Тома Нарсежак - Буало-Нарсежак. Том 1. Ворожба. Белая горячка. В очарованном лесу. Пёс.

Работа в тот день не смогла поглотить меня целиком. Рассеянность же шла в ущерб качеству, чего я простить себе не мог. Какие-то решения, еще неясные, зрели во мне. Я знаю, сейчас вы заговорите о подсознательном или о чем-нибудь подобном. Нет. У меня было вполне достаточно времени, чтобы поразмыслить над этим. Все это чрезвычайно сложные вещи, и медицина пока не в состоянии их объяснить. Например, в какой-то момент дня мне вдруг захотелось срочно поговорить с Виалем. Стремление это было настолько сильным, что я едва удержался, чтобы не бросить все и не помчаться в Сабль. К шести часам, не в силах больше терпеть, я позвонил Элиане и предупредил ее, что вернусь поздно. Мне оставалось посетить еще одну ферму. Этот визит я отложил на завтра, как какую-то неприятную обязанность. На шоссе я выжимал газ почти до отказа. Но начиная с этой минуты я хочу излагать одни только факты. Они не нуждаются в комментариях.

Виаль попивал виски в баре гостиницы. На нем были фланелевые брюки и пуловер, что в какой-то степени нас уравнивало. Увидев меня, он не удивился и, невзирая на мои возражения, заказал еще виски.

— Ну как, посмотрели зверя? Что с ним?

— Ничего страшного. Печень немного пошаливает, да вдобавок, похоже, и нервы.

Виаль, сцепив руки на затылке и положив одну ногу на стул напротив, улыбался.

— Как у красивой женщины, — сказал он. — Да, она и впрямь почти женщина. Она все понимает. Уверен: почувствуй она себя по-настоящему у себя дома, она бы выздоровела. Но Мириам вечно на узлах. У нее в каждом углу по раскрытому чемодану. Там было то же самое. А посмотрели бы вы на тамошний дом!.. Маленький дворец! Ее муж возглавлял крупное строительное предприятие, так что…

Виаль явно успел хлебнуть — я застал его в период говорливости. Возможно, за этим-то я и приехал!

— Он был богат? — спросил я.

Вопрос позабавил Виаля. Он взглянул на меня с недоброй иронией.

— Знаете ли, там это слово означает не совсем то же самое, что здесь. Деньги приходят, уходят… Главное, чтобы на своем пути они давали удовольствие, ощущение могущества… Хеллер зарабатывал столько, сколько хотел. Когда он умер, у него практически уже ничего не было.

— Уж не хотите ли вы сказать, что Мириам его разорила?

— Вы попали в точку. Именно разорила. Но не в том смысле, какой вы вкладываете в это слово. Она разорила его вот тут.

Виаль поднес к виску палец на манер пистолетного ствола.

— Под конец Хеллер малость чокнулся.

— Почему? — спросил я.

— Вы же видели Мириам, так?.. Дорогой, все мы, колонисты, не пуритане, уж поверьте мне. Но Мириам сумела нас удивить… если хотите, шокировать. Ну, положим, не всех, но некоторых из нас.

— Своим поведением?

— Я бы сказал: своим образом жизни, — уточнил он. — Разумеется, у нее бывали и приключения. И такие, что плохо кончались — с точки зрения общепринятой морали… Люди ссорились, расходились. Но это все пустяки. Мириам не следовало преступать границу.

— Какую границу?

Виаль, прищурившись, разглядывал свой бокал.

— Не знаю, поймете ли вы. Сегодня пишут столько ерунды о неграх и белых!.. Скажем для простоты, что негры приближаются к нам, используют наш образ мыслей… Мириам же решила проделать обратный путь. Есть белые, которые совершили это, бедолаги… Но чтобы такая женщина, как она, со всеми ее способностями, стремилась… Это заставляет задуматься.

— Почему ей пришлось уехать?

— Ввиду смерти ее мужа. Вернее, ввиду обстоятельств его смерти. Да, Хеллер погиб в результате несчастного случая. Он упал в заброшенный карьер. Странно, не так ли?.. Он никогда не ходил этой дорогой, и тем не менее в тот вечер…

— Он покончил с собой?

— Для меня-то сомнений никаких. Но для других…

Своими многозначительными замечаниями Виаль начинал меня бесить.

— Что же подумали остальные?

