шесть лет, совершенно парализованным. Его приходилось кормить с ложки, как маленького ребенка. Все дни он проводил в кресле на этом балконе, двигая только глазами. Говорят, что у него был странный взгляд. Никто не мог понять, что в нем: любовь или ненависть. То ли ему нравилось сидеть там потому, что вспоминал сцену, когда он едва не убил их, то ли потому, что надеялся однажды увидеть ее снова.

Воцарилось долгое молчание, нарушаемое только тяжелым дыханием Ху. Он все еще смотрел в окно, сцепив руки; глубокие морщины бороздили его широкий, низкий лоб. Ху рукавом вытер лицо и метнул на двух гостей тревожный взгляд.

— Я слишком заболтался, ваша честь! Все это навряд ли вам интересно. Старинная история о людях, которые давно мертвы.

Голос его стал хриплым и оборвался.

— Вы были женаты, господин Ху? — спросил судья Ди.

— Нет, ваша честь, не был. Семьи наподобие моей не принадлежат к современному миру. Чего уж сетовать, наше время прошло. Мэй мертв, И мертв, а в скором будущем и я последую за ними.

Дао Гань подал судье знак, что на мосту появился паланкин.

Судья Ди поднялся. Поправляя платье, он сказал:

— Я рад, что теперь знаю подлинную историю происхождения «Пейзажа с ивами», господин Ху. И огромное спасибо за чай!

Хозяин молча проводил их вниз.

Ма Жун и Цзяо Тай дожидались судью Ди на мраморной террасе. Ди быстрым взглядом окинул их усталые лица. Сев за стол, он сразу спросил:

— Что там произошло в Старом городе?

— Сейчас все в порядке, ваша честь, — успокоил судью Ма Жун. — Перед зернохранилищем собралась толпа человек в четыреста. Судя по диалекту, большинство из них — «старые люди». К счастью, мы с братом Цзяо проверяли сточные отверстия в соседнем квартале и услышали их вопли. Когда мы прибыли на площадь, они разбирали мостовую и швыряли камни в стражников у ворот зернохранилища. Двадцать лучников заняли позицию сверху на стене. Мы смогли выделить туда только сорок человек, ваша честь. Отбиваясь налево и направо рукоятями мечей, нам удалось пробиться сквозь толпу к воротам. Я пытался урезонить толпу, но зачинщики кричали: «Побьем камнями этих псов сбежавшего императора!», и нам не удавалось их перекричать. Потом появились новые бунтовщики с горящими факелами и начали бросать их в наших людей и на крышу зернохранилища.

Ма Жун закашлялся и замолчал, не в силах говорить. Пока он наливал себе чашку чая, Цзяо Тай продолжил рассказ.

— Вначале мы велели пехотинцам построиться квадратом и попытаться оттеснить толпу при помощи длинных алебард, но сразу поняли, что этих двадцать человек забьют камнями насмерть. Когда угол крыши зернохранилища вспыхнул, мы отдали лучникам приказ стрелять.

Ма Жун сплюнул набранный в рот чай через балюстраду.

— Не слишком приятное зрелище, ваша честь, — хмуро произнес он. — Знаете эти новомодные арбалеты? Выпущенные из них стрелы с металлическими древками легко пробивают обычный щит. А вдобавок они с зазубринами. В бою это великолепное оружие. Но использовать их против гражданской толпы — отвратительно, ваша честь. А кроме того, там были женщины. Я видел, как одна стрела пронзила сразу двоих. Они повисли на ней, как мясо на вертеле. Ну а после того, как наши лучники дважды выпустили стрелы, сначала по задним, потом по передним рядам, толпа рассеялась и люди бежали, унося с собой раненых. Более тридцати трупов осталось на месте.

— Застрелив этих тридцать, — серьезно сказал судья, — вы спасли многие тысячи горожан от голодной смерти. Если бы толпе удалось ворваться и поджечь зернохранилище, несколько сотен человек сегодня вволю наелись бы, но этим все бы и кончилось. Напротив, если планомерно распределять зерно, запасов хватит, чтобы обеспечивать все население города продовольствием по крайней мере еще в течение месяца. Конечно, вам пришлось заниматься неприятным делом, но иного выхода не было.

— Если бы старый Мэй не скончался, этого бунта не произошло бы, — рассудительно произнес Дао Гань. — Мэй всегда успокаивал людей, когда бесплатно раздавал рис на рынке. Он призывал их набраться терпения, заверяя, что скоро пойдет дождь и очистит город от заразы. И они ему верили.