Тома Нарсежак - Буало-Нарсежак. Том 1. Ворожба. Белая горячка. В очарованном лесу. Пёс.

Посмотрев на часы, я вышел. Я снова был озабочен, обеспокоен. Я торопился уехать. Лес Шез — это все, что осталось от обширного соснового бора, который некогда, должно быть, покрывал всю северную часть острова. Самые лучшие виллы возводились именно в этом лесу, на берегу бухты Бурнеф, укрытой от гуляющих по морскому простору ветров. Но там несколько десятков владений. Возможно, не так-то просто будет отыскать принадлежащее Мириам Хеллер. Я вошел в бакалейную лавку. Госпожа Хеллер? Недоумевающий взгляд. Нет, здесь об этой даме никогда не слышали. В булочной — тот же результат.

— Говорите, она рисует?.. А как она выглядит?

— Не знаю. Я ее никогда не видел.

Тут мне пришла в голову мысль обратиться к мяснику.

— А-а\ Дамочка с пантерой! — воскликнул он. — Вилла Мод… Но постойте-ка, вы ведь ветеринар из Бовуара?

— Да.

— Ну как же, как же… Мы с вами встречались как-то раз у Мазо.

— Совершенно верно.

Я ждал продолжения, зная, что он будет словоохотливей Виаля.

— Выгодная практика, — сказал он. — Она не скупится. Да она и должна быть состоятельной, потому что такой зверь сжирает чертову прорву…

— Это гепард, — поправил я. — Не пантера.

— Для меня все едино. Я бы пристрелил что того, что другого. Или сдал бы в зверинец… Но держать такое у себя дома!.. Она с приветом, эта дамочка.

И, видя, что я улыбаюсь, он притянул меня к себе за отворот куртки и понизил голос, хотя в лавке никого больше не было.

— Я вам точно говорю, она с приветом, — зашептал он. — Днем она вообще не показывается на глаза. Выходит только по ночам — это, по-вашему, нормально?

— Творческий человек, что же вы хотите. Она рисует.

— Рисует! Она рисует! Да разве это причина?.. Подумайте только, она расплачивается со мной чеком, вместо того чтобы прийти как все… Кого она из себя строит, а? Мы тут все же не дикари… Но погодите, я не сказал самого главного…

В магазин вошла пожилая покупательница. Мясник отпустил меня.

— Зайдите попозже. Сходим пропустим по стаканчику.

— Но где же вилла Мод?

— Ах да. Доедете до таможни и свернете влево на большую аллею. Последний дом.

Уходя от него, я уже начал представлять себе Мириам. Я впервые вызывал в воображении ее фигуру, лицо. Она наверняка молода, несколько эксцентрична, подобно тем молодым путешественницам, что летом проносятся через Бовуар. Она заранее вызывала у меня неприязнь. Вдобавок я не сомневался, что она побывала у Виаля в любовницах. Но, в конце концов, мне-то какое до этого дело?

Виллу Мод я нашел легко. Двухэтажный дом в стиле 900-х годов с резными деревянными украшениями. Краска выглядела полинявшей. Все ставни были закрыты. Я толкнул калитку и вошел в сад. Скорее даже не сад, а участок каменистых ланд, на котором росли несколько великолепных сосен. К двери вело крыльцо с тремя ступеньками. Звонка не было видно. Я негромко постучал. Ни звука. Должно быть, Мириам и ее гепард еще спят. Я обошел виллу и увидел сквозь сосны море. С этой стороны вдоль всего фасада шел широкий балкон. На нем рядом со столиком стоял шезлонг.

Ветер тихонько шевелил страницами оставленной на столике книги. Я вернулся на крыльцо и позвал:

— Есть тут кто-нибудь?

Я уже собрался уходить, но тут дверь распахнулась, и в проеме показалась негритянка.

Она выглядела лет на пятьдесят. Низенькая, тучная, с физиономией, как у мопса, с влажными бараньими глазами. Нет! Это невозможно!.. На какое-то время я лишился дара речи. Потом пробормотал:

— Простите… Я от доктора Виаля.

— Проходите. Я доложу о вас мадам.

Разумеется, я должен был предположить, что у Мириам есть служанка. Но даже входя в гостиную, я все еще не мог оправиться от изумления и только тогда понял, до какой степени этот визит обеспокоил меня, выбил из колеи. Со вчерашнего вечера вокруг него вольно или невольно крутились все мои мысли. И не только из-за гепарда… Мне казалось, что под угрозой моя безопасность. Все это было туманно, неуловимо. Сейчас-то я, конечно, склонен выпячивать отдельные детали; это неизбежно. Но я все равно — как бы поточней выразиться — был настороже. Вот почему я придирчиво оглядывал комнату, в которую попал. В ней не было ничего примечательного. Обставленная по старинке гостиная, сырая и сумрачная, не очень чистая. У стены — закрытое фортепиано, на нем — фотография на подставке: бородатый мужчина в мундире артиллериста. На столе — три высохшие веточки мимозы. Пол скрипел под ногами, так что ходить по комнате я стеснялся. Сверху доносился неразличимый разговор. Я нагнулся и поднял лежавший под стулом клочок рыжей шерсти. Здесь бродила Ньетэ. Шерстинки длинные, жесткие, белые у корней — явно с бедра. Я взглянул на часы: без десяти восемь. Им там, наверху, видно, невдомек, что я тороплюсь. Тут скрипнула лестница, и я понял, что это хозяйка. Она вошла, и я снова испытал удивление при виде этой высокой стройной женщины в фиолетовом халате. Что меня поразило, так это ее холодная отстраненность. Без всяких на то оснований я ожидал увидеть существо фривольное и пустое, передо мной же предстала дама. Я отдаю себе отчет, что это звучит несколько напыщенно и наивно, но это слово точно выражает мое первое впечатление. А поскольку я робок, то тотчас показал себя еще более неотесанным и грубым, чем даже был на самом деле. Я приветствовал ее коротким кивком.

— Рошель, — буркнул я. — Бовуарский ветеринар. Меня направил к вам доктор Виаль…

Она улыбнулась и вдруг стала другой Мириам — простой, радушной, почти юной. Ей наверняка было около сорока, но когда она вот так улыбалась, то вмиг превращалась в подросшего товарища по играм. Она без церемоний протянула мне руку. Ее серые глаза излучали интерес, внимание, сердечность.

— И вы проделали весь этот путь! Филипп хорош, нечего сказать. Мне ужасно жаль, что он побеспокоил вас из-за пустяков. Ньетэ просто не освоилась здесь. Это пройдет…

По еле заметному оттенку в ее голосе я понял, что сама она тоже не освоилась и не освоится, пожалуй, никогда.

— Пойдемте, — сказала Мириам. — Покажу вам ее, раз уж вы приехали… Только, ради Бога, извините меня за беспорядок…

Я последовал за ней на лестницу. Она поднималась легко, полуобернувшись ко мне.

— И лучше бы вам к ней не притрагиваться. Сейчас она не в духе. Я сама остерегаюсь.

— Ничего, я привык, — глупо ответил я.

Я все более смущался, становился все более неловок и ненавидел Виаля… Филипп. Мужчина, которого она называет Филиппом… Уж лучше я сразу отмечу эту подробность. Она меня не красит. Но она необычна. Полагаю, тогда я впервые ревновал — ревностью юнца, мальчишки. И это я понял сразу. Я ни на миг не усомнился в том, какова природа этого чувства, так что в ее комнату я входил уже надутый.