Рекс Стаут - Трое вне игры

Большинство присутствующих посмотрели; не сделали этого лишь трое, тем самым продемонстрировав, как работают мужские мозги. Это были помощник окружного прокурора Мандельбаум, заместитель комиссара полиции Бойл и инспектор Кремер. Все трое высокопоставленных служителей закона уставились не на убийцу, который был только что изобличен, а на человека, который вывел его на чистую воду. Впрочем, их нельзя было за это корить: теперь им предстояло предъявить Хаку обвинение и арестовать его, хотя они были совершенно не готовы передать дело суду присяжных, а у Хака имелось достаточно денег, чтобы нанять десять лучших адвокатов города.

Инспектор Кремер поднялся на ноги и, на всякий случай убедившись, что сержант Стеббинс по-прежнему дежурит возле Хака, повернулся к Вулфу.

– И посмотрите-ка на него сейчас… – передразнил он. – Нет, давайте-ка лучше посмотрим на вас, мистер Вулф! На вас и на ваши ценные комментарии! Эта сделка, которую вы предложили, – вы сказали, что только осел согласился бы на нее, зная, что Луэнт еще жив. Отлично! Но как тогда быть с вами? Ведь столь же очевидно, что только осел мог предложить такую сделку, думая, что мистер Луэнт находится в добром здравии. Бог свидетель, вас можно обозвать по-всякому, но только не ослом. А этот фокус, который выкинул Гудвин, чтобы заполучить вас сюда!.. Он ни за что не решился бы на него, а вы ни за что не приехали бы, не знай вы оба об убийстве Луэнта. Итак, я жду от вас комментариев.

– Пф! – мягко произнес Вулф. – Неужели вам мало забот и без…

Он умолк, чтобы понаблюдать спектакль, ставший демонстрацией того, как работает мозг женщины. Миссис О’Ши встала со своего места и, скрестив руки на груди, медленно, словно в трансе, двинулась к своему патрону. По ее щекам ручьями текли слезы. Она остановилась в трех шагах от него.

– Это кара небесная, – проговорила она так тихо, что ее едва можно было расслышать. – Страх в моем сердце… О боже, как долго он там был! Вы лгали мне, лгали все это время, и где-то в глубине души я знала это. Она проведала о нашей связи – проведала и сказала вам, и тогда вы убили ее. Но благодарение небу, теперь вы…

Инспектор Кремер подхватил ее под локоть.

Мозг другой женщины тоже работал. Сильвия Марси покинула диван, подошла к креслу-каталке и положила на колени Теодора Хака поверх коричневого покрывала какой-то предмет.

Когда она направилась к двери, я увидел, что это было: на коленях Хака лежали маленькие наручные часики с обрамлением из красных камней – наверное, рубинов.

Я ничего не могу сообщить о судьбе двух других подарков, чье вручение было ускорено моим появлением в доме. Минули месяцы; и только на прошлой неделе суд присяжных признал Хака виновным в преднамеренном убийстве. Но мне кажется, что миссис О’Ши и мисс Рифф все еще хранят свои часики.

Началось все благодаря стечению обстоятельств, но что так не начинается? Упомяну хотя бы то, что если бы тем утром мне не надо было депонировать в банке парочку чеков, то я бы вообще вряд ли оказался поблизости.

Но я оказался, а потому повернул с Лексингтон-авеню на Тридцать седьмую улицу, радуясь яркому солнышку и свежему морозному воздуху, и протопал шагов сорок до нужного дома. Это было пятиэтажное здание из желтого кирпича, чистое и аккуратное, с зелеными растениями в кадках по бокам от входа. Я вошел внутрь. В холле чуть больше моей комнаты на полу лежал ковер с орнаментом, имелся камин, но без огня, еще растения в кадках и швейцар в униформе, смеривший меня подозрительным взглядом.

