Агата Кристи - Почему не Эванс? [litres]

– Подозреваю, что так случается тогда, когда у него заканчивается запас и он ожидает новую партию. Потом, после того как в шесть вечера приходит почта, он удаляется в свой кабинет и выходит к трапезе уже в совершенно другом настроении.

Фрэнки кивнула: она вспомнила неожиданный блеск вечерних застольных разговоров.

– Но кто поставляет ему эти вещества? – спросила она.

– А вот этого я как раз и не знаю. Ни один добропорядочный врач не даст ему морфий. Но, говорят, в Лондоне есть достаточное количество мест, где наркотики можно получить за большие деньги.

Фрэнки задумчиво кивнула.

Она вспоминала о том, как сказала Бобби что-то о шайке наркоторговцев, и он ответил, что вряд ли кто-то будет сочетать большое количество преступлений. Странно: в своем расследовании они уже на самой ранней стадии столкнулись со следами подобного явления.

Еще более странным выглядело то, что ее внимание к этому факту привлек как раз главный подозреваемый. И это заставило Фрэнки еще более склониться к оправданию Роджера Бассингтон-Ффренча.

Однако необъяснимым оставался момент с подменой фотографии. Свидетельство против него, напомнила она себе, оставалось совершенно неизменным. Противоречила ему только сама личность этого человека. Впрочем, все и всегда говорили, что убийцы – обаятельные люди!

Заставив себя избавиться от этих мыслей, она повернулась к собеседнику.

– Но почему, собственно говоря, вы сообщаете мне это? – спросила она откровенно.

– Потому что я не знаю, что делать с Сильвией, – бесхитростно ответил он.

– Вы думаете, она ничего не знает?

– Конечно, она ничего не знает. Нужно сказать ей?

– Это очень трудно сделать…

– Трудно. Вот почему я подумал, что вы можете помочь мне. Сильвия прониклась к вам большой симпатией. Она почти безразлична к окружающим нас людям, но вы, по ее словам, сразу понравились ей. Так что мне делать, леди Фрэнсис? Сказав ей обо всем этом, я только добавлю новую тяжесть к ее жизни.

– Если она будет все знать, то может оказать какое-то воздействие на мужа, – предположила Фрэнки.

– Сомневаюсь. Когда речь заходит о наркотиках, никто, даже самые близкие и дорогие люди, не способен повлиять на поведение принимающего их человека.

– Несколько безнадежная точка зрения, не правда ли?

– Прискорбный факт. Способы, конечно же, существуют. Если бы Генри согласился на лечение – подходящее место находится как раз неподалеку отсюда. Клиника доктора Николсона.

– Но он же никогда не согласится на это, так?

– Может, и согласится. Морфиниста можно застать в состоянии самого горестного раскаяния, когда он готов пойти на все, чтобы только излечиться. Я склонен считать, что Генри способен прийти в подобное настроение легче, чем это кажется ему самому, в том случае, если он будет думать, что Сильвия ничего не знает… если разоблачение в ее глазах будет казаться ему чем-то вроде угрозы. Если лечение окажется успешным (конечно, врачи будут говорить, что лечили его «от нервов»), она никогда ничего не узнает. Клиника, о которой я говорю, находится в трех милях отсюда, на другом конце деревни. Распоряжается в ней канадец, доктор Николсон. Очень умный человек, на мой взгляд. И, к счастью, Генри симпатизирует ему. Но тссс… идет Сильвия.

Миссис Бассингтон-Ффренч присоединилась к ним, заметив:

– Не перетрудились ли вы?

– Три сета, – ответила Фрэнки. – И я потерпела поражение во всех трех.

– Вы играли очень хорошо, – отметил Роджер.

– А я жутко ленюсь насчет тенниса. Надо как-нибудь пригласить Николсонов. Супруга доктора очень любит эту игру. О чем это вы переглядываетесь? – Сказала Сильвия, заметив, что собеседники обменялись взглядами.

– Ни о чем… просто я как раз только что рассказывал леди Фрэнсис о Николсонах.

– Лучше зови нашу гостью Фрэнки, как делаю я, – сказала Сильвия. – Разве не странно, если человек вдруг о ком-то или чем-то заговорит, другому тут же приходит в голову та же мысль?

– Они канадцы… да? – поинтересовалась Фрэнки.

– Сам доктор – безусловно. Но я бы сказала, что жена его англичанка, хотя не уверена в этом. Она очень хороша собой, такая очаровательная малышка с чудесными задумчивыми большими глазами. Но так или иначе, не скажу, чтобы она была безумно счастлива. При такой унылой жизни.

– У него здесь нечто вроде лечебницы, так?

– Он лечит нервные расстройства и людей, принимающих наркотики. Очень успешный человек, полагаю. Такая впечатляющая личность.

– Он нравится тебе?

– Нет, – резко произнесла Сильвия, – не нравится.

И помолчав несколько мгновений, ядовитым тоном добавила:

– Совершенно не нравится.

Позже она показала Фрэнки фотографию очаровательной большеглазой женщины, стоявшую на пианино.

– Это Мойра Николсон. Привлекательное личико, правда? Один мужчина из числа наших друзей, побывавший здесь некоторое время назад, был просто очарован этим лицом. Наверное, хотел, чтобы их познакомили. – Она рассмеялась. – Завтра я приглашу их к ужину. Хотелось бы узнать, что ты скажешь о нем.

– О нем?

– Да. Как я уже сказала, доктор мне неприятен, однако мужчина он привлекательный.

Какая-то нотка в ее голосе заставила Фрэнки бросить на нее взгляд, однако Сильвия Бассингтон-Ффренч уже отвернулась к вазе и извлекала из нее увядшие цветы.

«Надо собраться с мыслями», – думала вечером Фрэнки, расчесывая густые темные волосы, перед тем как одеться к ужину. И самым решительным образом добавила:

– Пора приступить к экспериментам.

Все-таки Роджер Бассингтон-Ффренч такой злодей, каким представлялся ей и Бобби, или нет?

Они с Бобби уже сошлись на том, что человек, решивший убрать сына викария со своего пути, должен иметь легкий доступ к морфию. И это не сулило ничего хорошего Роджеру Бассингтон-Ффренчу. Если брат его получал морфий по почте, Роджер мог без особого труда изъять пакетик и использовать содержимое в личных целях.

«Что сделать, – написала Фрэнки на листе бумаги. – Первое. Узнать, где был Роджер 16-го – в день, когда отравили Бобби».

На ее взгляд, это было вполне просто.

«Второе. Достать фото покойного и пронаблюдать за реакцией, если таковая будет. Также обратить внимание на то, признает ли Р. Б.-Ф. факт своего пребывания в Марчболте в этот день».

Второй пункт заставлял ее чуть волноваться. Это значило открыть себя. Но, с другой стороны, трагедия произошла в родном для нее краю, и мельком упомянув ее, никого на свете не удивишь.

Она скомкала листок и сожгла его.

Первое свое намерение она вполне естественно реализовала за ужином.

– А знаете ли, – непринужденно сказала она Роджеру. – Никак не могу избавиться от ощущения, что мы с вами уже встречались. Причем не так давно… Кстати, это не могло случиться на званом вечере леди Шейн в «Клариджес»? Шестнадцатого числа.