Агата Кристи - Смерть на Ниле / Death on the Nile

В вашем разговоре меня заинтересовали некоторые обмолвки. Пропавшее при вас кольцо на Майорке; ваше присутствие на приеме, где обнаружилось, что подлинные драгоценности заменены на поддельные; ваша близкая дружба с мадемуазель Саутвуд. Имело значение и то, что вам явно было не по душе мое присутствие и вы всячески старались настроить против меня вашу матушку. Это, конечно, можно было объяснить простой неприязнью, но я отвел эту мысль. Уж очень старательно вы прятали эту неприязнь под маской радушия.

Eh bien. Убивают Линит Дойл, и обнаруживается, что пропал ее жемчуг. Как вы понимаете, я сразу думаю на вас, но уверенности у меня нет. Ведь если вы, как я полагаю, работаете с мадемуазель Саутвуд, близкой подругой мадам Дойл, то должна иметь место подмена, а не наглая кража. Вдруг жемчуг возвращают – и что же я вижу? Что он не настоящий, это подделка.

И тогда я понимаю, кто тут истинный вор. Украли и вернули поддельную нитку, которой вы еще раньше заменили настоящее ожерелье.

Пуаро взглянул на сидящего против него молодого человека. Загар не мог скрыть, как он побледнел. Боец он был неважный, не то что цепкий Пеннингтон. Выдерживая роль пересмешника, Тим сказал:

– В самом деле? Куда же я его дел в таком случае?

– Это я тоже знаю.

У Тима сразу опало, увяло лицо. Пуаро размеренно продолжал:

– Ожерелье может находиться только в одном месте. Я долго размышлял, и мой рассудок ручается в правоте. Жемчужины, месье Аллертон, спрятаны в четках, что висят у вас в каюте. Их бусины очень искусно вырезаны – я думаю, их делали по вашему заказу. Бусины разымаются на половинки – по их виду не догадаешься, – и внутри каждой в клею лежит жемчужина. При обыске полиция обычно уважительно относится к религиозным символам, если не усмотрит в них ничего подозрительного. И вы это учли. Я пытался выяснить, каким образом мадемуазель Саутвуд переслала вам поддельное ожерелье. Она непременно должна была это сделать, поскольку вы приехали сюда с Майорки, услышав, что здесь будет проводить свой медовый месяц мадам Дойл. Я мыслю так: ожерелье прислали в книге, в страницах вырезав квадратную нишу. Обрезы книги видны, а под обложку на почте никто не заглянет.

Настало долгое молчание. Потом Тим ровным голосом сказал:

– Вы победили. Покуролесил – и хватит. Пора расхлебывать эту кашу.

Пуаро чуть заметно кивнул:

– А вы знаете, что вас видели в ту ночь?

– Меня видели? – вздрогнул Тим.

– Да, в ту ночь, когда погибла Линит Дойл, один человек видел, как вы уходили от нее после часа ночи.

Тим сказал:

– Слушайте, вы же не думаете… Это не я ее убил, клянусь вам! Я места себе не нахожу. Надо же было выбрать именно ту ночь! Это просто ужас какой-то.

– Да, – сказал Пуаро, – вам пришлось понервничать. Зато теперь, когда правда вышла наружу, вы можете нам помочь. Когда вы брали ее жемчуг, мадам Дойл была жива или мертва?

– Не знаю, – хрипло выдавил Тим. – Ей-богу, не знаю, месье Пуаро. Я заранее выяснил, куда она кладет его на ночь, – на столик у изголовья. Я прокрался в каюту, ощупал столик, забрал жемчуг, положил поддельный и выскользнул наружу. Естественно, я думал, что она спит.

– Вы слышали ее дыхание? Вы же наверняка прислушивались.

Тим добросовестно задумался.

– Было очень тихо – действительно, очень тихо, но чтобы слышать ее дыхание… нет, не помню.

– Не пахло гарью, как после недавнего выстрела из пистолета?

– Не думаю. Не помню.

Пуаро вздохнул:

– Значит, мы не продвинулись.

Тим заинтересованно спросил:

– А кто меня видел?

– Розали Оттерборн. Она шла с другого борта и видела, как вы вышли из каюты Линит Дойл и прошли к себе.

– Так это она вам сказала.

Пуаро тихо возразил:

– Извините. Она мне ничего не говорила.

– Тогда как же вы узнали?

– Не зря же я Эркюль Пуаро! Я не нуждаюсь в том, чтобы мне рассказывали. Когда я оказал на нее давление, знаете, что она сказала? Она сказала: «Я никого не видела». Она солгала мне.

– Почему же она не призналась?

Пуаро бесстрастным голосом сказал:

– Возможно, потому, что считала убийцей того, кого она увидела тогда. Согласитесь, это было похоже на правду.

– Тем больше, по-моему, оснований рассказать вам.

Пуаро пожал плечами:

– Значит, она думала иначе.

Дрогнувшим голосом Тим сказал:

– Удивительная девушка. Много, наверное, натерпелась она от своей матери.

– Да, жизнь была неласкова к ней.

– Бедная, – обронил Тим и поднял глаза на Рейса. – Что будем делать, сэр? Я признаюсь в том, что забрал из каюты Линит нитку жемчуга, вы найдете ее там, где было сказано. Я виновен в полной мере. Что же касается мисс Саутвуд, то тут я ничего не признаю. Против нее нет никаких доказательств. Это мое личное дело, где я раздобыл фальшивое ожерелье.

– Очень правильная позиция, – пробормотал Пуаро.

Тим, кривляясь, сказал:

– Джентльмен есть джентльмен! Теперь вообразите мои муки, когда матушка начала обхаживать вас. Не настолько же я закоренелый злодей, чтобы накануне весьма рискованного предприятия безмятежно сидеть бок о бок с удачливым детективом! Кому-то, может, это по вкусу, но мне – нет. Честно говоря, я сидел и обливался холодным потом.

– Однако это не удержало вас.

Тим пожал плечами:

– До такой степени я не дал себе распуститься. Когда-то надо было подменить ожерелье, а на пароходе представилась редкая возможность: ее каюта третья от меня, и сама Линит настолько погружена в собственные заботы, что вряд ли заметит подмену.

– Сомневаюсь, что все так и было.

Тим внимательно взглянул на него:

– Что вы хотите сказать?

Пуаро нажал кнопку звонка.

– Я бы хотел пригласить сюда мисс Оттерборн.

Тим нахмурился и ничего не сказал. Пришел стюард, выслушал распоряжение и удалился.

Через несколько минут явилась Розали. При виде Тима ее покрасневшие от недавних слез глаза округлились; в ней не было и следа былого недовольства, колючести. Она села и с новообретенной кротостью перевела взгляд с Рейса на Пуаро.

– Извините, что пришлось вас потревожить, мисс Оттерборн, – негромко сказал Рейс. Он был не очень доволен настойчивостью Пуаро.

– Ничего, – в тон ему сказала девушка.

– Нужно прояснить немногие моменты, – сказал Пуаро. – Когда я спросил вас, не видели ли вы кого-нибудь на палубе с правого борта в десять минут второго, вы ответили, что никого не видели. К счастью, я дознался до правды без вашей помощи. Месье Аллертон признался, что ночью был в каюте Линит Дойл.

Она бросила взгляд на убитое, каменное лицо Тима; тот коротко кивнул.

– Я правильно назвал время, месье Аллертон?

– Совершенно правильно, – ответил Аллертон.

Розали не сводила с него глаз. У нее дрожали помертвелые губы.