Виктор Акулов - Чужакам тут не место!

Ожидание. Ожидание. Ожидание. И вдруг донеслось знакомое английское гудение, но громче, чем прежде.

– Здесь! Подъем! – Андрей выглянул из «окопа». – Теперь не уйдет!

Он был прав. Англопоезд проезжал в паре метров от нас под носом по ближайшим рельсам. Велосипедная скорость. Проезж-ж-жал. Проезж-ж-жал. И удалился без остановки. Красный цвет светофора почему-то не загорелся. Я поздно спохватился о прыжке, как в кино, на ходу.

– Ничего страшного. Пойдем на стоянку. Есть шанс, что его там не загонят в гараж. – Андрей открыл банку пива.

Мы пошли по рельсам. Туда, куда уехал поезд. Следом. Дощечка раз. Дощечка два. Между ними – щебень. Впереди, где-то там – стоянка.

– И что тебе, русский, в России не сиделось? Чем там занимался? Работал? Учился?

– И учился тоже. – Вообще-то обычно я неохотно рассказываю о себе. Особенно касаясь письменного творчества. Некоторых это настораживает и озлобляет и ассоциируется с заявлениями в полицию. Но тут вдруг сам не понял, какой черт меня дернул за язык. То, что я сказал, – кому-кому, а человеку, кто переправляет незаконно людей, кому грозит срок, – сказать следующее не рекомендуется. – В двух институтах. Пробовал стать публицистом.

– Пуби… пу… – oн попытался повторить, да не смог. – Это еще кто?

– Пишущий человек. Темы у него аналитические, впечатлительные. Как сказал Джордж Оруэлл: «Из публицистики надо сделать искусство!» И он прав. Жизнь богата сюжетами и героями. Зачем выдумывать?

– А что такое искусство? – Это то, что бессмертно.

– Ну а что было потом? Доучился? – Нет. Выгнали. Два раза. – Козлы!

Он бросил опустошенную банку пива в кусты и выругался крепче, чем просто «козлы»…

– Только мое имя не упоминай. Ну или измени. Мало ли что… Сам понимаешь…

– Да, понимаю, – я удивился, почему он не взорвался гневом…

– Про все это лучше не писать. Но… Иногда смотрю фильм и думаю… И кто придумал эту историю? Не бывает такое в жизни! Обман! Бред! У меня есть друзья, кто никогда здесь, заграницей не был. Насмотрелись таких фильмов и решили, какой тут рай. Звонят и просят денег. Не дашь – обижаются. Приезжают сюда и сразу ждут золотые горы. А тут не рай! Попробуй выживи, если ты иностранец! Работы для нас не хватает. Кругом депортационные тюрьмы. И домой не вернешься. Там еще хуже – нищета. С голоду не умрешь. Но я хочу, чтобы мои родители и ребенок там жили благополучно. Поэтому остаюсь здесь. Высылаю деньги.

Наверное, будет мнение, что эта история может нанести ущерб нелегальному переселению. Что, если полиция узнает про это место и подготовит засаду? В случае необходимости они и без меня это сделали бы. Наша засада – тоже мне секрет. Местной полиции пока не до нас. Вдобавок у меня, безызвестного, читателей кот наплакал.

Андрей, кажется, устал. Не до болтовни. Жаль. Меня вдруг потянуло на разговор. Мысленно задавался вопросом: сколько еще будет нелегальных переселенцев? Знаем же писк моды на траффик Москва – Петушки. Не исключено, что после огласки и этой истории найдутся новые каскадеры с блокнотиками в поиске, как бы скорее на досуге свернуть шею по маршруту Брюссель – Лондон – рай… Транспортная лихорадка.

Дорога в потемках. Вдалеке – электр. свет. Это прожектор. Андрей сказал, что его поставили на днях.

– А видеокамера есть? – спросил я. Хотя мне было все равно: камеры не камеры, поймают не поймают. Тянуло в сон.

