Елена Грушко - Следствие поручено мне. Повести о милиции

И этот человек, судя по всему, с богатым житейским и военным опытом, суопал, исчез в сихотэ-алинской тайге, как иголка в стогу сена.

Оперуполномоченный Савельев в своей телеграмме, а позже в докладной сообщал, что еще по чернотропу 10 ноября егерь Колядин ушел в тайгу, якобы для учета кабанов, и с тех пор в свой дом не явился. И несмотря на то, что он, Савельев, сам прочесал всю тайгу вокруг, никаких следов Колядина не обнаружил, хотя поиски облегчались тем, что выпала первая пороша. Он предполагал, что егерь заблудился в метель и где-либо бедствует, если уже не погиб.

Он просил послать вертолет или, что еще лучше, организовать хорошую поисковую группу.

Касьянов развернул карту центральной части Сихотэ-Алиня. Сосновское охотничье хозяйство занимало самый дальний участок на границе Хабаровского и Приморского краев. И самое неприятное, что в этом районе, как нигде, — сплошные «белые пятна». На десятки километров тянулась безлюдная горная тайга; в ней, судя по отметкам, не велось еще лесных разработок. Значит, там нет ни дорог, ни лесовозных волоков. Всего одна пасека да редкие, разбросанные очень далеко друг от друга, временные охотничьи избушки. Но и этим данным полностью верить нельзя. Места промысла каждый год меняются. К тому же у заблудившегося, как известно, одна дорога, а у того, кто ищет, их тысячи.

— Я понимаю, с тайгой вы мало знакомы, — сказал Касьянову начальник отдела на прощание. — Но, кроме вас, сейчас послать некого. В вашем распоряжении будет Савельев. Он медвежатник, хороший охотник. Советую прежде всего познакомиться со стариком пчеловодом Кочегаровым, соседом егеря по тайге. Говорят, он хорошо знает лес. К нему прислушивайтесь, но и сами голову не теряйте.

Касьянов понимал, какая трудная задача перед ним. Он уже знал: вертолет, посланный на розыски пропавшего, никакого сигнального костра или бивака в радиусе шестидесяти километров от егерской избы не обнаружил.

Вертолетчик видел только какое-то заброшенное селение с полуразвалившимися избами в верховьях реки Тайменки, но и там после недавней метели искрился на солнце девственный снег.

Рано утром Касьянов появился на пасеке Кочегарова. Из осторожности Дмитрий выдал себя за простого охотника: захотелось, дескать, ему — отпускнику — дня три побродить по сопкам за козами.

— Что же, дело хорошее, — похвалил его Степан Кочегаров, гостеприимно приглашая к столу. — Попей чайку, отдохни малость — дорога-то небось сюда неблизкая…

Дмитрий присел не раздеваясь, извинился:

— Спасибо. Но только я хочу поскорее егерю показаться. Он-то уж подскажет, куда лучше пойти за козой. Да и путевку, лицензию ему надо представить. А то еще за браконьера посчитает…

— Так-то оно так, — согласился старик, присматриваясь к новенькому карабину Дмитрия. — А только егеря ты сейчас не найдешь.

— Куда ж он подевался? — недоуменно спросил Дмитрий.

— Ходил я гуда — хоромина его на замке, и даже Рекса нигде не видать. Как сквозь землю провалились, — хмуро ответил Кочегаров. Махнул рукой, подошел к верстаку, который был тут же, в кухне, и принялся мастерить рамки для своих улейков. Свежая пахучая стружка кружевами сыпалась на его валенки. Помолчав, добавил:

— Жена-то его к дочери в город еще до снегу уехала. Но он в город не проходил — следа нет. Да и не было случая, чтобы он, идя в город, меня миновал. Такой уж у нас обычай…

— Что ж мне делать? — огорченно вздохнул Дмитрий. — Хоть назад возвращайся. А может, несчастье какое с ним?

