Питер Чейни - Мрачная комедия

Слегка улыбнувшись, она сказала:

— Благодарю вас, О'Мара.

— Но, — сказал О'Мара, — вы недостаточно порочны. Нужно это как-то исправить. Дайте вашу помаду.

Она достала пудреницу и губную помаду из кармана жакета. О'Мара взял помаду и подчеркнул ямку в верхней губе. Отойдя от нее, он посмотрел на свою работу.

— Так лучше. — Он подошел к ней и слегка растрепал ее волосы. Он расстегнул ей жакет, убрал бантик с ворота блузки, расстегнул две верхние пуговицы.

— Я, должно быть, выгляжу порочной женщиной, О'Мара, — сказала она.

Он улыбнулся и сказал:

— Как ни удивительно. А теперь оба садитесь и слушайте меня.

Они сели на табуретки, которые он поставил в другом конце конторки. О'Мара стоял лицом к ним.

— История такова, — начал он. — Я — Тодрилл. С видной на снимке верхней частью моего тела и головой Тодрилла это будет убедительно. Женщине — Танге де Сарю — известно, что я немецкий агент, поэтому она пытается принять какие-нибудь меры. Она хочет заполучить фотографию, где она заснята вместе с Тодриллом, где и он, и она могут быть опознаны. Эту фотографию мы и должны сделать. Мы сделаем фотографию в этой конторе, потому что эти картинки на стене укажут место, где сделан снимок. Кто-нибудь, кто уже бывал в этой конторе, если он достаточно наблюдателен, узнает эту стенку. Они узнают эту сцену и, узнав, поймут, что фотография фальшивая. Поймут, что она сфабрикована специально для них. Вы понимаете?

Танга кивнула.

— Да, — сказал Ларю. — Фотография должна быть очень хорошей. Все в ней должно быть совершенно, кроме того, что кто-то узнает сцену и сразу поймет, что фотография фальшивая.

— Верно, — сказал О'Мара. — Вы готовы, Ларю?

Ларю встал и взял свою камеру, установил фотовспышку. — Здесь очень плохое освещение, — сказал он. Мне придется использовать вспышку. Считаю до пяти. На счет «пять» буду снимать. Будете готовы?

— Танга, идите сюда, — сказал О'Мара. — Смотрите на стол. Смотрите на еще дымящуюся сигарету, на окурки. Мы с вами находимся здесь. Я — Тодрилл, и вы хотите заставить меня говорить. Вы и я уже немного выпили. Вы понимаете, что уже пришло время для удара. Я сижу на стуле, а вы наклоняетесь над столом. Потом вы встаете и садитесь мне на колени. Обнимаете меня за шею. Вы целуете меня, но так, что лишь немного прикрываете мое лицо, чтобы во мне можно было узнать Тодрилла. — Он улыбнулся. — Постарайтесь, чтобы это выглядело естественно.

Танга вздохнула. На лице появилась гримаска.

— Это я делаю для Франции.

Она села на колени О'Мара и обняла его за шею. Ларю навел камеру и начал считать: «Один, два, три…».

— Давай, Танга, — сказал О'Мара.

Их губы слились в тот момент, когда Ларю включил вспышку.

— Все в порядке, Ларю? — спросил О'Мара.

— Думаю хорошо. Но лучше повторить.

— Еще раз, Танга, — сказал О'Мара. Он посмотрел на нее лукаво. — Мне очень жаль.

Она подняла брови.

— Да… Почему?

Был сделан второй снимок. Затем О'Мара сказал:

— Ларю, возвращайтесь в Гуарес. Постарайтесь, чтобы вас не видели. Это будет нетрудно. Не так-то много людей здесь ночью. И идите лучше сейчас. Не забудьте, что мне нужна эта фотография к трем часам завтрашнего дня.

— Я дал слово. А как насчет текста на обратной стороне?

