Михаил Кривич - Бюст на родине героя

— Познакомься, — сказал мне Гриша и снова подмигнул: Григорий, мол, трепаться не любит, обещана телка — получай.

Интересно, как поведет себя эта Мата Хари, эта Миледи, эта конторская тварь в столь пикантной ситуации, как станет выкручиваться, как объяснит исчезновение Гены. Не сочтите за труд, сударыня, обнажить ваше прекрасное плечико: нет ли на нем клейма? Или же клеймо в другом месте, и для его обнаружения вам придется задрать юбчонку? Крайне интересно. Итак, слушаем вас, Людок.

— А мы давно знакомы, — сказала она, ничуть не смущаясь, и приветливо улыбнулась мне. — Здравствуйте.

— Еще как знакомы, — подтвердил я. — И на правах старого знакомого позвольте полюбопытствовать: где багаж, который вы, Люда, взяли у меня для господина Писаренко? Для твоего, Григорий, сведения: эта та самая особа, которая встречала меня в Шереметьеве, якобы по твоему поручению. Разбирайтесь, дамы и господа.

После столь эффектного разоблачительного заявления можно было ожидать не менее эффектной немой сцены, но она не последовала. Людочка хихикнула, а Гриша как будто и совсем не прореагировал на мои слова.

— Какой там багаж! О чем вы говорите? Он же тогда лыка не вязал. Ну скажи, Григорий! Скажи, скажи, не делай из меня дурочку.

Гриша ничего Людочке не ответил и смущенно отвернулся.

— Вам с сахаром? — как ни в чем не бывало спросила она меня и, не дождавшись ответа, подвинула ко мне чашку. — Сами кладите. И печенье берите, очень свежее.

Несколько обескураженный невозмутимостью разоблаченной Миледи, я придвинул к себе чашку и потянулся за печеньем. А Людок решительно покинула будуар и, пожевывая крепким задком, процокала каблучками в партийно-канцелярскую часть кабинета к громоздкому шкафу почти под потолок. Она пододвинула к шкафу стул, легко вспрыгнула на него и, став на цыпочки, дотянулась до коробки, втиснутой аккурат в щель между потолком и шкафом.

— Григорий, ну чего сидишь, иди сюда, помоги! — крикнула она через комнату и добавила, когда Гриша подошел к ней: — Только не балуй, под юбку не заглядывай! На, держи свой драгоценный багаж.

Гриша подхватил коробку, с озабоченным видом перенес ее на свой письменный стол и стал разрывать упаковку. Мы со Стасом тоже переместились из будуарного пространства в партийно-канцелярское и встали рядом с Гришей.

Когда крышка была поднята, я облегченно вздохнул: Гена благополучно перенес трансатлантический перелет, похищение и последующее возвращение в родные пенаты. Он, словно спящая красавица, безмятежно лежал в своем картонном гробу, а в ногах его покоились костоломоффская видеокассета и коробка с крепежными деталями. Слава Богу, теперь я чист хоть перед Шуркой!

Стас рассматривал Гену, а Гриша, смешно шевеля губами, словно полуграмотный, читал Шуркино сопроводительное письмо.

— Ну, блин, вконец заманал меня ваш Александр, — сказал он, осилив наконец послание своего партнера. — Во дает! Что же я по десять раз буду один скелет ему переделывать? Трещина на лбу! Да кто же ее, кроме этого старого мудака, заметит? Если не годится, мне проще выбросить и наклепать новых. Тем более Шурка пишет, поставка из Энска будет налажена. Ладно, хрен с ним. Людок, не в службу, а в дружбу, отнеси все это барахло ребятам в цех, пусть у них голова болит, я им в конце концов за это деньги плачу.

Людочка, недовольно поджав губы, унесла коробку, а Гриша посмотрел на часы и заявил, что, хорош, свое, мол, отработали, теперь можно и отдохнуть, махнули прямо сейчас в одно местечко, отличное местечко, ведомственная (подмигнул) база отдыха, и недалеко, совсем рядом, прямо за кольцевой, банька натоплена, стол накрыт, телки в халатиках тепленькие (показал руками, что делать с телками), отдохнем, расслабимся, мы это заслужили.

