Буало-Нарсежак - Буало-Нарсежак. Том 3. Та, которой не стало. Волчицы. Куклы.

Добежав до конца улицы, Равинель оборачивается. Он не погасил свет, и от этого создавалось впечатление, что в доме кто-то есть. Часто по вечерам, возвращаясь из своих поездок, он видел за шторами тень Мирей. Но сейчас он отошел слишком далеко и, если бы даже тень мелькнула, не смог бы ее увидеть. Равинель идет на вокзал. Голова его не покрыта. Он выпивает две кружки пива в привокзальном кафе. Официант, которого зовут Виктор, слишком занят, иначе он обязательно подошел бы, чтобы поболтать о том о сем. Он подмигивает Равинелю, улыбается. Как объяснить, что прохладное пиво обжигает ему грудь, как спирт? Бежать? А что это изменит? Ведь комиссар полиции может получить другое письмо на такой же розовой бумаге, в котором речь будет идти о преступлении. Мирей может подать жалобу, что ее убили. Стоп! Не думать об этом. На вокзале много народа. Свет режет глаза. Красный сигнал кажется слишком ярким, а зеленый — каким-то бледным, расплывчатым. Газеты в киоске пахнут типографской краской. Даже от людей несет запахом дичи, а поезд пахнет, как вагоны метро в час пик. Да, к этому все и шло. Рано или поздно он неизбежно должен был обнаружить то, чего другие люди не понимали и не чувствовали. Живые, мертвые — все едино. Люди грубы, они воображают себе, что мертвые ушли далеко, в иной мир. Неправда! Они здесь, невидимые, но продолжающие свою работу. «Не забывай перекрывать газ». Они говорят с нами своими немыми устами, они пишут нам письма своими невидимыми руками. Равнодушные и рассеянные, люди этого не замечают, но порой это становится явным. Лучше всего вовсе не рождаться, не быть вовлеченным в эту шумную многоцветную жизнь, в этот ураган звуков, цветов, форм… Письмо Мирей — лишь начало его посвящения в тайну. Так чему же ужасаться?

— Ваши билеты, пожалуйста!

Контролер. Багровое лицо, две жирные складки на затылке. Он отстраняет пассажиров нетерпеливым жестом. Он уверен, что таким образом отделяет умерших от живых. Но далеко не все с ним согласны. Например, Мирей, которая не преминет появиться. Письмо — лишь предупреждение. Она не захотела прийти сама. Она скрылась на два-три дня просто из скромности. «Мне нужно уехать дня на два, на три» — да это же просто детская уловка! «Не волнуйся, ничего страшного. Я потом тебе все объясню». Конечно, в смерти нет ничего страшного, это же очевидно. Просто перемена веса, плотности. В сущности, это та же жизнь, но без холода, без забот, без тревог и опасений, что делаешь что-то не так. Мирей счастлива! И все ему объяснит. Да много объяснять и не придется. Он и так все знает. Как он знает все свое прошлое. Все, кто его окружал, — отец, мать, друзья — всегда стремились привлечь его, привязать к себе, отвлечь от чего-то главного. Экзамены, профессия — сколько ловушек! Даже Люсьена не понимает его. Деньги, деньги. Как будто деньги овеществляют силу притяжения. Ведь это она первая заговорила об Антибе…

Вот если бы было солнце, много солнца, все бы изменилось! Мирей не показалась бы более. Ведь солнце гасит звезды, не так ли? Но тем не менее звезды продолжают существовать. Антиб! Единственный способ окончательно уничтожить Мирей. Стереть ее из памяти. Люсьена прекрасно знает, как это сделать. Однако теперь он понял, что у него самого не было никакого желания убежать, скрыться на просторах залитого солнцем юга. Вот и Мирей уже не сердится на него за это. Остается только победить свой собственный страх. Этот ужасный страх, который только и ждет подходящего момента, чтобы обрушиться на него. Привыкнуть будет трудно. Придется приучить себя без содрогания думать о ванне, о мертвой и холодной Мирей с прилипшими ко лбу волосами.

