Андрей Рубанов - Человек из красного дерева

– Зачем? – перебив меня, спросила Елена.

– Что зачем?

– Зачем его поднимать? Если ему суждено, он и сам поднимется. Если у тебя сто лет опыта – скажи, почему одни поднялись сами, а других поднимают молитвами?

– Не знаю, – с сожалением ответил я. – Никто не знает. Есть версия, что самостоятельно встают только самые сильные.

– Самые намоленные, – подсказала Елена.

– Ну, пусть будут намоленные.

– Я вот поднялась сама.

– Господа, – сказал Щепа, – давайте вы продолжите диспут завтра? А сейчас решим нашу проблему и разойдёмся. – Он кивнул мне. – Вставай, берём его и выносим.

– Не трогайте! – сказала Елена. – Хуже будет.

– А что будет? – грубо поинтересовался Щепа. – Что ты нам сделаешь, деревянная женщина?

Елена помолчала, перевела взгляд с одного на другого, лицо сделалось надменным.

– Сдам вас всех, – сказала она. – При любой попытке надавить на меня – я вас сдам. Если ограбите мастерскую – я вас сдам. Если причините мне вред – я вас сдам. У меня – все архивы Петра. Там описаны 35 найденных статуй. У меня дневники Петра. Там подробно рассказано обо всех ваших, с кем он имел дело. Там ваши имена и адреса. Я их наизусть помню. Перфил, Антип, Димитрий, могу продолжать. У меня есть полная информация о вашей деятельности. Фото, видео, аудиозаписи. Всё переведено в электронный вид, сделано несколько копий, они хранятся в нескольких местах. Если убьёте меня, если я пропаду без вести, – файлы отправятся куда надо.

– А куда надо? – спросил я.

– В министерство обороны, – спокойно ответила Елена. – Там вам самое место. Это придумала не я. Пётр. Его идея. Вас надо превратить в солдат. Радиация на деревянных людей не действует, они могут свободно входить в заражённые зоны. Дышать истуканам не обязательно, они могут сколь угодно находиться под водой, на любой глубине. Например, можно вытаскивать моряков из затонувших подводных лодок. Да хоть в космос запускать, безо всяких скафандров. Всех деревянных людей нужно собрать, превратить в засекреченное боевое подразделение, чтоб они спасали живых смертных. Пётр говорил это много раз, особенно в последние годы. Он был уверен, что именно так и случится.

– А если кто не захочет в солдаты? – спросил Щепа. – Я, допустим, не хочу.

– Значит, попадёшь в лабораторию, – сказала Елена. – Опять же – секретную. Тебя там распилят и будут изучать. Или третий вариант: ты всегда можешь залезть в печку и покончить с собой. Как и все мы, кстати.

Щепа фыркнул и отвернулся. Елена звонко хрустнула пальцами.

– Хорошо, – сказал я. – Предлагаю успокоиться, забыть про угрозы и ещё раз попробовать договориться. Мы обещаем деньги, защиту, любовь братьев и сестёр, а также – любую помощь в научной работе. Взамен мы хотим забрать изваяние.

– Нет, – ответила Елена, – нет. Я живу с людьми, с настоящими, живыми, у меня есть их любовь, их защита. Деньги тоже есть, кстати. А в моей научной работе вы ничего не понимаете. Учёный – это тот, кто работает в поле, тот, кто находит загадку и сам её разгадывает. Изваяние нашли мы с Петром. Ещё неизвестно, что это за изваяние такое. Возможно, оно вообще не имеет отношения к христианству. За советы – спасибо, за комплименты тоже, а теперь – уходите.

С этими словами она открыла один из шкафов, вытащила и резкими движениями раскатала большой чёрный полиэтиленовый пакет для мусора, и накрыла этим пакетом лежащего на столе кефалофора. Это была демонстрация: всё, ребята, предмета для спора больше нет.

Я встал. Поймал взгляд Щепы: тот пожал плечами.

– Лена, – сказал я. – Последний вопрос. Из какого материала ты сделана?