Только я раскрыл рот, чтобы опередить его вопросы, как стеклись эти обстоятельства. С улицы зашел крупный мужчина в темно-синем пальто и шляпе хомбург и пронесся мимо меня к лифту, двери которого в этот момент отворились, и из него появилась девушка. Четыре человека в таком маленьком холле уже образовывали толпу, и нам пришлось произвести некоторые маневры. Тем временем я обратился к швейцару:

– Моя фамилия Гудвин, я к Лео Хеллеру.

Он уставился на меня, но уже по-другому, и выпалил:

– Уж не тот ли вы Арчи Гудвин, который работает у Ниро Вулфа?

Направлявшаяся к дверям девушка остановилась в шаге от них и развернулась, а здоровяк в лифте заблокировал дверь и высунул голову.

– Я видел ваш снимок в газете, – не унимался швейцар, – и… э-э-э… хотел бы получить автограф Ниро Вулфа.

Было бы гораздо уместнее, если бы он хотел мой, но я не жадина, ладно. Мужчина в лифте, работающем без лифтера, отпустил двери, девушка же продолжала глазеть на нас. Мне было бы даже неловко ее разочаровывать, отрицая, что это действительно я, как, несомненно, пришлось бы поступить, окажись я там по заданию, требовавшему соблюдения секретности.

Пожалуй, продержу ее с минуту, пока буду объяснять, что, вообще-то, привело меня сюда вовсе не задание. Главным образом я удовлетворял собственное любопытство. Вчера в пять часов дня в кабинете Ниро Вулфа раздался телефонный звонок. После разговора я отправился на кухню, где Фриц снимал мясо со свиной головы для блюда, которое он называет fromage de cochon [1] Паштет из рубленой свинины (фр.) . , выпить стакан воды и поведать Фрицу, что направляюсь наверх поцапаться.

– Он там так счастлив! – запротестовал Фриц, но в его глазах засветились искорки.

Ему чертовски хорошо известно, что, если я прекращу с Ниро Вулфом цапаться, однажды в банке не останется денег на зарплату, включая и зарплату его, Фрица.

Миновав спальные этажи, я поднялся на крышу, где десять тысяч квадратных футов стекла в алюминиевых рамах создают дом для десяти тысяч орхидей. От буйства красок на стеллажах в трех помещениях дух у меня более не захватывает, но зрелище это по-прежнему потрясающее, а потому, двигаясь в тот день между цветами, я старался смотреть строго вперед, чтобы сохранять воинственный настрой. И все же он угас. В умеренном помещении Вулф злобно взирал на росток одонтоглоссума, который держал в руке, сущая гора холодной ярости, а рядом с ним, плотно сжав губы, стоял Теодор Хорстман, нянька орхидей.

Заслышав мое приближение, Вулф перевел испепеляющий взор на меня и взбешенно рявкнул:

– Трипсы! [2] Трипсы, или пузыреногие, – мелкие насекомые, злостные вредители домашних растений.

Настроение у меня мгновенно изменилось. Есть время цапаться, и есть время не цапаться. Но я упрямо продолжал идти.

– Что надо? – проскрежетал он.

– Я понимаю, – начал я учтиво, но твердо, – что время сейчас не совсем подходящее, но я обещал мистеру Хеллеру поговорить с вами. Он звонил…

– Поговоришь позже! Если вообще поговоришь!

– Я должен ему перезвонить. Это тот самый Лео Хеллер, кудесник вероятности. Он говорит, что в ходе вычислений заподозрил, будто один его клиент, возможно, совершил тяжкое преступление, но это всего лишь подозрение, и он не хочет обращаться в полицию, пока не будет проведено расследование, и таковое он хочет поручить нам. Я поинтересовался подробностями, но он не стал говорить по телефону. Вот я и подумал, что могу хоть сейчас сгонять к нему – это всего лишь на Восточной Тридцать седьмой улице – и выяснить, похоже ли это на работу. Он не…