Михаил Кривич - Бюст на родине героя

Артем разводит руками: мол, на нет и суда нет, и народных заседателей. Я терпеливо жду. Ну что дальше, продолжает Артем, дальше подняли оперативно-розыскное дело, там тоже негусто, ну разве что одна бумажка… Какая бумажка? Да так, одна бумажка. Артюша играет со мной, как кошка с мышкой, и наслаждается своей игрой. Ладно, пусть поиграет.

Хорошая бумажка, полезная бумажка, хотя, в общем, ничего особенного… Куда я ее задевал? Артем медленно извлекает из внутреннего кармана бумажник и начинает в нем демонстративно рыться. Я делаю безразличное лицо и отворачиваюсь. Ага, вот она. Артем достает вчетверо сложенный листок, нарочито медленно разворачивает его, разглаживает сгибы и протягивает мне. Я вырываю листок из его рук.

Что-то вроде бланка. Сверху типографскими буквами набрана шапка: «Оперативное донесение», пониже слева — «Источник:», после двоеточия на машинке чуть наперекосяк впечатано — «Земляк». И несколько строк, тоже машинописных: на складе фабрики № 7… неоприходованная готовая продукция… сорочки мужские артикул… 430 шт… блузоны мужские артикул… панталоны женские артикул… на базу № 2 горпромторга отправлено неоприходованной готовой продукции… в магазин «Галантерея» горпромторга… Подпись: оперуполномоченный по Зареченскому р-ну ст. лейт. Орехов М. И. Дата: 11.7.75.

Я верчу в руках бумажку, перечитываю, еще раз перечитываю. Вот как это, оказывается, выглядит. Потом соображаю, что этой бумажке должна была предшествовать другая — от самого Земляка. Или земляки стучат, так сказать, вербально? Когда как, поясняет Артем, но в данном случае исходная писулька наверняка была: опер Орехов не мог накатать такое по памяти.

У меня есть вопросы, много вопросов. Но Артем жестом фокусника извлекает из своего бумажника еще один сложенный листок и, расправив, протягивает его мне.

Такой же бланк, тот же источник, та же подпись, дата другая: 21.1.81. И текст другой: по агентурным данным, вернувшийся из мест заключения гр-н Казак Н. С. допускал заведомо ложные высказывания, порочащие… а также угрозы в адрес партийного и советского руководства города, заключающиеся в том, что намерен придать гласности якобы имевшие место факты передачи им, гр-ном Казаком Н. С., взяток следующим должностным лицам: первому секретарю горкома партии товарищу…

Вот все точки и расставлены. Все совпадает с последним, предсмертным интервью Степана, который умер, бедняга, так ничего и не поняв. А тут и понимать нечего. Опростоволосился Косой — пустил свои подмазки через Соплю и Жирдяя, и прилипли его не очень чистые денежки к грязным рукам, и не дошли до чистых партийных рук, и пошел доверчивый Косой по наводке Земляка в зону. Вернулся и распустил язык, а может, и не распускал, может, все это выдумки стукача-земляка, которому Натан стоял поперек горла в Энске. А кому стоял Натан поперек горла в Энске? Думай, Моня, думай! А чего тут думать? Тому — кто прибрал так и не дошедшие до верха Натановы денежки. То есть Сопле и Жирдяю. Выходит, один из этих двух земляков Натана и есть искомый Земляк. Который? И это не загадка. Будь Геннадий Степанович Жердяев Земляком, не он бы исчез бесследно, а другой земляк — Аркадий Захарович Шик.

— Ну что, есть вопросы? — спрашивает Артем.

— Право, не знаю, — говорю я. — Все вроде и ясно, но хорошо бы еще иметь документальное свидетельство, кто этот землячок.

— Ишь чего захотел! — Артем, кажется, немного обижен, что я не оценил его архивные находки. — Помнится, юридически безупречных доказательств я тебе не обещал, да ты их и не просил. Кстати сказать, ксерокопии, которые у нас в руках, тоже никакой юридической силы не имеют, а оригиналов никто мне не даст, спасибо, что ксерокс у них в управлении нашелся.

