Михаил Кривич - Бюст на родине героя

Может, и сейчас жив — такие живучи. Хотя вряд ли, ему должно быть за девяносто.

Он входит в мой гостиничный номер. И больше тридцати ему никак не дашь. Немного погрузнел, но все тот же: аккуратный зализ над низким лбом, рот приоткрыт — так от гланд и не избавился, глаза мутные, рожа гнусная.

Он представляется: старший оперуполномоченный угрозыска, имя, отчество, фамилия, — и раскрывает передо мной удостоверение в вишневых корочках. Конечно, не Донат и не Заколупин. И наверняка никогда не учился на сапожника. Но внутри у меня странный, незнакомый холодок, не страх, а ощущение надвигающейся жути, нереальности, ночного кошмара — такого я не испытывал даже тогда в милиции, когда меня упрятали в обезьянник. В памяти всплывает фраза из тонкой музейной брошюры, которую доводилось листать, «Необходимое руководство для агентов чрезвычайных комиссий», кажется, так она называлась: «Разведчики должны быть революционерами и неуклонно помнить одно, что они борются со своими злейшими врагами, которых они не должны щадить». Этот щадить не будет. Такие не умеют щадить.

Опер по-хозяйски усаживается за стол, достает блокнот и ручку. Я сажусь на стул поодаль. Начинается допрос.

Фамилия, имя, отчество, место постоянного жительства, род занятий. Отвечаю. Он сопит заложенным носом и записывает.

Цель приезда в Энск? Личная. А в анкете написали «служебная командировка» — чему прикажете верить? Пожимаю плечами. Какая личная цель — конкретно? Встреча со старым другом. С кем именно? Со Степаном Сидоровичем Крутых. Удовлетворенно записывает.

Опер без интереса выслушивает историю нашего со Степаном знакомства, перечень моих основных энских публикаций в центральной печати и заставляет меня вернуться к событиям последних дней. Где искал Степана, как нашел его в больнице, когда пришел к нему, когда ушел, когда вернулся — постарайтесь вспомнить как можно точнее, до минуты. Постараюсь, хотя до минуты не обещаю — хронометража не вел. И все же постарайтесь, это в ваших же интересах.

Посылай ментов к едрене-фене — учит Левушка. Отвечай только на прямые вопросы — учит Артем. Я следую указаниям Артема: точные ответы и ничего лишнего.

Что вы делали вчера на кладбище? Резкий поворот допроса, тщательно приберегаемый козырь опера. Я ждал этот вопрос и не задумывась отвечаю: предотвращал надругательство над могилой и эксгумацию трупа. Опер требует подробности. Я подробно рассказываю, не скрывая имя основного злоумышленника — американского гражданина Аркадия Захаровича Шика. Опер раздраженно сопит, но не записывает. У вас есть свидетели? Я называю свидетелей — всех, кроме Олега. Кстати сказать, я даже не знаю его фамилии, Олег и Олег, Натан его еще называет Аликом…

Так проходит часа полтора. Мой опер заметно устал — он тяжело сопит и часто раздражается: я вам русским языком говорю! помолчите, я не нуждаюсь в ваших комментариях! здесь вопросы задаю я! Сценарий плохого кино. Следовательским мастерством он вряд ли превосходит своего далекого предшественника Доната Заколупина, но ни на минуту не забывает, что борется со злейшим врагом, — настоящая революционная выучка!

Вы знакомы с Геннадием Петровичем Жердяевым? Нет. Если вы столько раз бывали в Энске, должны знать. Пожимаю плечами. Повторяю вопрос: вы знаете гражданина Жердяева Геннадия Петровича? Нет. Вы пытаетесь ввести в заблуждение следствие! Пожимаю плечами. Хорошо, мы к этому еще вернемся, а сейчас такой вопрос: что вы делали на базе отдыха нефтехимического комбината? Встречался с генеральным директором. С товарищем Валиевым! Да, с Ринатом Гамизовичем.

