Тома Нарсежак - Буало-Нарсежак. Том 1. Ворожба. Белая горячка. В очарованном лесу. Пёс.

— Видишь, Франсуа… я выкарабкалась.

Я отступил, чтобы осмотреть ее. Она была еще очень бледна, и ее голубые глаза казались выцветшими, поблекшими, взгляд был одновременно неподвижен и рассеян, словно заворожен каким-то непередаваемым видением.

— Как ты себя чувствуешь?

— Теперь — ничего.

Она протянула руку ко мне — очень ласково — и пригладила мои растрепанные волосы. Мириам не способна на такой жест. Я хотел бы удержать эту мысль. Но в такой момент она была сродни обману. Я взял руку Элианы в свои, желая прогнать образ Мириам.

— Сожми мне руку, — сказал я. — Крепко-крепко.

Я смотрел на наши переплетенные пальцы, на наши поблескивающие друг подле друга обручальные кольца, и снова плакал, но уже легко, не стараясь сдерживать слезы, потому что эти слезы принадлежали Элиане. Они были о ней.

— Франсуа… Дорогой мой, — прошептала Элиана.

— До чего же мы глупые, — произнес я.

Она притянула меня к себе.

— И ты об этом сожалеешь?

У меня в кабинете зазвонил телефон. Я не шелохнулся.

— Не подойдешь? — спросила Элиана. — Ведь это клиент.

— Ну и что! Сегодня они обойдутся без меня. Я посижу с тобой.

И я почувствовал, что сделал не чаемый ею подарок. Я ждал, что Элиана заговорит о падении в колодец. Сам я не осмелился бы затронуть эту тему, несмотря на все мое нетерпение и тревогу. Слишком она была усталой и измученной. Я спустился, приготовил Тому пюре, сварил кофе. Принес кофе Элиане и пристроился сам перекусить подле нее. Волнующая, полная взаимной предупредительности трапеза, каждая мелочь в ней становилась маленьким праздником. Краски мало-помалу возвращались на лицо Элианы. Температура у нее была нормальная, но я не разрешил ей вставать. К тому же скоро должен был вернуться доктор.

— Ты у него в большом долгу, — сказал я.

— Еще бы.

Я убрал поднос и сел на кровать. Молчать я больше не мог.

— Послушай, Элиана, теперь, когда ты немного отдохнула, объясни, что произошло? Я со вчерашнего дня ломаю голову, но ничего не могу понять…

Элиана устало опустила голову на подушку и промолвила:

— Я тоже.

— Ты хотела набрать воды?

— Да нет. Я вышла в сад, уж и не помню зачем… Странно, что я это забыла… может, чтобы срезать цветов, не знаю… Внезапно на меня навалилась огромная усталость… Никогда раньше я такой не испытывала. В глазах потемнело, голова закружилась… Я увидела колодец. Я не хотела к нему подходить, но помимо своей воли очутилась рядом. Села на край колодца. И кувырнулась.

— Погоди. Не так быстро. Сначала скажи, что это была за усталость.

— Не знаю.

— Может, ты съела что-нибудь не то?

— Нет.

— И ты даже не смогла вернуться домой?

— Нет, не смогла.

— Элиана… Мне кажется, ты чего-то недоговариваешь.

— Да нет же, дорогой, уверяю тебя.

— Ты могла бы позвать на помощь.

— Я не могла ни заговорить, ни пошевелиться.

Я умолк, пытаясь подобрать подходящий диагноз — как-никак я кое-что смыслю в медицине. Элиана — женщина крепкая, нервным созданием ее никак не назовешь. Ни одного мало-мальски пригодного объяснения я не находил.

— В общем, тебя как будто парализовало?

— Да.

— Тебе было больно?

— Нисколько… Не тревожься, Франсуа, милый… Все позади. Я не хочу больше об этом думать.

— Но я-то должен думать об этом. Твое недомогание может возобновиться.