— Сейчас сделаю, — сказал О'Мара. Он прошел к шкафу в дальней стороне конторы и принес ветхую пишущую машинку. Поискал листок бумаги в грязном ящике стола, вставил его в машинку, начал печатать:

«Фотография Жюля Франсуа Тодрилла. Нацистский агент. Действовал в районе Гуарес — Сант-Лисс — Сант-Брие. Взята у сотрудника отдела британской спецслужбы для сравнения с реальным именем и описанием во Втором отделе».

О'Мара вынул лист, перечитал и передал Ларю.

— Я не смогу воспроизвести этот текст на обратной стороне микрофотографии. Это будет нехорошо. Я сделаю вторую микрофотографию и скреплю ее с первой перфорацией. Это то, что мы обычно делаем. Это будет выглядеть хорошо.

— Отлично, — сказал О'Мара. — Вы хорошо проделали свою работу. Благодарю.

Они пожали друг другу руки.

— Что бы вы ни делали, мсье… удачи вам. И наилучших пожеланий.

Ларю положил камеру в сумку и повесил ее на место.

— Минутку, — сказал О'Мара. — Вчера вечером слишком добросовестный член маки стрелял в меня, когда я входил в виллу. Он думал, что я нацист. Ему об этом сказали. С сожалению, его убил мой помощник.

Ларю пожал плечами.

— Это, должно быть, молодой Дюпон — Гастон Дюпон. То же было и в войну. Он всегда слишком торопился убить кого-нибудь. Не хотел думать, как вы говорите, «к сожалению». В конце концов, он был уверен, что умирает за Францию.

О'Мара закурил. Он стоял, прислонившись к стенке.

— О'Мара… — сказала Танга. — Я думаю, вам стало лучше.

Он улыбнулся ей и сказал:

— В нашем деле есть свои радости — даже если они сводятся «на нет» обстоятельствами. Я предпочел бы поцеловать вас не перед камерой.

— Не сомневаюсь, — сказала она.

— Вам лучше уйти сейчас. Берите велосипед и возвращайтесь на виллу. Входите лучше через парадный вход.

— А вы?

— Я скоро вернусь.

— Я думаю, — сказала она, — что мне придется с трудом крутить педали в гору, в то время как вы будете с удобством ехать на моей машине…

— В дорогу, — сказал О'Мара коротко.

Она вышла, подумав, что какие бы мысли ни были в голове у О'Мары, это были очень мрачные мысли.

Был час ночи. О'Мара расхаживал по спальне, держа руки в карманах халата. Во рту у него была незажженная сигара. Большой серебряный кофейник, стоявший на столике, был пуст.

Он думал, что жизнь частенько приносит неприятные сюрпризы. И уж, если они случаются, они чертовски неприятны. И вы вынуждены что-то предпринимать, а вам не с кем обсудить свои действия или действующих лиц. Вот так обстояли дела. Вспомнил свою встречу с Мороском и Наго. Он вспомнил пламя зажигалки между пальцами…

Это были неприятные воспоминания. Но так и должно было случится, таковы были правила игры.

Танга постучала в дверь и тихо позвала:

— Шеф на линии. Будете говорить из моей комнаты или спуститесь вниз? Я вам нужна еще?

— Нет, ложитесь спать, — кратко сказал О'Мара. Он вышел в коридор, спустился по лестнице. Когда прошел в комнату Танги, услышал ее бормотание: «Такая свинья…».

Он взял трубку. В ней послышался голос Куэйла.

— Послушайте, Питер, — сказал О'Мара. — Это будет слишком жестоко.

— Да? — спросил Куэйл.

— У меня наконец-то есть определенный план действий. И единственное, что я могу придумать в связи с этим — забросить крючок.

— Понятно. Какова наживка и насколько ценна рыба?

— Рыба очень ценная. Поэтому и наживка должна быть очень хорошей. Мне это не нравится, но выхода нет. Я должен отдать им Гелваду и женщину… — голос его был тоскливым.