Джордж Оруэлл - 1984. Скотный двор

Он обратился к детству -- попытался вспомнить, всегда ли был таким Лондон. Were there always these vistas of rotting nineteenth-century houses, their sides shored up with baulks of timber, their windows patched with cardboard and their roofs with corrugated iron, their crazy garden walls sagging in all directions? Всегда ли тянулись вдаль эти вереницы обветшалых домов XIX века, подпертых бревнами, с залатанными картоном окнами, лоскутными крышами, пьяными стенками палисадников? And the bombed sites where the plaster dust swirled in the air and the willow-herb straggled over the heaps of rubble; and the places where the bombs had cleared a larger patch and there had sprung up sordid colonies of wooden dwellings like chicken-houses? И эти прогалины от бомбежек, где вилась алебастровая пыль и кипрей карабкался по грудам обломков; и большие пустыри, где бомбы расчистили место для целой грибной семьи убогих дощатых хибарок, похожих на курятники? But it was no use, he could not remember: nothing remained of his childhood except a series of bright-lit tableaux occurring against no background and mostly unintelligible. Но -- без толку, вспомнить он не мог; ничего не осталось от детства, кроме отрывочных ярко освещенных сцен, лишенных фона и чаще всего невразумительных. The Ministry of Truth--Minitrue, in Newspeak [Newspeak was the official language of Oceania. For an account of its structure and etymology see Appendix. ]--was startlingly different from any other object in sight. Министерство правды -- на новоязе[1] Миниправ -- разительно отличалось от всего, что лежало вокруг. It was an enormous pyramidal structure of glittering white concrete, soaring up, terrace after terrace, 300 metres into the air. Это исполинское пирамидальное здание, сияющее белым бетоном, вздымалось, уступ за уступом, на трехсотметровую высоту. From where Winston stood it was just possible to read, picked out on its white face in elegant lettering, the three slogans of the Party: Из своего окна Уинстон мог прочесть на белом фасаде написанные элегантным шрифтом три партийных лозунга: WAR IS PEACE FREEDOM IS SLAVERY IGNORANCE IS STRENGTH ВОИНА -- ЭТО МИР СВОБОДА -- ЭТО РАБСТВО НЕЗНАНИЕ -- СИЛА

The Ministry of Truth contained, it was said, three thousand rooms above ground level, and corresponding ramifications below.	По слухам, министерство правды заключало в себе три тысячи кабинетов над поверхностью земли и соответствующую корневую систему в недрах.
Scattered about London there were just three other buildings of similar appearance and size.	В разных концах Лондона стояли лишь три еще здания подобного вида и размеров.
So completely did they dwarf the surrounding architecture that from the roof of Victory Mansions you could see all four of them simultaneously.	Они настолько возвышались над городом, что с крыши жилого дома "Победа" можно было видеть все четыре разом.
They were the homes of the four Ministries between which the entire apparatus of government was divided. The Ministry of Truth, which concerned itself with news, entertainment, education, and the fine arts. The Ministry of Peace, which concerned itself with war. The Ministry of Love, which maintained law and order. And the Ministry of Plenty, which was responsible for economic affairs.	В них помещались четыре министерства, весь государственный аппарат: министерство правды, ведавшее информацией, образованием, досугом и искусствами; министерство мира, ведавшее войной; министерство любви, ведавшее охраной порядка, и министерство изобилия, отвечавшее за экономику.
Their names, in Newspeak: Minitrue, Minipax, Miniluv, and Miniplenty.	На новоязе: миниправ, минимир, минилюб и минизо.
The Ministry of Love was the really frightening one.	Министерство любви внушало страх.
There were no windows in it at all.	В здании отсутствовали окна.
Winston had never been inside the Ministry of Love, nor within half a kilometre of it.	Уинстон ни разу не переступал его порога, ни разу не подходил к нему ближе чем на полкилометра.
It was a place impossible to enter except on official business, and then only by penetrating through a maze of barbed-wire entanglements, steel doors, and hidden machine-gun nests.	Попасть туда можно было только по официальному делу. да и то преодолев целый лабиринт колючей проволоки, стальных дверей и замаскированных пулеметных гнезд.
Even the streets leading up to its outer barriers were roamed by gorilla-faced guards in black uniforms, armed with jointed truncheons.	Даже на улицах, ведущих к внешнему кольцу ограждений, патрулировали охранники в черной форме, с лицами горилл, вооруженные суставчатыми дубинками
Winston turned round abruptly.	Уинстон резко повернулся.
He had set his features into the expression of quiet optimism which it was advisable to wear when facing the telescreen. He crossed the room into the tiny kitchen.	Он придал лицу выражение спокойного оптимизма, наиболее уместное перед телекраном, и прошел в другой конец комнаты, к крохотной кухоньке.
By leaving the Ministry at this time of day he had sacrificed his lunch in the canteen, and he was aware that there was no food in the kitchen except a hunk of dark-coloured bread which had got to be saved for tomorrow's breakfast.	Покинув в этот час министерство, он пожертвовал обедом в столовой, а дома никакой еды не было -- кроме ломтя черного хлеба, который надо было поберечь до завтрашнего утра.
He took down from the shelf a bottle of colourless liquid with a plain white label marked VICTORY GIN.	Он взял с полки бутылку бесцветной жидкости с простой белой этикеткой: "Джин Победа".
It gave off a sickly, oily smell, as of Chinese rice-spirit.	Запах у джина был противный, маслянистый, как у китайской рисовой водки.