Мы со Стасом тоже посмотрели на часы и сказали Грише, что с радостью бы, но дела, дела, в общем как-нибудь в другой раз, вот приедет твой заокеанский партнер, тогда и соберемся, а сейчас, извини, старик, нам пора. Попрощались и пошли к машине.

На улице за воротами морга стояли, загораживая всем дорогу, уже три автобуса-катафалка — скорее всего, график выноса был безнадежно сорван. Я аккуратно протиснулся между ними, мы уселись в «москвич», и я уже собрался тронуть, как увидел в зеркале бегущую к нам Людочку. С непокрытой головой, в распахнутой рыжей шубке, она махала рукой и что-то кричала. Я приоткрыл дверцу.

— Простите, пожалуйста, вы меня не подкинете? — робко спросила она. — Рядышком, на Донской. Если вам, конечно, по дороге.

Я собирался отвезти Стаса на Шаболовку, а оттуда двинуть домой, так что крюк был невелик.

— Садись. По дороге, — сказал я, хотя предпочел бы обменяться впечатлениями со Стасом с глазу на глаз.

Минут через десять я свернул на Шаболовку и остановился возле Шуховской башни. Стас, которому все автомобили тесны, чертыхаясь и пыхтя, вылез из салона, выгреб вслед за собою кейс, махнул рукой на прощанье, но, словно что-то вспомнив, приоткрыл уже захлопнутую дверцу и сунул голову в машину.

— Записывайте. Задолго до свадьбы жених и невеста любили укрыться в укромное место, чтоб там предаваться друг с другом совместно тому, что до брака не очень уместно. Экспромт! — Он захлопнул дверцу и, не оборачиваясь, потопал через улицу к телецентру.

Я глянул на Людочку в зеркало, и мне показалось, что она слегка смущена игривым Стасовым экспромтом.

Перед въездом в крематорий на Донской я вновь остановился и повернулся к Люде, ожидая, что она здесь выйдет.

— Нет, мне сюда не надо, — рассмеялась она. — Если я работаю в морге, это вовсе не означает, что должна жить на кладбище. Близко, но не в крематории.

Мы проехали еще несколько кварталов и остановились возле ее дома. Она продолжала сидеть. Я вопросительно посмотрел на нее.

— Нам надо поговорить, — сказала Люда.

— Говори.

— Давайте подымемся ко мне.

— Это еще зачем?

— Ну я вас очень прошу.

— Чтоб там предаваться друг с другом совместно тому, что до брака не очень уместно? — процитировал я Стаса.

— Да нет же. Нам, в самом деле, нужно поговорить. Это очень важно.

— Кому важно? Тебе?

— И мне, и вам, но, думаю, даже больше вам.

Мне совсем не хотелось подыматься к ней, а хотелось поскорей очутиться дома, за машинкой, но любопытство взяло верх: что за важный разговор ко мне у этой смазливой служанки двух господ? Если с одним из ее хозяев, простым, как простатит, Григорием, все было ясно, то к другим, пресненским, у меня оставалось немало вопросов. Глядишь, и выведаю что-нибудь, подумал я и вылез из машины.

Квартира у Люды была однокомнатная, такой же планировки, что и моя, но попросторней — добротный дом недавней постройки, из числа тех, где расселяли цэковскую и эмковскую публику не первого и даже не второго эшелона, разумеется. Проходя в комнату, я успел бросить взгляд в чистенькую кухоньку — занавесочки, салфеточки, блестящие кастрюльки и сковородочки на местах — словом, все, как у людей. В комнате тоже было чисто и прибрано, на веселеньких обоях над тахтой висел большой черно-белый фотопортрет кота, а сам кот, дымчатый перс с задумчивой курносой мордой, вальяжно раскинулся в креслице у окна.