– Из осины, – ответила Елена с вызовом. – Мне говорили, что это про́клятое дерево. Что осиновыми кольями убивали вампиров. Что из осины был сделан крест Иисуса. Что Иуда повесился на осине. И я думала, что тоже проклята. Я думала, что я – чудовище. Осиновая кикимора. Я пыталась прыгнуть в огонь и покончить с собой. А что делать деревянной бабе, созданной из проклятого вещества? Я ничего про себя не понимала. А потом появился Пётр. И всё изменилось. Пётр сказал, что нет никакой проклятой осины. Что Иуда на самом деле повесился на багряннике, и что в Южной Европе багрянник так и называют, “иудино дерево”, и что на самом деле это вообще не дерево, а кустарник. Пётр сказал, что крест Иисуса был сделан из кедра, кипариса и певга, и что певг в разных переводах обозначен то как сосна, то как вяз. Пётр сказал, что нет никакого осинового проклятия, что это фантазии дураков. Что вампиров, упырей, оживших мертвецов нельзя умертвить, потому что они уже мёртвые, и что их не умерщвляли, а просто прибивали к земле, чтобы обездвижить, и для этого годился любой кол, не обязательно осиновый. Пётр сказал, что из осины делают даже спички, потому что так удобнее. И тогда, слушая его, я поняла, что миром управляют не придумки дураков, не суеверия, – а точные знания, основанные на фактах и анализе. Мир движется туда, куда его ведёт наука. И я пошла за ним, за Петром. Он умер, но я до сих пор за ним иду. Он вернул меня к свету, он дал мне надежду. И вы все – вы не стоите и ногтя Петра Ворошилова. Он был рыцарь, он жил ради истины и погиб за неё. А вы кто такие?..

Елена подождала ответа, глядя то на меня, то на Щепу.

Мы молчали.

Гудели и потрескивали лампы. Оконные стёкла подрагивали под напором настойчивого апрельского ветра.

Долго тянулась эта тяжкая пауза, мёртвая точка, когда вроде бы все всё сказали, но никто не получил желаемого, каждый остался при своём: зачем сошлись, зачем спорили, угрожая и жестикулируя?

Из-под чёрного пластикового полотнища торчали деревянные ступни.

Безмолвие вибрировало, словно кто-то натягивал струну, но не трогал. Звук был лишь обещан, но не раздался.

Я затосковал по своему брату Читарю – он, конечно, нашёл бы слова, чтоб ответить Елене, убедить.

А может, и он бы не нашёл.

Все мы двигались впотьмах.

Молча, ни на кого не глядя, Отщепенец вышел вон. Грянула железная дверь.

Помедлив, и я прошагал следом за ним.

Уличная темнота успокоила меня. Весна была холодная, дождливая, но не враждебная; вот-вот наступит май, и солнце согреет всех.

Щепа стоял у своей машины, опершись на капот рукой, перегнувшись пополам: блевал вином, выпитым на вечеринке. Полы пиджака закинул на спину, чтоб не испачкать. Случайная прохожая – валкая пожилая дама в мешковатом пальто с капюшоном, с собачкой на длинном поводке, – благоразумно обошла его стороной. Собачка подпрыгивала и шустро вертела хвостом. Всё выглядело мирно, по-людски: мало ли, перебрал мужчина, с кем не бывает. Собачки тоже блюют. Никаких претензий к мирозданию.

Потом со Щепой случился нервный срыв: он хохотал, матерился и шипел мне в лицо, что Елена, осиновая ведьма, права, что она круче всех нас вместе взятых и он ею восхищается, что с нами, стоеросовыми дубинами, только так и надо, что он, Отщепенец, – дурак, деградировал, возясь со своими бабами, что он тоже должен был додуматься до такого элементарного способа защиты. Собрать на вас на всех папочку, файлик маленький, смеялся Щепа, тыча в меня пальцем, совсем маленький файлик, двух страничек хватит, да и припрятать, а вас предупредить, что если будете лезть – папочка поедет куда надо, это же гениально, как всё простое, то есть, наоборот, просто, как всё гениальное, но главное даже не в этом, не в папочке счастье – а в том, что он, Иван Отщепенец, злоебучий йони-массажист, теперь не один, теперь у него есть друг, союзник, настоящий, на всё готовый, отчаянный, умный, и отныне ему, Отщепенцу, ничего не страшно, раньше он боялся, а теперь не боится, осиновая женщина открыла ему глаза, осветила путь в темноте.