— Если б они сами знали! Факты таковы: до восьми вечера Хеллер играл в клубе. Он выиграл. Выглядел более оживленным, чем обычно. Совершенно не походил на человека, задумавшего самоубийство… С другой стороны, ни для кого не было секретом, что Хеллеров разделяли глубокие разногласия.

— И Мириам заподозрили?

— Опять-таки не в том смысле, в каком вы подразумеваете. В час, когда ее муж упал в карьер, Мириам находилась у себя дома. Но ее все-таки заподозрили, потому что за несколько недель до этого Мириам нарисовала тот самый карьер.

— Не вижу связи.

— Вы — да. Я тоже. Но там еще царит средневековье. С техническим прогрессом, но все же средневековье. Многие белые опасаются негров — именно потому, что чувствуют их могущество…

— Идиотизм какой-то.

— И да, и нет. Нужно пожить в Африке самому.

— Но вы-то?..

— О, я остаюсь наблюдателем. Меня интересуют не суеверия, а люди. Мириам — поразительная личность.

— Вы… хорошо ее знаете?

Виаль взглянул на меня поверх бокала, и я поспешил выпить.

— Да, достаточно хорошо. Я был другом их обоих. Это я посоветовал Мириам уехать. Не поймите меня превратно. Я решил поставить эксперимент. Я же уговорил Ронгу сопровождать ее. Поначалу Ронга отказывалась. Она была очень привязана к Хеллеру.

— Она считала, что хозяйка виновата?

— Наверняка. Но я затрудняюсь сказать вам, в каком смысле она считала ее виноватой — в магическом или в моральном.

— И это не помешало ей…

— Ронга знает, что она нужна Мириам. И потом, Мириам из тех женщин, которым прощают все. Да вы сами в этом убедитесь.

— Сомневаюсь.

— Напрасно. Вот, держите.

Виаль достал из бумажника карточку и протянул ее мне.

— Не откажите в любезности изредка черкнуть мне несколько строк. Полечите Ньетэ и понаблюдайте, как идут дела. Я прошу вас об этом как коллегу… Не забудьте, я ставлю эксперимент… Да не бойтесь, я вам все объясню… А пока я здесь, выпишу вам чек.

Я наотрез отказался. Он принялся настаивать. Я поднялся.

— Хорошо, — сказал он. — Спасибо.

Он довольно тепло пожал мне руку и вышел вместе со мной.

— Я улетаю в следующий вторник. Рад был с вами познакомиться, Рошель.

На этом мы расстались. В Бовуар я вернулся донельзя взбудораженный, во мне теснилось множество вопросов, которые я позабыл задать Виалю. За столом я не проронил ни слова.

— Ты не заболел? — обеспокоенно спросила Элиана.

— Да нет же. Откуда ты взяла?

Два дня спустя Мириам стала моей любовницей.

Начало нашей связи я опускаю: этот период мне запомнился плохо. Я был чересчур счастлив. Было ли это действительно счастьем? По правде говоря, не знаю. Скорее переполняющая все твое существо восторженность, нечто вроде бурной весны, тем более ярой, что приходилось сдерживать ее, душить, прятать ее цветы и ароматы. Потому что, клянусь честью — если мне еще дозволено говорить о чести, — даже в хорошие моменты забвения я никогда не переставал любить Элиану. Психолог из меня, конечно, не ахти какой. Но я не слепой и вижу, что делается вокруг, как распадаются семьи. Я никогда не верил, что мужчина может любить двух женщин одновременно, с одинаковой искренностью, более того — доброй волей. Вот почему я вдруг ощутил в себе чудовищный, болезненный разлад. Я уже упоминал о Гуа. В моем приключении он сыграл выдающуюся роль. Если бы его не существовало, я, скорее всего, никогда бы не сумел стать тем двойственным человеком, осторожным и страстным, терзаемым угрызениями совести и желанием, то и дело оказывающимся на грани самоубийства. Гуа — это искушение смертью в той же мере, что и счастьем. Я так торопился вновь увидеть Мириам, что ехал впритирку за уходящим от берега потоком; иногда я оказывался в воде и вынужден был сбрасывать газ. Я видел, как путь мне пересекала юркая рыбья молодь. Я упорно продвигался вперед. Живые водоросли облепляли камни, сочась влагой и испуская поутру легкий парок. Я давил колесами клубки водорослей и заблудившихся крабов. У меня было ощущение, будто я плыву по морю, оставшись в мире один со своей любовью. И я достигал границы.