Зуфар Фаткудинов - Убийство в старом доме

— Я не отрываю вас от дел?

Мурлыкина улыбнулась:

— Это что, второй вопрос, с которым вы сюда пришли?

— Почти.

— Интересно. — Найла Владимировна откинулась на спинку кресла, и ее ноги еще больше оголились; короткий халатик держался на одной верхней пуговке. — А вы ничего, в моем вкусе, — по-своему расценила ситуацию она, чувствуя, какое впечатление производит на этого парня.

— Ну, а вы вообще почти неотразимы, — в тон ей произнес Назип, озорно поглядывая на собеседницу.

— Почему — «почти»? Надеюсь, это «почти» не относится к вам, — полушутя-полусерьезно проговорила Мурлыкина с претензией на кокетство.

Данишев лишь улыбнулся. Она взглянула на часы:

— Скоро муженек явится.

— Это страшно?

— Не знаю. В роли мужа мой Валерик всего лишь третий день. И его ревность в этом качестве мне еще не знакома.

— А в роли жениха не ревновал?

— Он одержимый научный работник. А они не от мира сего. Ничего не замечают. Он больше наслаждается наукой. Ему она дороже...

— Тогда вам легко живется. Хороший человек?..

Мурлыкина хмыкнула и бесцветным, скучным голосом заявила:

— В женихах немного выпивал, но горьким пропойцей не был. Писем невесте с нецензурными словами не писал.

Тон хозяйки, как показалось лейтенанту, свидетельствовал, что тема жениха для разговора ей не нравится.

— Так я вас, Найла Владимировна, поздравляю с медовым месяцем.

Она слегка кивнула.

— Видимо, вы в медовый поход собираетесь?

— Я уже, к сожалению, отпуск отгуляла.

— Хорошо отдохнули? — следователь медленно подбирался к своему основному вопросу.

— Ничего-о... — томно протянула Мурлыкина, жеманно двигая плечиками. — «Крутушки» мне приглянулись. Можно еще съездить.

— И жених, наверное, остался доволен?

Она улыбнулась:

— С женихами да с мужьями отдыхать — аллергию наживать. Они никуда не денутся.

— Да, но ведь есть и обратная, неудобная сторона поклонники, как гончие псы, будут носиться за вами целой ордой. Наверное, отбиваться тяжело. Ведь есть среди них, как звери, свирепые до женщин...

— Напугал бабу поцелуем да силой мужской... — грубо ответила хозяйка и нагло усмехнулась.

— Ну и что за поклонник вас пугал? Наверное, был такой, что всех остальных расшугал, как цыплят. Могучий, крупного телосложения, ростом под два метра, брюнет. Ага?

Следователь понял: перед ним — пустая бабенка с налетом цинизма, склонная к острым ощущениям. Он не стал задавать ей вопросы в лоб; решил подойти к цели постепенно, учитывая ее психологию.

Найла Владимировна хихикнула.

Лейтенант понял — попал в точку: у ней был роман с верзилой, с которым она побывала в театре. Но кто он? Убийца или нет?

— Я уже ревную вас. Кто же сумел покорить сердце столь красивой женщины. А?

Она глубоко затянулась сигаретой, многозначительно взглянула на Данишева:

— Разве это имеет значение? О прошлом женщины, как и о ее возрасте, не принято говорить, по крайней мере, при ней.

— Прошлое женщины — самое интересное, из того, что она имеет, — туманно возразил следователь, не желая сходить с пути к намеченной цели.

Щелкнул замок, открылась дверь, и с улицы донесся веселый детский гомон. В дверях появился среднего роста худощавый шатен.

— А вот и мой муж, Валерий. — Она встала и, не глядя на Данишева, пояснила: — А это товарищ из милиции. — И тут же: — Да за кого вы меня принимаете?! У меня был жених, теперешний муж. И на отдыхе я думала только о нем. Скучала. Специально приезжала из санатория домой, чтоб его увидеть, моего Валерика.

Мурлыкина так вошла в роль идеальной жены, что сама стала верить своей выдумке. Сколько ни допрашивал ее Данишев наедине в другой комнате, она твердила одно и то же.

Пришлось отыскать соседку по комнате санатория — Ахметшину Розалию. Та описала приметы мужчины, который приезжал на «Жигулях» к Мурлыкиной. У них был бурный роман. И что поразило лейтенанта — приметы мужчины, описанные Ахметшиной, совпали с приметами убийцы. Звали мужчину Федором.

При повторном допросе Мурлыкина, сознавшись под давлением показаний Ахметшиной, дополнила эти сведения. По отчеству мужчину звали Николаевич; на левой руке, выше запястья, татуировка: «Не забуду отца родного».

Фамилии и адреса не знала. Обещал позвонить ей в конце года, когда вернется из длительной командировки.

Данишев, возвращаясь после допроса к себе в номер гостиницы, думал, что некоторые современные молодые женщины стали своеобразными селекционерами — пытаются (и небезуспешно) вывести новую породу мужчин: чтобы можно было его доить (как корову), ехать на нем верхом (как на скаковой лошади), наставляя ему же ветвистые рога.

Командировка в Казань оказалась для Данишева трудной, хлопотливой. Не хотел он вновь встречаться с Мурлыкиной, но все же пришлось — выяснял номер «Жигулей» Федора Николаевича. Кроме того, что цвет автомашины белый, она ничего не запомнила. Правда, Мурлыкина и Ахметшина помогли составить словесный портрет Федора Николаевича и фоторобот; это изображение было во многом схоже с тем, что он уже имел. Данишев, конечно, не был уверен, что любовник Мурлыкиной — преступник, тот самый, с которым он уже сталкивался. Но косвенные доказательства, совпадения порождали большие подозрения.

Лейтенант чувствовал, что та тропинка, которая должна его вывести на преступника, находится где-то рядом. И он, как одержимый, метался по городу: из управления милиции поехал в автоинспекцию республики наводить справки — задерживались ли автомашины марки «Жигули» белого цвета в городе или по дороге в «Крутушки» в июне месяце. Просеял все материалы — ничего утешительного.

После обеда позаботился, чтобы разослали фотографии предполагаемого преступника по райотделам милиции республики. Вечером помчался в театр — решил узнать у билетерши: не нашелся ли автобусный талон с записями. Бадретдинова пояснила, что этот талон, возможно, попал в мешок к Анне Ефимовне, уборщице; та собирает макулатуру и регулярно сдает ее.

— Так что же вы раньше-то об этом не сказали? — встрепенулся Данишев.

— Дак ведь она уж с июля, кажись, даже с конца июня не работает — болеет.

— Она уносит бумагу с собой?

— Да нет, Анна Ефимовна оставляет мешок в подсобке, А как мешок раздуется, так и увозит. Сын на машине приезжает.

Бадретдинова проводила следователя в хозяйственную комнатушку; у двери стоял большой холщовый мешок, наполовину набитый бумагой.

— Не успела снести-то. Еще не наполнился. Должна эта бумажка здесь быть, — с подъемом проговорила билетерша, видя, как обрадовался следователь.

И лейтенант начал копаться в мешке, неторопливо вытаскивая каждую бумажку в отдельности.