— Но может быть, попробовать… — Я сам не знаю, что предлагаю попробовать, и замолкаю.

— Одна попробовала, — усмехается Артем. — Ладно, но имей в виду: никто тебе не даст заверенной печатью бумаги, что сексот по кличке «Земляк» и есть твой Шик. Кстати говоря, совсем и не обязательно, что это Шик, тут вполне может быть цепочка: Шик навел Земляка на Натана, Земляк стукнул и…

— А нельзя еще раз обратиться к твоему подполковнику?

— К нему не надо обращаться. Я знаю, к кому обращаться, — говорит Артем. — Но это уже, старик, за отдельную плату. Тут, думаю, на халяву не пройдет. Ты ассигнуешь из Натановых командировочных, ну, скажем, сотню баксов?

Я, не колеблясь, соглашаюсь. В конце концов на это Натан и выдал деньги.

— Ладно, — говорит Артем, — пообедаем и съездим. — Куда?

— К оперу, Михал Иванычу Орехову.

15.40. Вваливаются Левушка и Олег, оба с ног до головы в масле, но веселые и довольные.

По очереди отмываются в ванной, усаживаются рядышком на диван, продолжают свой, только им понятный, автомобильный треп. Краем уха слышу, что речь идет о какой-то насмерть прикипевшей гайке, которую Олег никак не мог расконтрить, — это тебе, парень, не из пушки шмалять. Хохочут. Теперь их водой не разольешь.

Олег спускается в ресторан и вскоре возвращается с Валюшей и двумя подносами: кастрюльки, судки, соусницы. Артем не удерживается и вполголоса, чтобы не услышали наши кормильцы, подначивает меня: мол, от твоей Людочки одна головная боль, а тут комплексный обед из приличного ресторана — учись, старик, у нашей замечательной молодежи.

Артем первым заканчивает обед, закуривает и подходит к окну. Какое-то время он молча смотрит на улицу, потом задумчиво, как бы про себя, произносит:

— А вот и мышка-наружка.

— Какая еще мышка? — спрашивает Левушка, допивая компот.

Я же понимаю сразу, Олег тоже. Мы присоединяемся к Артему и выглядываем из-за шторы на улицу. Перед входом в гостиницу на пустой парковочной площадке стоит, ощетинившись антеннами, оранжевый «жигуль» одиннадцатой модели. За окном сумерки, но в освещенном салоне видны два человека.

— Почему ты так думаешь? — спрашивает Олег.

— Знаю, — бросает Артем и добавляет: — Сейчас проверим. Собирайся, поедем к Михал Иванычу, — последнее адресовано мне.

Мы с Артемом выходим на улицу и направляемся прямо к оранжевому «жигулю». Все ближе две пары настороженных глаз. В нескольких шагах от машины расходимся — Артем налево, я направо. Те включают двигатель. Я останавливаюсь на краю тротуара у перехода — на светофоре красный — и закуриваю, Артем, лавируя между машинами, перебегает Ленинский и скрывается в толпе. Оглядываюсь: они медленно, как-то нерешительно разворачиваются. В голову лезет смешное: Буриданов «жигуль». Зажигается зеленый. Я медленно перехожу Ленинский и останавливаюсь возле газетного киоска. Покупаю «Энскую правду». «Жигуль» стоит на развороте метрах в ста от меня, выжидая просвет в потоке. Аккуратно складываю газету. «Жигуль» развернулся и медленно движется ко мне. Я, как спринтер, срываюсь с места и перед носом разгоняющегося автобуса перебегаю Ленинский в обратном направлении. И тут же ко мне подлетает такси, дверь на ходу распахивается, я плюхаюсь на заднее сиденье рядом с Артюшей, машина срывается с места и вливается в поток.