Андрей Молчанов - Форпост

Наутро он распрощался со своими попутчиками, ушедшими в город.

Гречанка напоила его молоком, посетовала на здоровье, сказала, что намеревается уезжать к сыну в Украину, где тот работает. Дом выставила на продажу, но покупателя покуда нет.

Кирьян наведался к машине, проверил уровень масла, подкачал шины. Переводя дух, осмотрелся. Акации, росшие вдоль улицы, шелестели под ветром меленькой узкой листвой. Гремело полуденной ленивой волной море неподалеку. Свистела струя воды из колонки, бьющая в жестяное ведро, подставленное под нее тучной гречанкой, в мокрых от разлетавшихся брызг старых сандалиях…

Так вот и дача… Зачем ему чахлые уголки больной и увечной подмосковной природы? Со временем он снесет здешнюю глинобитную хибару, но даже сейчас, да и еще долгие годы жить в ней будет сподручно. И Даша, и дети, и он сам станут дышать здесь морем, а не городским угаром и гулять узенькими улочками тонущего в зелени поселка, срывая абрикосы, виноград и шелковицу, чьими плодами богат каждый здешний двор…

Да и так ли нужна ему эта Москва, средоточие суетных судеб и свершения неправедных дел, чьи мастера, обращаясь в тлен, даже не понимают, глупцы, что выстраданные ими роскошные прокисшие хоромы – ничто перед жизнью на земле, благословленной дарами Божьими. Впрочем, когда-то таковой, животворящей, была и Москва. И, вспомнив недавнее посещение с Дашей музея икон, представилось ему, как некогда по зеленому склону в солнечных одуванчиках спускался омыться в прозрачную Яузу из Андроникова монастыря инок Андрей Рублев, оторвавшись от трудов горней фрески… А затем вспомнилась невольно кривая набережная в тусклом асфальте, серая трава на историческом склоне, коричневая жижа отравленной реки в бетоне берегов. Нет, не затянет его Москва в свои тенеты гибельные!

Он помог старухе донести в мазанку воду. Сказал:

– Задаток за дом оставляю. Не подведете?

– Ты очень серьезный мальчик, – ответила она. – Это я почувствовала сразу. Хотя приехал сюда с дружками сына, за которых мне только грустно… Но ты имеешь с ними общее, как я с флотом и с армией, что понятно с одного скорбного взгляда… И когда серьезный мальчик делает мне предложение, я не отказываю, как пока та колонка, из которой вода. Мне не нужен залог, а надо слово.

Представитель военной контрразведки, услышав от Серегина доклад о его вербовке русскими, воззрился на подопечного, как невинная пастушка на вывалившегося из кустов Сатира. Чувствовалось, что за всю свою практику он впервые удостоился случая лицезреть настоящего шпиона, пускай начинающего и пришедшего с повинной.

Далее закрутилась ведомственная и межведомственная карусель. Армейские особисты передали агента врага в ФБР, где, пройдя сито допросов, он согласился на безусловное сотрудничество с органами правопорядка новой страны своего обитания. И хотя при склонении к сотрудничеству с уст американцев то и дело слетало определение этой страны как «новой родины», согласиться с подобной формулировкой Олег не мог, ибо Родина, как и мать, и отец, в сознании его присутствовали величинами первоначальными и бесповоротно единственными.

Под контролем ФБР произошло и его знакомство с Элис, предварительно посвященной в сложившуюся ситуацию.

Элис – очаровательная, жизнерадостная шатенка ирландских кровей, авантюрная и бесшабашная, без тени сомнения приняла предложение ФБР сыграть партию с русской разведкой и уже на первой встрече с Серегиным с откровенной заинтересованностью оглядела его, дав понять, что подставной кавалер ей пришелся по вкусу.

Спектакль пришлось играть неформально: они часто встречались, ходили на шоу, в гости, ужинали в ресторанах, и однажды, для убедительности, коли за ними возможен контроль русских, Олег предложил партнерше снять на часок номер в отеле «горячих простыней» для озабоченных парочек, на что последовало неуверенное, однако – согласие. Войдя в комнату, они переглянулись, взаимно уяснив, что необходимости, а главное, желания смотреть телевизор или же вести вымученные беседы у них нет, и… часок затянулся до полудня следующих суток.

А после закрутился роман. Воспаленный и отчаянный. И с приходом любви разум отправился на каникулы. Сущей чепухой и смехотворным недоразумением казались в круговерти страстей всякого рода шпионские уклады и обязательства, хотя дяди из ФБР напоминали о них постоянно. Внезапный же поворот оперативной ситуации воспринимали хотя и с гнусными многозначительными ухмылками, однако доброжелательно.

Визу для Ани – первоначально выставленное Серегиным условие, они сделали, но та ехать в Америку наотрез отказалась.

– Почему? – вяло интересовался он, звоня ей по телефону, чувствуя себя лживой свиньей, мучаясь этим, но трусливо скрывая правду. Или боясь потерять надежный берег в охватившей его стихии внезапного романа?

– Я буду жить там, где родилась.

– Ты одерживаешь одну за другой победы над здравым смыслом!

– Вероятно. Первой такой победой было мое знакомство с тобой…

И так каждый раз. Он опускал трубку, невольно исполняясь раздражения и досады. Прежде всего – на самого себя. Он любил двух женщин и терялся в выборе между ними. Из Америки его тянуло в Москву, из Москвы – в Штаты… Кроме того, тяготило иное: игра с одинаково отвратительными ему спецслужбами. Сколько ей длиться? Когда она закончится? И, главное, чем?

Его уволили из армии, но ФБР позаботилось об устройстве инструктором в процветающий стрелковый клуб, а кроме того, ежемесячно выдавало субсидии на времяпрепровождение с Элис. Гэбэшники, в свою очередь, тоже подбрасывали премии в качестве компенсации за утраченную военную карьеру. Он вновь занялся экспортом в Россию автомобилей, постоянно летая туда и обратно, что крайне приветствовалось обеими курирующими его сторонами.

Аня уже не столь болезненно переживала его отлучки, зато сцены ревности постоянно закатывала Элис, однако, остывала после очередного преподнесенного ей подарка, причем бижутерия или парфюмерная сивуха из супермаркета в ее случае исключались: самые дорогие духи, самое изысканное белье, ювелирные украшения ручной работы… Это Серегина настораживало, но покуда в руки плыли доллары, он тратил их бездумно, лишь иногда сокрушаясь их скольжению мимо пальцев…

Час «Х», то бишь «вербовка» Элис, завершился, к удовольствию сторон, безусловной готовностью объекта передавать информацию, но, к явственному огорчению ГэБэ, – отнюдь не бесплатно…

– А как вы думали?! – с напором говорил на это Олег очкастому куратору при встрече в очередном конспиративном логове. – Она американка, и она чертовски меркантильна! Это у них в генах… Кстати, а кто, извините, придумал весь этот фарс? И что мне теперь делать, все идет к свадьбе, а может, и к детям…