Сергей Михайлов - Сезон охоты

Вот болван! И кто его за язык тянет! Тоже мне, храбрец нашёлся. То труса празднует, то на танк с кулаками броситься готов.

Полковник развёл руками.

— Вот видишь, Рукавицын. Расскажет всё твой подельник, выложит всё подчистую. Выбора у меня, как видишь, нет. — Он остановился, посмотрел сначала на меня, потом перевёл взгляд на рыжего. — Вместе пойдёте, на пару будете оборону держать. Последние желания есть?

— Есть у меня одно желание, — сквозь зубы процедил я, — первое и последнее.

— Ну?

— В харю твою, шкура продажная, харкнуть, чтоб до конца жизни своей утереться не смог. Чтоб насквозь прожёг мой плевок душу твою поганую, твою и духа этого вонючего, козла горного, — я кивнул в строну Хасана, который со всё возрастающим интересом слушал мою обличительную речь. — За пацанов наших, что ты продавал по штукарю за голову, за Аргун, за девочку маленькую, ту, что ты, сука, «чехам» продал за ящик палёной водки…

Лицо полковника стало серым, глаза налились кровью. Он с шумом выдохнул, обдав меня волной перегара. Кажется, начал что-то припоминать.

— Лейтенант…

— Что, мразь, узнал?

Меня всего трясло от злости и ненависти. Будь у меня сейчас руки свободны, я бы вцепился в его поганую рожу. Придушил бы прямо сейчас, обоих. — Ага, и получил бы пулю в затылок. Тот самый плюмбум. Нет, так дело не пойдёт. Мне выжить надо, выжить, ясно? Всё, остыл, взял себя в руки. Спокойствие, только спокойствие. Мантра старины Карлсона всегда действовала безотказно, я проверял. Вдох-выдох, вдох-выдох… Так, кажется, понемногу отпускает…

Хасан всё прекрасно слышал. Стоял поодаль и молча наблюдал. В одно мгновение он оказался рядом со мной. Его и без того смуглое лицо ещё более потемнело, глаза яростно горели в чёрных провалах глазных впадин.

— Пастух, отдай его мне, — чуть слышно прошипел он, продолжая сверлить меня взглядом.

Полковник сплюнул и пожал плечами.

— Он твой, Хасан. Моим хлопцам меньше геморрою будет.

— Рыжего пустишь первым, — тут же распорядился чеченец, — а этим займусь я сам. Сценарий тот же, только вместо твоих бездельников мои орлы работать будут. Всё понял?

Полковник кивнул.

— Делай с ним что хочешь, меня этот ублюдок уже достал, — махнул он рукой. — Ещё тогда, в девяносто пятом.

Мы стояли метрах в двадцати от лже-деревни. Там, в этих бревенчатых домиках, мне надлежало держать оборону против чеченских боевиков. Ну не идиотизм?

Вокруг нас, выдерживая расстояние метров в десять, полукольцом стояла разномастная толпа в камуфляже, вся увешанная АКМами, с ухмылками на сытых рожах. Это были старожилы, хозяева полигона, его, так сказать, постоянный контингент. Особняком держался молодняк, очередная партия стажёров, прибывших на полигон для прохождения обучения и повышения квалификации. Кому-то из них предстоит стрелять в рыжего Валерку, бедолагу-бухгалтера, который после приступа небывалой храбрости снова сник и приуныл.

Чуть поодаль стояла группа кавказцев. Их было пятеро, все — в гражданской одежде, без оружия, и походили скорее на мирных рыночных торгашей, чем на профессиональных боевиков. Но у меня глаз был намётан: там, в Чечне, мне не раз приходилось сталкиваться с так называемыми «мирными», днём гостеприимно распахивающими свои жилища «федералам», а ночью безжалостно и методично их вырезавшими. Эти были как раз из таких — я читал это в их глазах.

Именно они будут охотиться на меня. После того, как стажёры разделаются с бухгалтером.

Их было пятеро, плюс Хасан — итого шесть. Будет ли Хасан лично участвовать в экзекуции, это ещё вопрос, но я исходил из наихудшего сценария. Итак, шесть «калашей» против одного «макара». Любопытная арифметика получается. Только простым сложением или вычитанием итог этого противостояния вряд ли можно просчитать. Я криво усмехнулся. Что это за изворот судьбы такой, а? Опять, как и десять лет назад, мне придётся биться с врагом, имя которому «чеченский боевик». Дежавю — так, кажется, называется это явление на диком загнивающем Западе? Но почему-то я спокойно воспринимал этот факт. И даже где-то в глубине души был рад ему: стрелять в наших русских парней, пусть даже и подонков, мне будет сложнее, чем в привычного боевика, для которого всё русское есть символ врага и объект неиссякаемой ненависти.

Впрочем, первым, в кого бы я сейчас с удовольствием разрядил автомат, был, без сомнения, полковник.

— Ты, Валер, главное, не дрейфь, беги что есть мочи. Нырни в какое-нибудь укрытие и затаись. И патроны береги. У тебя их всего восемь будет, а у них, на троих, около полутора сотен. Да и «калаши» их не сравнить с «макаром». Но всё равно, шанс у тебя хоть и мизерный, а есть. Теоретически тебе трёх патронов хватит, чтобы всех троих завалить, а вот практически… Целься лучше, стреляй только наверняка, лучше в упор, в голову: они в «брониках» будут. И не сиди на одном месте, перемещайся, не давай им пристреляться к твоему укрытию. И не забудь ствол с предохранителя снять.

Рыжий судорожно кивал, внимая моим наставлениям, но, кажется, плохо понимал их смысл. Убьют пацана, видит Бог, убьют, а я ничего не мог сделать. Что больше всего меня всегда раздражало, так это бессилие. Неспособность повлиять на развитие ситуации, когда чувствуешь себя связанным по рукам и ногам.

Руки у меня, действительно, были связаны, вернее, скованы наручниками. Но даже если бы они были у меня свободны, я вряд ли бы смог что-либо изменить.

— Готовьте первого! — распорядился полковник.

С Валерки сняли наручники. Полковник достал секундомер.

— У тебя тридцать секунд, парень. Это твоя фора. Потом мои ребята начинают охоту. А дальше сам знаешь…

Рыжий с трудом проглотил комок в горле.

— Может быть, отпустите, а? — жалобно залепетал он. — Ну пожалуйста…

Но полковник уже не слушал его. Он обернулся к остальным и скомандовал:

— Все в укрытие! Минутная готовность.

Всё вокруг пришло в движение. В считанные мгновения наблюдавшие за подготовкой к экзекуции зрители рассредоточились по специально оборудованным для этих целей траншеям, откуда можно было вести наблюдение за всем происходящим.

Зрители заняли места в зрительном зале. Шоу можно было начинать.

Меня тоже попытались было загнать в одну из таких траншей, но я упёрся:

— Я останусь здесь.

Полковник обернулся, подумал и кивнул:

— Оставьте его.

Меня оставили в покое. В результате на исходной позиции остались трое стажёров, экипированных по полной программе и вооружённых АКМами, полковник с секундомером и рыжий Валерка. Позади них, в пяти шагах, стоял я. И прятаться не собирался.

Полковник вынул пистолет, вставил в него свежую обойму и протянул бухгалтеру.