— И-и, парень. Для тайги и две недели — не срок! — возразил старик, откладывая в сторону рубанок и рассматривая готовую рамку. — Бывало, в старину уйдет охотник на месяц — ни слуху ни духу. А потом явится, соболями тряхнет. Охота, брат, понимаешь, времени требует!

— Зимою небось трудно ночлег найти, — сказал Дмитрий.

— Кому как. Ты-то уж должен знать, коли охотишься.

— Три года всего охочусь. Опыта мало.

— То-то. А Васька не таковский, чтобы запросто в тайге сгинуть. Он тут родился и вырос. Для него лес, что для щуки река. Наверное, он в Тигровую падь подался. Избушка там стоит, зверь водится. Вот и живет, кабана считает.

— Может, сходим туда с вами, а? — спросил Дмитрий. — Столько я ждал отпуска…

— Да куда ж ты пойдешь? искренне удивился Кочегаров. — Неужто не видишь, скоро метель будет? Вон, глянь-кось в окно, все сопки захмарило. Сильная пурга будет, все кости у меня ноют. Но, в общем, я не прочь Ваську поискать, — добавил старик. — Не ровен час… А вдвоем-то сподручней…

Касьянов подумал и решил, что, пожалуй, старик прав — идти надо вдвоем, и туда, где всего вероятнее можно встретить если не Василия Никифоровича, то хотя бы следы его.

Целый день Дмитрий лазил по ближним сопкам с Марсом, знакомясь с местностью. А под вечер и вправду разыгралась метель, да такая свирепая, что скоро Дмитрий не видел уже ничего и в двух шагах. Если бы не Марс, пришлось бы, наверное, старику Кочегарову искать в тайге не только егеря, но и своего гостя. Поздним вечером, залепленный с ног до головы снегом, замерзший, ввалился Дмитрий в дом пасечника.

— Ну и ну, — обеспокоенно сказал старик и указал на печь. — Ложись, пропотей. К утру, слава богу, отойдешь. На вот, натри грудь нутряным салом.

Он не спрашивал ни о чем — и так все было для него ясно.

Дмитрий напился чаю и, лежа на горячей печи под шубой, злился на метель, которая яростно, дико гудела в трубе, хороня всякую надежду на успешные поиски. На другой день буран стал еще сильнее. Снег, валил густо, хлопьями. Хозяин дома после завтрака вновь принялся мастерить рамки и, будучи человеком словоохотливым, весьма довольный покорным слушателем, молчаливо взиравшим на его работу, рассказывал о своем таежном соседе Василии Колядине:

— И то сказать, из одной деревни мы, из Сосновки, односельчане, значит. Не слыхал про Сосновку?.. Да, знал бы ты про Васькину жизнь, — качал старик головой. — Нарочно не придумаешь… Ну взять хотя бы то, что был он вовсе не Васькой, а Прохором, Прошкой… Да, помотала его судьба…

На исходе марта холода отступили, и по увалам, на крутых боках оврагов густо запарила земля. В затишных местах, словно живой, заструился воздух, разнося пряные запахи гнилых пней и старых почерневших валежин.

Пронзительнее, светлее стало в березовых рощах, зазеленели набрякшие влагой моховые болота. Небо поднялось выше, заголубело и, веселое, заполненное легкими перистыми облаками, простроченное невидимыми птичьими тропами, разыгралось, как ребенок колокольчиком, серебряной песней жаворонка.

Весна…

Прошка бодро шагал за дедом Афанасием, стараясь не отстать. В теплой беличьей шубке, в заячьей шапке и легких ичигах, Прошка неуклюже переваливался через встречные валежины. Но, пыхтя и сопя, все-таки шел и шел, совсем не чувствуя усталости. Впрочем, поспевать за дедом не так уж и трудно. Афанасий хром — одна его нога с самого детства осталась короче другой. А еще — Прошка и не догадывался об этом — дед нарочно не спешил, слыша за своей спиной сопенье и вздохи.