Мы прошли сквозь освещение прожектора.

– Забыл тебя предупредить, – Андрей был впереди, – в поезде не прикасайся к проводам наверху. Мой друг там обгорел.

– Умер?

– Живой, но обгоревший. А еще есть места, куда лучше не совать руки и ноги. Поезд сжимается и разжимается, как гармошка.

Казалось неважным: ток не ток, придавит не придавит. Уснуть бы.

Наша остановка у вагона размером с грузовик. Светло-зеленый, ржавый, раскрашенный баллончиком краски. Жаль, что не сфотографировал его. Андрею, ясное дело, не понравятся папарацци. Еще подумает: засланный казачок! А ведь это место – привал множества транспортных охотников. Вагончик стоял между бетонной стеной и покрытой сразу неопределенной мной растительностью горкой. Андрей поднялся ко входу вагончика по лесенке. Oттуда вынес кеды, в которые тут же переобулся, сидя на рельсах.

– Давай наверх! – Он устремился в горку.

Я цеплялся за лопухи следом за ним. Стебелек раз. Стебелек два. Иногда под руку попадались колючки. Легкая боль. В ботанике я не силен. Название тех колючек до сих пор в темноте незнания, как и та ночь.

Наверху горы высунули головы. Во весь рост – нельзя. Осторожность. Внизу, под нами, – гараж, который огорожен сетчатым забором без (!) колючей проволоки.

– Вот он! Не уйдет! – торжественно произнес Андрей. А я вспомнил, что «не уйдет» он говорил не впервые. – Видишь его?

– Да.

«Англик» был среди двух серых, то ли бельгийских, то ли немецких поездов.

– Сегодня уедешь! Но обожди пару часов. Люди! – Возле транспорта действительно ходили рабочие. – А видишь окно на втором этаже?

Я присмотрелся. За окном, правда, темный силуэт при слабом, будто от лампы, освещении.

– Он там всегда! – Андрей кашлял. Не простудился ли? Третью ночь подряд мы сидели и лежали на прохладной земле. – Может быть, манекен. Он всегда там.

Было решено: обождем часик-другой, пока разойдутся работники. Затем я перелезу забор – проникну на стоянку и спрячусь в поезде. Собак не видел.

Я посветил мобильником в вагончике. Сухие лопухи в углу. Их еще до этой ночи принес Андрей. Взамен матраса. Он поделился со мной лопухами. Мусор – обертки от шоколадок, чипсов и пустые бутылки – мы смели ногами в сторону. Ну вот и тихий час. Лишь стук колес вдалеке временно его нарушал. Еще один поезд приезжал на стоянку. Я включил будильник на мобильнике. Страховка. Боялся проспать.

– Сейчас буду храпеть. Заранее извиняюсь, – официально объявил мой сосед.

Через минуту вагончик наполняло его «ххх-р». О, этот душещипательный храп! Заслушаешься. Ведь скоро остров. Я не уснул. Волнение крепко обняло сердце. Какой там спать!

Вскоре снова спешно поднялись на горку. Между серыми поездами осталось пустое место. Проспали. Опоздали.

– В гараже! – сказал Андрей. – И даже не думай туда лезть!

Так потерпела крушение еще одна надежда. Теперь до следующей ночи. Андрей ушел домой. Я досыпал в вагончике. Здесь от холодного ветра не вздрагивал. Стены. И не было грохота движущихся поездов над головой, как в «пещере». Зато по-прежнему беспокоила чесотка.

Проснулся в полдень. Первым делом осмотрел одежду. Не вши ли? Нет. Одежда без признаков жизни – бездвижно.

Остаток дня я делал марш-бросок по городу. В девять вечера встретился с Андреем. Опять легко разговорились, будто знали друг друга дольше, чем есть. Я не высказывал огорчения. Он сделал все, что мог. Ясно: поезд будет. Андрей заранее предупреждал об ожидании.