Рельсы то скрещиваются, то разбегаются в стороны на пути поезда. Встречные поезда, вокзалы, склады с шумом проносятся мимо. Вагон тихо покачивается, освещенный синими лампами. Такое чувство, что ты отправился в долгое путешествие. На самом деле ты уехал уже давно и не приедешь никуда, ибо в конце концов придется вновь оказаться среди живых!

Идет дождь. Дым паровозов прибивает вниз, к перрону, где он рассеивается. Повсюду снуют носильщики, мешая пройти. Мужчины, женщины бегут, делают друг другу какие-то знаки, обнимаются. «Целую тебя во все места, мой волчонок!» Нет, Мирей здесь быть не может. Ее час еще не пробил.

Равинель заходит на почту.

— Я хотел бы позвонить в Нант.

Стены телефонной кабины испещрены надписями, номерами телефонов, похабными рисунками.

— Алло, Нант? Больница? Попросите доктора Люсьену Могар.

Вокруг кабины слышен только шум толпы, похожий на шум реки под мостом.

— Алло!.. Это ты?.. Знаешь, я получил от нее письмо. Она должна вернуться через несколько дней… Как кто? Мирей… Она прислала мне письмо… Пневматической почтой… Уверяю тебя, что это она… Нет-нет. Я в здравом уме… Я вовсе не собираюсь тебя изводить, но я решил известить тебя об этом… Да, я полностью отдаю себе отчет в своих словах. Но я, кажется, начинаю кое-что понимать… Это долго объяснять. Что я собираюсь делать? Да я и сам не знаю. Да, хорошо. До завтра!

Бедная Люсьена с этой ее манией все обговорить и понять… Она увидит сама и убедится. Коснется, так сказать, тайны своей собственной рукой. Она увидит письмо.

Но сможет ли она увидеть письмо? Ну разумеется, поскольку почтальон его принес, служащий на почте его проштемпелевал и еще один почтарь доставил его по назначению! Нет, письмо — это реальность! Вот только содержание его понятно не каждому. Для этого нужно уметь мыслить одновременно в двух мирах.

Бульвар Денена. Светящиеся стрелы дождя. Сверкающее под дождем стадо машин. Люди, более похожие на привидения. Кафе походят на большие сверкающие светом пещеры, уходящие в бесконечность благодаря невидимым зеркалам. Граница между двумя мирами проходит и здесь, хотя никто ее не замечает.

Темнота заполняет бульвар как поток, как мутная вода, стирающая свет, запахи, людей. Слушай! Нужно быть откровенным с самим собой. Тебе ведь уже много раз казалось, что ты утонул в этих больших канавах, которые именуют улицами. Или же ты представлял себя рыбкой и забавлялся тем, что тыкался носом в витрины, проплывал мимо церквей, поставленных прямо посреди потока, мимо скверов, похожих на верши, где неясные силуэты мелькают, стремясь пожрать друг друга в тенетах тьмы. И эта идея с ванной — ты ведь принял ее только из-за того, что вода играла в ней определенную роль, не так ли? Ты сразу же подумал об этой гладкой и блестящей поверхности, под которой происходит что-то, от чего у тебя кружится голова. Ты хотел, чтобы Мирей поучаствовала в этой игре. Теперь у тебя возникло такое же искушение. Может быть, ты ей завидуешь?

Равинель долго и бесцельно бродил по улицам. Вот он вышел на берег Сены и идет вдоль парапета, почти достигающего его плеча. Чуть впереди виднеется мост — большая арка, под которой вода бурлит, отсвечивая чем-то маслянистым. Город кажется пустынным. Дует ветер, приносящий запахи шлюза и канализации. Мирей где-то здесь, прячется в темноте. Они оба существуют каждый в своей сфере и не могут соединиться. Они находятся в разных измерениях. Но контакт возможет. Они еще могут встретиться и обменяться сигналами, как пассажиры двух расходящихся в море судов.