Василий Боярков - Авантюра, валюта и кровь

– Так вот, возлюбленный послал меня к себе на Подмосковную дачу, где я благополучно извлекла из тайника доверенные мне денежки. Дальше, как все понимают, я встретила его с самолета; он подтвердил высказанное раньше намерение, что окажет мне материальную помощь, очень необходимую на лечение младшей сестры, сам же решил купить себе новенькую автомашину, о которой пока, единственное, лишь грезил, но никак не мог себе подобные траты позволить – и вот наконец настало мгновение, когда он осуществил и давнюю, и, как ему всегда казалось, несбыточную мечту.

В конечном счёте изрядно вспотевший следователь все же не выдержал и, нарушая все писанные инструкции, «прямо в лоб» спросил косноязычную оппонентку:

– Хорошо, а сообщение о вероятности взрыва, якобы ожидаемого в аэропорту Шереметьево – это тоже не Ваша идея, мисс Карен? Ах да, наверное, кто-то другой придумал поднадоевшую уже уловку и перевел посадку во Внуково – не так ли? Кроме того, Вы ведь, конечно же, знаете, что все телефонные разговоры, ведущиеся с бортов самолетов, записываются, а соответственно, мне достоверно известно, что Мэйсон Вам во время полета звонил; теперь ответьте: о чем же вы с ним интересно беседовали? Хотя можете не утруждаться… я и так хорошо осведомлен о ваших переговорах – вы обсуждали смену маршрута.

– Ну и что? Наши переговоры – наше личное дело, – спокойно отвечала прекрасная Хлоя, – Вы можете сто раз прослушать тот разговор, и если найдете там что-то предосудительное, то попробуйте предъявить нам в вину; но, уверяю, в нашем незатейливом трепе, ни о чем конкретном не говорящем, Вы ничего преступного не услышите – то была исключительно частная, деловая беседа.

Как бы там ни было, представитель правоохранительных органов стремился любыми путями «додавить» чересчур разговорчивую противницу:

– Да, но у нас существует видеозапись, где Ваш клиент очень эксцентрично подменил чемоданы и где все его телодвижения прекрасно запечатлелись на записи.

Однако Хлоя оказалась отнюдь не наивной дурочкой и в тупик ее не поставило даже столь серьезное обвинение; она саркастически усмехнулась: ей только-только пришло на память, как на одной из последних лекций им показывали, что, при резкой подмене предметов, на видеопленке остается смазанная, невзрачная запись, совершенно непригодная для приведения в качестве доказательства. Вспомнив о важном условии, она уверено заявила:

– Не сомневаюсь, мы говорим сейчас о посредственном монтаже, поэтому совать вышеозначенную фикцию и выставлять ее за непреложную истину – лично я бы попросту не решилась. Предупреждаю: любую «сфабрикованную фантазию» я собираюсь красиво разваливать; заявленная же туфта будет исключена проще, чем, скажем, мне предложат грецкий орех щипцами расплющить, – эффектно моргая глазками, уверила Карен российского следователя, – так что на сомнительном видео я бы основную ставку делать не стала – словом, у Вас всё или имеется что-то еще?

«А «пронырливая стерва» не так уж проста и совсем не глупа, как могла бы показаться вначале, – рассудил про себя задумчивый Мэссон. – Действительно, в Шереметьево схема передачи денег у бандитов была отлажена до завидного автоматизма, поэтому навряд ли бы там чего получилось, причем даже у такого опытного авантюриста, каким слывет Миша Мишин», – уверился он в мысли, что перенос основного действа во Внуково явился правильным и логичным решением; однако тоска о неминуемой встрече, крайне неприятной и ожидаемой с господином Мак-Коганом, не отпускала его и в том числе после убедительных и непререкаемых рассуждений.

Противоречивые размышления, охватившие незадачливого проныру, стали возможны еще и по той причине, что в комнате, где велся противоречивый допрос, наступило временное затишье. По-видимому исчерпав все весомые аргументы, способные хоть на какое-то время удержать великолепную парочку в отделении, Самодовольный, в обычных условиях поступивший бы, возможно, как-то неординарно, в настоящем случае сильно смутился присутствием американского консула и замолчал, обдумывая следующую затейливую уловку. Почувствовав его неуверенность, Хлоя, изогнувшись словно пантера, готовившаяся к прыжку, переменила прежнее положение и, приблизившись к следователю едва-едва не вплотную, с наигранной наивностью хлопала перед ним голубыми глазками, украшенными большими накладными затушеванными ресницами. Глядя прямо в его светлые очи, беспардонные и такие же наглые, какие были и у нее, Сидни ехидно спросила:

– Теперь, может быть, все-таки перейдем к основной сути нашего дела и перво-наперво ознакомимся с декларацией, подтверждающей правомерный ввоз в страну трех миллионов долларов, осуществленный гражданином Мак-Коганом? Надоело играть в «угадайку»! Посмотрим официальный документ, и сразу же станет ясно, есть ли чего нам предъявить либо же нет?

