Илья Риф - Великий комбинатор возвращается!

Несколько дней подряд Федор Востриков лежал на дне шлюбки и страх разоблачения сковывал его по рукам и ногам. Но голод и жажда взяли свое, и, дождавшись ночи, святой отец решился на вылазку. Он пробрался ползком на корму шлюбки, отогнул брезент и, перевалившись через борт, выпрыгнул на палубу. Была темная южная ночь и яркие звезды низко висели над застывшим в штиле морем. Где-то внизу, под палубой глухо стучали двигатели и, корабль, разрезая морскую гладь, быстро двигался вперед. Отец Федор осмотрелся, – на палубе было темно, только высоко на мачтах горели сигнальные огни, а прожектора, направляя лучи в море, обозначали нос и корму судна. В высокой надстройке, расположенной ближе к носу, мигал тусклый свет, там, видимо, располагалась рулевая рубка. Низко согнувшись и пробираясь вдоль борта, святой отец начал обследовать кормовые надстройки. В молодости ему приходилось несколько раз плавать на грузовых судах по Волге и он помнил, что кухня, камбуз по морскому, на тех кораблях находились на корме. И он не ошибся: возле одной из надстроек он услышал характерный запах пищи. Возможно, сытый человек ничего бы не учуял, но Востриков три дня ничего не ел и его нос моментально унюхал запах жареного мяса и упревающей гречневой каши, – несомненно, здесь был камбуз. Окна желанного помещения были темны и святой отец, пригибаясь к палубе и оглядываясь по сторонам, пробрался к двери и потянул за ручку. К удивлению непрошеного гостя, дверь камбуза легко открылась и он, в нерешительности, застыл перед темным входом. Но манящий запах пищи сделал свое дело и голодный человек вошел во внутрь. Первое, что он увидел, был стоящий на плите железный противень, на котором горой лежали большие куски жареного мяса, покрытые сверху кольцами золотистого лука, – все это богатство сверкало и сияло жиром в падающих на противень лучах месяца так, как сияет всеми своими гранями бриллиант в лучах солнца, – это зрелище было выше и сильнее всяких сил отца Федора и он, забыв об осторожности и опасности, набросился на пищу. Он наклонился над шипящим противнем и, запихивая себе в рот куски горячего мяса, не жуя, глотал их. И только утолив острое чувство голода, святой отец осмотрелся кругом и пришел в ужас: возле стенки камбуза на кушетке спал громадный человек в тельняшке и в белом колпаке на голове, – это был, по всей вероятности, кок. Ужас сковал святого отца по рукам и ногам, он не мог сдвинуться с места. Кок вдруг зашевелился, во сне что-то прокричал и, повернувшись к стенке, захрапел еще сильнее. Востриков понемногу пришел в себя и, поняв, что опасность миновала, стал набивать кусками мяса карманы пиджака. Озираясь на спящего кока, он, прихватив с собой большую буханку белого хлеба, горсть сахара-рафинада и большую фляжку с какой-то жидкостью, покинул камбуз. Затем ночной вор забрался в шлюбку и затаился, дрожа от пережитого страха. Но постепенно отец Федор успокоился, сделал несколько глотков из фляги – в ней оказалась водка, и, разомлев, задремал.

Бендер, облокотившись о борт, стоял на корме и смотрел на остающиеся позади сказочные острова; в Эгейском море острова были со всех сторон. Порой корабли пробирались вперед по таким узким проливам, что, казалось, можно было запросто перепрыгнуть с борта на берег. На островах росли пальмы, кактусы и прочие экзотические растения. С берегов, на которых гулял народ в пестрых одеждах, лилась веселая темпераментная музыка и, казалось, что здесь поселились вечное счастье и благоденствие. Но, как известно, хорошо там, где нас нет, и везде, во всем большом мире у людей одинаковые, по сути, заботы: все наши дела в этой жизни сводятся к одному, – добыча пропитания и забота о своем потомстве, – глобально, к сохранению своего вида. Ранним утром дикий абориген коралловых островов отправляется в теплый залив бить острогой акулью мелочь, чтобы накормить своих многочисленных голозадых потомков; в Нью-Йорке биржевой делец спекулирует на разнице цен акций нефтяных компаний, чтобы заработать свою маржу и потратить на прокорм своей семьи.

– А, вот вы где! – на корме появился Балаганов. – Боцман посылает нас в трюм за бочками с водой.

– Наконец-то! – Остап сжал кулаки. – Теперь предводителю каманчей от меня не уйти!

– Да, – сказал Шура, – через несколько дней заходим на остров Мальорка. Надо сегодня найти Конрада Карловича. В порту нам дадут увольнение на берег, – вы сможете не возвращаться на борт.

– Эй, Балаганов и Кошкин, пойдете в трюм грузить бочки с водой и ящики с галетами, – приказал боцман.

Матросы расчехлили грузовой люк трюма и люк с трапом, по которому спустились в трюм. В руках боцмана был большой морской прожектор; Балаганов тоже прихватил свой импортный аккумуляторный фонарь. В трюме было темно, и только лучи фонарей выхватывали из темноты силуэты предметов. Вдруг сверху открыли грузовой люк, – дневной свет и солнечные лучи плеснули во мрак трюма. Судовой кран опустил в трюм поддоны для бочек и ящиков, и матросы приступили к работе: они снимали крепежные канаты с бочек и закатывали их на поддон. Поддон заполнился быстро и первую партию груза подняли на палубу; пока бочки разгружали, боцман, подсвечивая путь фонарем, осматривал трюм.

– Что за безобразие! – заворчал он недовольно, поднимая с пола какой-то грязный комок. – Кошкин! – позвал он матроса. – Забери этот хлам, только в море не выбрасывай, а сожги на камбузе. Понял?

– Так точно! – ответил матрос Кошкин и посмотрел на странный предмет – это была измятая и грязная шляпа, которую он узнал бы из тысячи других, – эта была касторовая шляпа Ипполита Матвеевича Воробьянинова.

Боцман сам руководил выгрузкой провианта из трюма, и начинать поиски беглого предводителя было невозможно. Вскоре погрузо-разгрузочные работы были окончены, трюмные люки задраяны, вахтенные матросы Балаганов и Кошкин приступили к исполнению своих обязанностей на верхней палубе. Бендер спрятал шляпу предводителя под матросской рубахой и после окончания вахты, в каюте, показал Шуре.

– Да, старик был в этой шляпе, – сказал Балаганов, повертев головной убор в руках. – Потерял, раззява, в спешке.

Бендер заметно взбодрился.

– Главное установлено! – сказал он. – Фигурант на борту, а точнее – в трюме, из которого выбраться он сможет только с нашей помощью.

Шура, задумавшись, сидел на койке и чесал пятерней рыжую голову.

– Я, кажется, знаю, где боцман хранит ключи от своего хазяйства. – вдруг сказал он. – На корме есть кокпит, где боцман хранит ключи и инструменты. Замок там пустяковый – гвоздем открывется. Вспомню прошлое! Да простит меня Уголовный Кодекс! – Балаганов перекрестился.

Шура вооружился отмычкой, которую он изготовил из стальной проволоки, и ломиком-монтировкой; ночью отправились за ключами от трюма. Но их ждало глубокое разочарование: на свой кокпит, который представлял собой большой ящик из толстого листового железа с крышкой и нерушимыми завесами, боцман повесил большой английский чугунный замок.