Она прикрыла сгибом локтя глаза и очень быстро проговорила:

— Тогда уж лучше умереть.

— Перестань, Элиана. Я не узнаю тебя. У тебя было головокружение. Так. Ты присела на край колодца… Но он довольно широкий. Ты соскользнула? Как вообще все произошло?

— Я почувствовала, что ухожу… Это было сильнее меня… У меня не осталось никаких сил… Даже не было желания защищаться.

— Защищаться? Но ведь никто на тебя не нападал.

— Верно. Не знаю, как это выразить… Это было ужасно и вместе с тем приятно… Я была совершенно опустошена, расслаблена… Откинулась назад. Затылком ударилась обо что-то твердое. Тут у меня шишка…

Я потрогал шишку под волосами, и Элиана застонала. Шишка была здоровенная.

— У меня было такое ощущение, что я падаю очень долго, — продолжала она. — А потом я, должно быть, упала плашмя на воду… всплеск был оглушительный… Я не пошла ко дну, но от холода перехватило дыхание.

— Замолчи, — прошептал я.

Меня, восприимчивого, склонного сопереживать страданиям животных и людей, эти подробности мучили. Но Элиана этого не замечала. Быть может, ей становилось легче от того, что она выговаривалась.

— Я пыталась удержаться… камни были скользкие… Сознание я потеряла не сразу… там оказалось неглубоко, и я могла бы просто стоять. Так мне казалось… А после я мало что помню… Самым страшным был холод, который входил в меня.

Я закрыл ей рот ладонью. Она поцеловала ее.

— Как дальше жить? — спросил я. — Разве я смогу теперь оставить тебя одну?

Я уже видел, как этот колодец разверзается у меня под ногами. Ослизлые камни, ледяная вода — все эти подробности подобно ножам вонзались в мою плоть. Я поднялся, охваченный яростью, что проистекала от переизбытка страха.

— Я велю заделать его, и немедленно! — вскричал я. — А потом доктор тебя обследует. Если понадобится, съездим на консультацию в Нант. Я хочу знать точный диагноз. В этом недомогании есть что-то противоестественное.

— Прошу тебя, Франсуа!

Я спустился в сад. Земля возле колодца была утоптана. Теперь я присел на край колодца и увидел на камнях глубокие царапины. Нетрудно было себе представить, что тут разыгралось. А я… Я наклонился и увидел далеко-далеко внизу голубой лоскут неба и маленький черный шар своей головы. Зависнув вот так над пустотой, я бы неминуемо опрокинулся вниз, если бы силы вдруг оставили меня. Я попробовал, как бы это могло быть, и тотчас с колотящимся сердцем уцепился за сруб.

Был какой-то злой рок в том, что Элиана оказалась здесь как раз в преддверии обморока. Тем более что обычно она почти никогда не подходила к колодцу. Летом поливкой занимаюсь я, а когда у меня слишком много работы, к нам два раза в неделю во второй половине дня приходит садовник из Бовуара». Отворилась калитка. Приехал доктор Малле. Я бросился ему навстречу, поделиться своими опасениями. Малле лет под сорок, он невысокий, крепкий, коренастый. Особой утонченностью не отличается, зато многоопытен и осторожен. Я бывал у него не часто — вечно времени не хватает, да и близости особой между нами нет. Но его суждениям я доверяю.

— Вы излишне драматизируете ситуацию, — сказал он. — Такое может случиться с кем угодно и где угодно. Конечно, здоровье у вашей супруги крепкое, но это ничего не значит. У меня самого однажды случился за рулем кратковременный сердечный обморок, и я здорово расшибся. Тогда я обратился к своему патрону в Нанте. Он обследовал меня вдоль и поперек, но так, черт возьми, и не сподобился объяснить, почему у меня на две-три секунды отказало сердце. И я подобно вашей жене тоже почувствовал, что ничего не могу с собой поделать. Я умирал. Умирал в буквальном смысле слова. Ощущение и в самом деле не из приятных. Кстати, она случаем не беременна?