Winston poured out nearly a teacupful, nerved himself for a shock, and gulped it down like a dose of medicine.	Уинстон налил почти полную чашку, собрался с духом и проглотил, точно лекарство.
Instantly his face turned scarlet and the water ran out of his eyes.	Лицо у него сразу покраснело, а из глаз дотекли слезы.
The stuff was like nitric acid, and moreover, in swallowing it one had the sensation of being hit on the back of the head with a rubber club.	Напиток был похож на азотную кислоту; мало того: после глотка ощущение было такое, будто тебя огрели по спине резиновой дубинкой.
The next moment, however, the burning in his belly died down and the world began to look more cheerful.	Но вскоре жжение в желудке утихло, а мир стал выглядеть веселее.
He took a cigarette from a crumpled packet marked VICTORY CIGARETTES and incautiously held it upright, whereupon the tobacco fell out on to the floor.	Он вытянул сигарету из мятой пачки с надписью "Сигареты Победа", по рассеянности держа ее вертикально, в результате весь табак из сигареты высыпался на пол.
With the next he was more successful.	Со следующей Уинстон обошелся аккуратнее.
He went back to the living-room and sat down at a small table that stood to the left of the telescreen.	Он вернулся в комнату и сел за столик слева от телекрана.
From the table drawer he took out a penholder, a bottle of ink, and a thick, quarto-sized blank book with a red back and a marbled cover.	Из ящика стола он вынул ручку, пузырек с чернилами и толстую книгу для записей с красным корешком и переплетом под мрамор.
For some reason the telescreen in the living-room was in an unusual position.	По неизвестной причине телекран в комнате был установлен не так, как принято.
Instead of being placed, as was normal, in the end wall, where it could command the whole room, it was in the longer wall, opposite the window.	Он помещался не в торцовой стене, откуда мог бы обозревать всю комнату, а в длинной, напротив окна.
To one side of it there was a shallow alcove in which Winston was now sitting, and which, when the flats were built, had probably been intended to hold bookshelves.	Сбоку от него была неглубокая ниша, предназначенная, вероятно, для книжных полок, -- там и сидел сейчас Уинстон.
By sitting in the alcove, and keeping well back, Winston was able to remain outside the range of the telescreen, so far as sight went.	Сев в ней поглубже, он оказывался недосягаемым для телекрана, вернее, невидимым.
He could be heard, of course, but so long as he stayed in his present position he could not be seen.	Подслушивать его, конечно, могли, но наблюдать, пока он сидел там, -- нет.
It was partly the unusual geography of the room that had suggested to him the thing that he was now about to do.	Эта несколько необычная планировка комнаты, возможно, и натолкнула его на мысль заняться тем, чем он намерен был сейчас заняться.
But it had also been suggested by the book that he had just taken out of the drawer.	Но кроме того, натолкнула книга в мраморном переплете.
It was a peculiarly beautiful book.	Книга была удивительно красива.
Its smooth creamy paper, a little yellowed by age, was of a kind that had not been manufactured for at least forty years past.	Гладкая кремовая бумага чуть пожелтела от старости -- такой бумаги не выпускали уже лет сорок, а то и больше.
He could guess, however, that the book was much older than that.	Уинстон подозревал, что книга еще древнее.

Читать дальше