Гарри Кемельман - В пятницу раввин встал поздно

– Как же ты не понимаешь, Марта? Нельзя мне уйти сейчас. Вот-вот подойдут к концу переговоры о покупке у наследников всей недвижимости покойного Даллопа, а кроме меня, никто в этом деле не разбирается. Если бы хоть Джонни Райт выставил свою кандидатуру – он тоже участвовал в переговорах, – я бы все-таки мог тогда уйти. Но он ведь уезжает на зиму во Флориду. Вот уже десять лет, как мы пытаемся заполучить эти участки, и именно теперь, когда дело, считай, уже в шляпе, я вдруг ухожу. Да понимаешь ли ты, в какую сумму это обойдется городу?

До этого была новая школа, а то новая канализационная сеть, медицинский центр, а еще до этого – зарплата служащих городских учреждений. Порой он и сам недоумевал: как типичный янки он, конечно, ни за что не признается в какой-то там любви к родному городу. Вместо этого, он уверял самого себя, что просто любит делать дело, да это и его долг, коль это у него получается лучше, чем у других.

Управлять городом, говорил он всегда, это означает – не решать вопросы по мере того, как они возникают – тогда уже слишком поздно, – а, скорее, предвидеть и ускорить, либо не допустить их возникновения. Именно такая ситуация создалась теперь, в связи с рабби Смоллом и убийством, в синагоге, как окрестили его газеты. Ему не хотелось обсудить этот вопрос на официальном заседании. Хотя городской комитет состоял всего из пяти членов, но и их было много, тем более что ему нужны были всего лишь трое, чтобы провести потом решение.

Он пригласил к себе Хибера Нюта и Джорджа Коллинза – старейших членов городского комитета, старейших не только годами, но и по политическому своему стажу И вот они сидели все трое в гостиной, попивали чай с мороженым и хрустящим печеньем, которыми их угощала Марта Мэкомбр. Они болтали о погоде, о делах, о политическом положении. Наконец Карл Мэкомбр перешел к делу.

– Я собрал вас, чтобы поговорить об этом деле, касающемся синагоги в районе Мильтон. События принимают тревожный характер. Намедни я как-то зашел в ‘‘Каюту" и слышал там довольно неприятные разговоры. Меня никто не видел, так как я сидел в боковой нише, зато я видел и слышал все. Была там кучка завсегдатаев, какая всегда собирается в таких местах, чтобы выпить пива и поболтать. Так вот, они все в один голос утверждали, что убил-то раввин и что евреи подкупили полицию, отчего та ничего и не делает; что Хью Лэниген дружит с раввином и они ходят друг к другу в гости.

– Это не Бац ли Эплбери разорялся?– задал вопрос Джордж Коллинз, добродушный, улыбчивый мужчина в летах. – На днях я его позвал по поводу окраски фасада, так он то же самое болтал. Я его, конечно, высмеял и обозвал ослом.

– Это-то тебя и тревожит, Карл?– спросил Хибер Нют, юркий, вспыльчивый мужчина, который, казалось, вечно на что-то сердился. Кожу на его лысине словно кто-то нарочно оттянул, и когда он сердился, на ней проступала толстая синяя жила. – Тоже мне! Кто же станет обращать внимание на этого болтуна!– Он был явно возмущен, что его вызвали по такому пустяку.

– Ты неправ, Хибер. Там сидел не один лишь Эплбери. И все они с ним соглашались. Боюсь, что такие разговорчики ведутся и в других местах, и это может стать опасным.

– А что делать, Карл?– благодушно сказал Коллинз. – Только и остается, что обозвать их ослами, как я это и сделал.

– И чего ты этим добился? Болтает по-прежнему. Нет, Карл, тебя не это тревожит. Из-за какого-то Эплбери ты бы нас не собрал. Говори же прямо, в чем дело?

– Дело, конечно, не в Эплбери. Такие же разговоры я слышал и у себя в магазине. И не со вчерашнего, а с самого дня убийства. И мне эти разговоры не нравятся. Когда арестовали Бронштейна, все вроде улеглось, но когда его выпустили, опять пошли разговоры И даже пуще прежнего. Общее мнение сводится к тому, что раз не Бронштейн, то, значит, убийца раввин, но егр не арестовывают только потому, что он дружен с Хью Лэнигеном.

– Ерунда!– отрезал Нют. – Хью Лэниген собственного сына арестует, если тот провинится.

– Скажи, а разве не сам раввин добился освобождения Бронштейна?– поинтересовался Коллинз.

– Это точно, но народ-то ведь этого не знает.

– Ну что ж, вот-вот поймают убийцу, тогда все и затихнет, – добавил Коллинз.

– А откуда ты знаешь, что убил не раввин?– спросил Нют.

– А откуда ты знаешь, что убийцу вообще найдут?– спросил Мэкомбр. – Мало ли преступлений так и остаются нераскрытыми? А тем временем вред может произойти немалый.

– Какой вред?– спросил Коллинз.

– Да они могут разжечь ту еще вражду. Евреи, знаешь, народ чувствительный и обидчивый, а тут ведь об их раввине идет речь.

– Тем хуже для них, – буркнул Нют. – Что ж нам теперь, надеть шелковые рукавицы, потому что они, видите ли, чувствительны?

– Постой, постой! В Барнардз-Кроссинге проживает хвыше трехсот еврейских семейств, – начал Мэкомбр. – Так как большинство живет в районе Чильтон, их дома можно оценить, примерно, тысяч в двадцать каждый. Мм самим они, конечно, обошлись дешевле, но я говорю [ 153 о сегодняшней рыночной цене. Для целей налогообложения мы принимаем половину рыночной цены, что составляет триста помножить на десять тысяч, то есть три миллиона долларов. Сумма, как видите, довольно приличная, и налоги с нее – тоже приличные.

– А при чем тут евреи? Не они, так христиане будут жить и платить налоги, – буркнул Нют. – Всего и делов.

– Ты их, я вижу, не больно жалуешь, евреев-то?

– А что? Признаться, не очень.

– А как насчет католиков и цветных?

– И их тбже.

– А как насчет янки?– вставил Коллинз с усмешкой .

– Он и янки не жалует, – ответил за него Мэкомбр, тоже с усмешкой. – И знаешь почему? Потому что он сам янки. Мы, янки, никого особенно не жалуем, но миримся со всеми.

Хибер Нют тоже засмеялся.

– Ну вот, – продолжал Мэкомбр. – Для этого я вас и собрал сегодня. Я много думал о нашем городе, о том, какие все-таки поразительные перемены произошли здесь за последние пятнадцать-двадцать лет. Сегодня наши школы не уступают наилучшим во всем штате. У нас городская библиотека, какой не часто сыщешь в небольшом городе, подобном нашему. Мы построили новую больницу, проложили десятки километров дорог и канализации. Город не только вырос, в нем жить стало лучше. И кто же сделал все это? Да население Мильтона – еврейское, а также христианское. Будем смотреть правде в глаза. Население чильтонского района – я имею в виду христианское – не очень-то походит на нас, жителей Старого города. Они скорее походят на своих еврейских соседей. Это молодые специалисты, ученые, инженера и так далее. У всех высшее образование, в том числе и у жен, и детей они тоже пошлют в колледж. А ведь вы же знаете, что привело их сюда… I

– Их привело сюда, – перебил его Нют, – то обстоятельство, что здесь море, а до Бостона всего полчаса езды.