Анатолий Ковалев - Гробовщик

— Решай сама!

Последнюю ночь они провели в самоистязании.

Она позвонила через неделю.

— Я решила ехать. Папа с мамой счастливы. Дочка теперь устроена…

— Я рад за тебя.

— Чему ты рад?! — закричала она в трубку. — Чему? Болван! Одно твое слово — и я никуда не поеду! Скажи, что любишь меня! Скажи, что никому не отдашь! Никакому Густаву! Скажи это, миленький! Скажи, скажи, скажи!

— Я люблю тебя! Я никогда не говорил этих слов! Но пойми, я не могу брать на себя такую ответственность! Я не в состоянии пока обеспечить ни тебя, ни твоих родителей! Если мы окажемся на мели, ты сама будешь упрекать меня всю жизнь и жалеть о швейцарском Густаве.

— Прощай…

Салман, по кличке Пентиум, удивился его появлению в своей квартире.

— Ты слишком долго отдыхал, Миша. У меня теперь другой компаньон. — Он по обыкновению крутил в руках нож, и не просто нож, а стилет, да еще с бриллиантами. Гольдмаха подмывало спросить, откуда у него такая штуковина, и тот наверняка ждал вопроса, но Михаил специально не дал ему повода для хвастовства.

— У меня есть идея, — сказал он. — Мне нужна «крыша».

Он рассказал чеченцу об аттракционе «Виртуальный мир».

— Любой аттракцион живет недолго, — заметил тот, — но бабки можно снять немалые. Это верно.

Так и вышло, как предположил Пентиум. Открывшись в августе, в ажиотаже первых месяцев «Виртуальный мир» принес немалый доход. Гольдмах закрыл банковский кредит, который брал для закупки оборудования. А полученную прибыль тратил, не щадя живота своего. Ведь никто теперь не нуждался в нем и в его деньгах. Счастье Гольдмаха обитало далеко, в Швейцарских Альпах. Он заставлял себя не думать о Лике, потому что, когда накатывало, не умел сдержать слез…

— Это еще не конец истории, — предупредил он маленькую Надю. — Мне надо покурить.

— Курите прямо здесь, — разрешила она.

— Что скажете? — Он жадно затянулся. Она обратила внимание, как дрожат его пальцы.

— Это, наверно, жестоко по отношению к вам и к ней, но вы оба совершили непоправимую ошибку. За свое счастье надо бороться. — Но в тот же миг она замахала своими крохотными ручками. — Ой, не слушайте меня! Одно дело давать советы, а другое — жить.

— Да, жить труднее, — философски заметил он. — Сколько раз я казнил себя за тот телефонный разговор! И за тот последний вечер, когда она мне во всем призналась. В моих силах было многое изменить, но я и пальцем не шевельнул. Тряпка! Какая тряпка! К зиме интерес к моему аттракциону начал угасать. Салман советовал продать оборудование, пока не поздно. Я его не слушал. Мне было на все наплевать. Абсолютно. До тех пор, пока не получил письмо из Швейцарии. Она писала, что не может забыть наш летний роман. Именно так, летний роман! Звучит легкомысленно, правда? И еще о том, что она жестоко обманута подругой и Густавом. Нет, он действительно богат, но только жуткий скряга. Ее родителям он и не собирается помогать. И вообще ничего не желает слушать о них. Сыроваренный завод оказался мелким хозяйством, и она теперь варит сыры с утра и до позднего вечера, потому что по случаю женитьбы Густав, в целях экономии, уволил двух работников. То есть Лика пашет за двоих. Что касается общения с подругой и вообще каких-либо развлечений, то об этом не может быть и речи! И сам Густав оказался неотесанным деревенщиной и грубым животным в вопросах секса. А в конце была приписка: «Мишенька, любимый мой, забери меня отсюда!»

— И вы поехали? — догадалась Надя.

— Не так все просто. Ее письмо совпало с полным крахом аттракциона, и требовалось, как говорил мой друг Салман, подбить бабки. Картина вышла неприглядная. После поездки в Альпы я должен был остаться на бобах. Денег бы не хватило не только на новое дело, но и на самое нищенское существование. Все выходило куда хуже, чем летом. Тогда хотя бы была новая идея. В наше нестабильное время очень важно что-то постоянно держать в голове. Короче, прошло около двух месяцев, пока я разделался с делами и дождался визы. И письмо из Швейцарии шло не меньше месяца…

Гольдмах прилетел в Цюрих в начале февраля. Светило солнце, российские туристы радовались встрече с незнакомой страной, а у него в душе был полный мрак.

Их посадили в автобус и повезли в Австрию. Программа была насыщенная. За четырнадцать дней туристы должны были увидеть шесть австрийских и швейцарских городов. Казалось, что маршрут составлен безумцем или фонвизинским недорослем. И только Гольдмаха он вполне устраивал, потому что вел прямо к цели.

Михаил попросил высадить его в крохотном городке Везене, неподалеку от границы с Лихтенштейном. Там, в местной гостинице, он провел ночь. А наутро пустился на поиски деревушки, в которой поселилась Лика.

Едва ли он знал немецкий лучше, чем Густав — русский. Но к немецким он прибавлял французские и английские слова. Это выручало.

Ближе к вечеру он очутился перед красивым трехэтажный домом с черепичной крышей. На воротах висела табличка с фамилией Густава. Миша позвонил.

Он не сразу узнал ее, хотя за полгода в облике девушки мало что изменилось. Его поразили глаза Лики. В них не было удивления, радости, боли, вообще ничего. Пустые, стеклянные глаза.

Она открыла ему, но приглашать в дом не собиралась.

— Зачем ты приехал?

— Ты сама просила. В письме.

— Когда это было!

— Но раньше я не мог! Ты одна?

— Густав скоро придет. Он не должен видеть нас вместе.

— Ты можешь сказать, что я твой дальний родственник…

— Он не такой дурак, как ты думаешь! — Она отвечала резко, будто видела перед собой давнего врага.

— Значит, тебе хорошо с Густавом? А я приехал, чтобы забрать тебя.

— Как ты себе это представляешь?

— Очень просто. — Он давно все продумал. — Переночуем в Везене, в гостинице. А утром уедем в Цюрих. Гражданство ты не потеряла, значит, виза не нужна. Покупаем билет и летим в Москву. Все очень просто, Лика. Стоит только захотеть!

— А что я скажу Густаву? — вдруг испугалась она.

— Оставишь записку: «Прости, прощай!» Так поступают многие.

— Но брак не расторгнут! Я ему жена, понимаешь?

— Это формальности!

— Я так не могу…

— О чем же ты думала, когда писала: «Забери меня отсюда!»?

— Мне было плохо… невыносимо…

— А сейчас хорошо?

— Я привыкла…

— Лика, милая, я не узнаю тебя! Ты вышла замуж по расчету! Твой расчет, твои мечты, связанные с браком, рухнули! Ты его не любишь! На что ты себя обрекаешь?

— Я не хочу ничего менять. Как будет, так и будет. Здесь хорошо. Спокойно. Я научилась жить сегодняшним днем и не думать о будущем.

— Это пагубная теория, — усмехнулся Миша. — От нее всегда кто-нибудь страдает. А родители? Ты ведь собиралась обеспечить им старость?