– Мне нужно проконсультироваться с начальством, – заявил Самодовольный и, собрав немногочисленные документы, «пулей» выскочил из допросного кабинета.

– Ловко ты их, – восхитился Майкл, все больше привязываясь к своевольной знакомой, – даже я не смог бы придумать более правдоподобной, убедительной версии.

– Это вовсе никакая не выдумка! – резко осадила адвокатесса так называемого клиента. – Всё, что мной сказано, – истинная правда… однако не забывай, что и у стен имеются уши.

– Твоя правда, я, кажется, тебя понял, – неуверенно заверил Майкл Мэссон, понимая, что допустил непростительную, а иногда и губительную ошибку, – извини, но просто я немного подшутил над полицейским «самоуверенными болванами».

Пока Мишин и его неотразимый юрист высказывали друг другу взаимные ненавязчивые претензии, следователь направился прямиком к прокурору, чтобы согласовать вопрос о задержании хотя бы одного афериста Мишина. Государственный обвинитель Корнилов Василий Иванович являлся заслуженным работником юридической сферы и виделся нестарым еще человеком, едва приблизившимся к пятидесятилетней отметке; высокий, стройный, всегда подтянутый, не имевший вредных привычек – словом, всем своим презентабельным видом статный мужчина представлял убедительную уверенность, и было бы очень странно, если бы вдруг оказалось, что подобный человек пошел на сделку с непререкаемой совестью; говоря конкретнее, он всегда старался придерживаться «буквы закона» и следовал ей безо всяческих отступлений, вменяя человеку в вину лишь преступные посягательства – и только на основании собранных доказательств. Вот и теперь, прочитав материалы, представленные Самодовольным и не содержащие в себе даже намека, что ввезенные в Россию капиталы были как-то задекларированы, ну, или хотя бы имели под собой законную подоплеку, прокурорский работник недовольно нахмурился; но собственность есть собственность, и он пустился в дальнейший анализ… Конечно же, по документам проходила точно такая же версия, как и у Мэссона, что, мол, деньги у Когана были российскими и что он просто везде возил их с собой; о камере слежения принципиальному руководителю, естественно, не докладывалось – в общем, изо всех собранных материалов выходило, что Юрген прибыл в аэропорт с чемоданом, под завязку набитым американскими долларами и что он ни на секунду с ним не расставался из-за находившейся там огромной денежной суммы. Изучая немногочисленную документацию дальше, прокурор выяснил, что заявитель якобы, причем нежданно-негаданно, обнаружил в руках «чемоданчик», но уже не с валютными ассигнациями, а с различными мужскими аксессуарами и предметами личной необходимости, никак не стоившими трех миллионов. Еще ответственному законнику представилась возможность убедиться, что, оказывается, Мишин был не настолько глуп, чтобы положить в огромный кейс предметы или чтобы оставить на нем частички, каким-либо образом способные впоследствии на него указать, как например: отпечатки пальцев, потожировые следы, личные документы, другие выделения, распознаваемые современнейшей техникой, – мягко выражаясь, в похожих случаях он заполнял подменные объекты исключительно новыми, только что купленными, вещами, дабы идентифицировать по ним человека становилось бы в общем-то нереально (можно раскрыть секрет, что в момент проведения операции на руках у предусмотрительного авантюриста были одеты телесные резиновые перчатки, тонкие, плотно прилегающие и ничуть не заметные). В итоге, когда на стол прокурора легли экспертизы, согласно которым следовало, что на чемодане, изъятом у Когана, нет никаких других следов, кроме как его самого и незадачливого охранника, а все доказательства, указывавшие на совершение преступления, – это голословное заявление Юргена, что, мол, у него пропала точно такая же сумма, и его же неподтвержденное предположение, что Мэссон является авантюристом средней руки (то есть у него просто не может существовать трех миллионов американских долларов), тот не на шутку разгневался и, возвращая протоколы на доработку, чуть ли не по лицу заехал Самодовольному, недовольно швыряя документы обратно: