Анатолий Ковалев - Гробовщик

Гольдмах даже присел от удивления.

— Лежи, лежи! Тебе необходим покой! — Старик открыл глаза, сменил наконец позу и затянулся сигарой. — Не думай, что я умею отгадывать мысли. В последнее время стало модным привозить девочек из России. Впрочем, наши дуры всегда в цене! Надо полагать, одну из них увели у тебя из-под носа?

— Скорее, наоборот. Я пытался увезти ее из-под носа у местного сыровара, но из этого ничего не вышло.

— Ты избрал самый легкий способ, дружок, чтобы свести счеты с жизнью.

— Ты бы не курил при больном! — вмешалась пожилая дама. Она вошла в комнату с высоко поднятой головой. — Вам надо выпить лекарство, — обратилась она к Мише и подала чашку с горячим отваром. — Если вы уже в состоянии, то можете отужинать с нами в гостиной.

— Я встану, — пообещал Гольдмах.

— Я бы тоже избрал такой способ самоубийства, — продолжал Евгений Петрович, не обращая внимания на супругу и по-прежнему дымя сигарой. — Случались в моей жизни отчаянные минуты. Легко и просто, уснул и нет тебя! Сейчас об этом не приходится думать. Смерть уже не за горами. Зачем гневить Бога?

— Я не думал о самоубийстве, — признался Миша. — Вышло как-то само собой.

— Чем же ты не угодил ей? Парень вроде толковый, да и не бедствуешь. Бедняку нынче не по карману поездка в Швейцарию! Чем занимаешься, если не секрет?

О своей предпринимательской деятельности Гольдмах рассказывал уже за столом. Ужин был выдержан в лучших русских традициях. Хозяйка наготовила целую гору блинов с черной и красной икрой. К сему прилагалась чарка смирновской водки и чай, заваренный с листьями смородины. А также мед нескольких сортов.

— Держу пасеку, — признался Евгений Петрович. — Всю жизнь об этом мечтал и вот на старости лет осуществил. И не где-нибудь! Нет вкуснее и душистее меда, собранного на альпийских лугах!

— Вы не стесняйтесь! — угощала хозяйка. — У нас не часто бывают гости из России. А тем более… — Она вдруг умолкла, встретившись с красноречивым взглядом старика.

— Тем более человек, почти вернувшийся с того света. — Хозяин искусственно улыбнулся.

«Им есть что скрывать, этим милым старичкам», — отметил про себя Гольдмах. И потом само собой пришло на ум: «А зачем старик спросил, из каких я мест? Ведь он видел мой загранпаспорт! И старуха хотела расспросить о городе! Как пить дать!»

— Давно вы тут живете? — поинтересовался Миша.

И это снова вызвало замешательство.

— Да не так чтобы очень… — туманно ответил Евгений Петрович и тут же переменил тему: — И что же ты, дружок, теперь намерен делать? Чем заниматься? Аттракцион, говоришь, приказал долго жить?

— Я еще не думал, хотя времени у меня не так уж много. Вы правильно заметили: поездка в Швейцарию нынче бедняку не по карману. А я теперь самый настоящий бедняк. Что скрывать?

Ему вдруг стало стыдно. Ведь ясно, что люди, приютившие его, богаты. Такой ужин в центре Европы не всякий может себе позволить. Получается, он просит милостыню? Подайте, люди добрые, разоренному виртуальщику на хлебушек!

— Не думайте, что я требую участия к своей персоне! — напрямик заявил он. — Я и так вам многим обязан. На рассвете отправлюсь в обратный путь. Проведу оставшиеся дни в Цюрихе. Или сгоняю в Берн. У меня там старая знакомая преподает русский язык. Мир тесен.

— Да-да, мир тесен… — Старик задумался, а потом сделал хозяйке жест, чтобы убирала со стола. И пока та суетилась, никто не проронил ни слова.

Гольдмах разглядывал старинную, в стиле ампир, мебель гостиной, а Евгений Петрович сидел, запрокинув голову к потолку и закрыв глаза. Михаила удивляла эта поза, он никак не мог привыкнуть к такому способу общения.

— Вот что, парень, — заговорил хозяин, как только его супруга скрылась за дверью, — никуда ты завтра не уедешь. И твоя подружка в Берне подождет до следующего раза.

— Вы так гостеприимны! — сыграл изумление Миша. Он уже догадался, что попал в какую-то заваруху.

— Оставшиеся дни ты проведешь в моем доме. Бежать не советую, дом хорошо охраняется. И не надо забывать, что здесь горы. Мало ли что может случиться с человеком в горах? Три дня погостишь у меня, а потом тебя доставят на машине прямо в аэропорт города Цюриха.

— Я не понимаю, что происходит?

— И не надо понимать, — заключил старик. — Тебе прописан постельный режим. Значит, надо его придерживаться.

Эту ночь он провел уже не в бреду, но в состоянии, похожем на бред. Старик с запрокинутой головой мерещился ему в темных углах комнаты. Гольдмах то и дело вскакивал, зажигал свет. Никого. Лишь скребутся мыши. Наверно, в хлебосольных погребах Евгения Петровича?

Наутро он решил получше ознакомиться с домом, где ему предстояло провести трое суток. Хозяин не появлялся. Гольдмах насчитал восемнадцать комнат на трех этажах. В одной из них столкнулся с хозяйкой.

— Вам скучно? — спросила пожилая дама.

— На том свете, наверно, скучнее? — грустно пошутил Миша.

Та не ответила, только едва заметно пожала плечами. Такого рода шутки явно не доставляли ей удовольствие.

— Извините. — Он прикрыл дверь.

Миша решил до обеда провести время в библиотеке, обнаруженной на втором этаже. Телевизор он не любил, тем более программы шли на чужом языке.

Каково же было удивление Гольдмаха, когда он не нашел в библиотеке ни одной русской книги! Все на немецком, французском, итальянском!

«Что за чертовщина? Евгений Петрович сам гость в этом доме?»

Он завалился в кресло с альбомом мадридского музея Прадо и вскоре задремал.

Хозяйка вошла в библиотеку бесшумно. Уселась в кресло напротив, с вязаньем в руках. Она ловко орудовала спицами, а клубок волчком вертелся на полу.

— Вы будете меня охранять? — зевнув в ладонь, поинтересовался Миша.

— Не говорите глупостей! — отчеканивая каждое слово, проговорила та.

— Ваш муж запретил мне выходить из дома, прописав постельный режим.

— Это вам прописал врач.

— Я не видел никакого врача.

— Вы были в беспамятстве. Он придет завтра и осмотрит вас.

— Я абсолютно здоров и хочу домой!

— Потерпите три дня.

— Хороша получилась поездка в Швейцарию! — все больше возмущался Гольдмах. — Потерпите три дня! А что изменится? Мир перевернется?

— Не надо разговаривать со мной таким тоном! — прервала его хозяйка. — Вас сюда никто не приглашал!

— Так оставили бы меня подыхать! Я никого не просил о помощи!

— Кто же знал, что вы!.. — Тут она осеклась и еще быстрее заработала спицами.

«Кто я? Что я? — пронеслось в мозгу затворника. — Чем я напугал этих милых старичков? А ведь напугал! Может, в бреду брякнул что-нибудь не то? Нет, дело не в этом. Дело в загранпаспорте. А вернее, в моем месте рождения, указанном в документе!»

Они хранили молчание около получаса. Он любовался Веласкесом и Мурильо, она колдовала над рукавицей, предназначавшейся, по всей видимости, Евгению Петровичу. Но вдруг ее пальцы замерли, и Михаил оторвал взгляд от альбома. Лицо дамы неожиданно смягчилось.