Рот опера раскрывается шире обычного. Он явно не в курсе моих высоких связей и несколько смущен. Впрочем, он быстро оправляется от смущения: «разведчик должен преодолевать все заползающие в его душу мелочные обывательские мысли, так как они разлагающе действуют на революционера» — из той же брошюры. Кто может подтвердить вашу встречу с товарищем Валиевым?

Я не успеваю ответить, потому что звонит телефон и — сценарий плохого кино! — помощник Валиева почтительно произносит: соединяю вас с Ринатом Гамизовичем.

— Добрый день, слушаю вас, Ринат Гамизович.

У опера отваливается челюсть.

— Все в порядке? Как себя чувствуешь?

— Спасибо, Ринат Гамизович, все нормально.

— Чем занят?

— Да так. Тут у меня товарищ из угрозыска. Интересуется, что я у вас делал на базе отдыха.

— Что-о?!

— Спрашивает, что я делал у вас.

— Ну-ка дай ему трубку.

Я молча протягиваю трубку оперу. Тот привстает, коротко, по-военному представляется, внимательно слушает. Испуганное выражение на лице. До меня долетает гул из трубки — представляю себе, чем обвешивает разгневанный генерал несчастного опера. Да, Ринат Гамизович. Понял, Ринат Гамизович. Слушаюсь, Ринат Гамизович.

Опер возвращает мне трубку.

— Совсем обнаглели. Чтоб его духу у тебя не было!

Опер прячет блокнот и ручку, на цыпочках идет к двери, на пороге молча кивает мне и аккуратно прикрывает дверь за собой.

— Ушел?

— Ушел.

— Не беспокойся, сегодня же врежу кому следует, — говорит Валиев. — Чтоб отвязались от тебя. Это все дела Шика и его нового дружка из «Констеллейшн». Сегодня оба мне с утра звонили. Опять льют на тебя помои. Снюхались. А кстати, что ты ночью делал на кладбище?

— А вы, Ринат Гамизович, у Шика не спросили, что он там делал?

— Говорит, заехал положить цветы.

— И для этого могилу раскапывал?

— Вон оно что! Ну я этого гаврика прижму! Послушай, об этом после, при встрече. А сейчас вот какое дело есть. Мне доложили, что они опять собираются наведаться в товарно-сырьевой парк. Деньги будут раздавать.

— Ринат Гамизович, не по телефону бы…

— Плевать я хотел. Пусть слушают! Я не против, чтоб мои люди немного на этой сволочи заработали, только наглости не потерплю. Послушай, я мог бы задействовать вохру, но не хочу лишнего шума. Ты бы не мог их легонечко пугнуть?

— Надо подумать.

— Подумай. Если что-то еще узнаю, тебя поставят в известность. У меня пока все.

— Спасибо, Ринат Гамизович.

— Тебе спасибо. Будь здоров.

Кладу трубку. Хорошо иметь влиятельного союзника. Если просит, надо помочь. Но как?

Оперативные действия продолжаются.

14.15. Возвращается Артем. Весь сияет от самодовольства, словно переспал с принцессой крови. Что-то наверняка принес. Но молчит, ждет расспросов. Креплюсь, варю кофе, разливаю по чашкам. Наконец не выдерживаю.

Ну что? А ничего. Узнал что-нибудь? А то! Теперь уже не выдерживает Артюша — выкладывает что принес, а принес он немало.

Найти однокурсника оказалось легче легкого — он служит в городском управлении, подполковник, сейчас, между прочим, на нем дело Жердяева, по его мнению, безнадежно дохлое, типичный висяк. Натана Казака хорошо помнит, хотя деталей никогда не знал. В общем, так, залезли с подполковником в архивы, вытащили все, что можно вытащить. Артем сам листал дело — там все абсолютно прозрачно: хищение социалистической собственности в особо крупных, девяносто три-прим по трем полностью доказанным эпизодам, в общем, пятерик — это вполне по-божески, вполне могли бы влепить вдвое больше. В деле, как водится, полтонны бумаги, но зацепиться не за что.