Оскар Мюриэл - Темные искусства

Макгрей согласился со мной и нежно сжал руку Катерины. Я думал, что она уже почти успокоилась, но затем кеб поехал по Северному мосту, и справа нам открылся унылый вид на башни тюремного здания — тяжеловесные стены из потемневшего кирпича у самого подножия холма. И тогда последняя искра живости покинула глаза Катерины. Она смертельно побледнела, а морщинки вокруг глаз и рта углубились, словно плоть ее внезапно лишилась всех соков.

— Что такое? — спросил ее Макгрей.

Катерина вся оцепенела — только ее зеленые глаза ощупывали контуры тюремных стен.

— Я видела свою смерть… — прошептала она.

Здания почтовой конторы заградили нам вид на Кэлтонский холм. Лишь тогда она нашла в себе силы пошевелиться и поднесла ладонь к шее.

— На этом холме. Я видела свою виселицу. Я чувствовала…

Она провела пальцем линию воображаемой петли и не произнесла больше ни слова. Я думал, что Макгрей скажет ей что-нибудь утешительное, но и он безмолвствовал. Мы ждали в тишине, пока нас не провезли сквозь тюремные ворота, походившие на крепостные. Какая-то пара минут — но тянулись они целую вечность.

Прежде чем мы передали Катерину тюремщикам, она стиснула руку Макгрея и погладила ее, собираясь с силами, чтобы заговорить.

— Адольфус, — пробормотала она, — обещай мне, что ты о нем позаботишься.

Плечи у Макгрея опали. Он с ужасной грустью взглянул на Катерину.

— Ох, дорогуша, не надо так…

— Просто пообещай мне! — прошептала она с мольбой в затуманенных слезами глазах, вцепившись в его ладонь.

— Конечно, позабочусь, дорогуша. Если до этого дойдет — но этого не случится.

Она резко вдохнула, кивнула и молча пошла прочь.

Я смотрел, как она уходит, часто и с трудом переставляя ноги, ссутулившись, словно на нее возложили всю тяжесть этого мира. Она могла бы быть чьей-нибудь бабушкой, и при этой мысли у меня по загривку пробежал необъяснимый холодок.

Девятипалый был подавлен не меньше, поэтому я хранил молчание, пока мы не забрались обратно в кеб.

— Что она имела в виду? — спросил я его. — О ком она просила тебя позаботиться?

Пока кеб увозил нас от тюрьмы, Макгрей бросил полный меланхолии взгляд на ее мощные каменные стены. Я был слегка заинтригован.

— Бедняжка, — шепотом произнес он. — У нее маленький сын в Англии.

Следующим утром Катерину поносили во всех газетах. В «Скотсмене» репортажу о слушании уделили целых четыре колонки, а сопровождал его довольно гротескно нарисованный ее портрет с подписью « миссис Катриона Дракуля, бесчестная гадалка и единственная подозреваемая в Морнингсайдских убийствах ». Статья представляла собой столь же нелепую диффамацию — за вычетом истории семьи Макгрея, изложенной перед заявлением о его « слепой преданности подлой чужестранке». Такая вот непредвзятая пресса.

Первым делом я выяснил, когда в следующий раз соберется Высокий суд. К счастью, суд заседал в Абердине и должен был вернуться в Эдинбург не раньше первой недели октября. Таким образом, на расследование дела Катерины у нас оставалось ровно две недели. Совсем немного, учитывая, сколь запутанной была эта история, и я ощутил, как меня захлестывает волной беспросветного отчаяния.

Когда я вошел в наш кабинет и обнаружил, что он пуст, настроение мое только ухудшилось. Я ожидал увидеть, что Макгрей сидит там уже несколько часов кряду, в окружении мириадов книг по спиритизму, готовый сносить мои насмешки.

Его не было еще целый час, но я не терял время даром. Я набросал список всех людей, которых мы должны были допросить, и мест, которые нам следовало осмотреть — в частности, дом Уилбергов. Если по каким-то неведомым причинам Леонора все-таки отравила нож, то, весьма вероятно, она оставила какие-то следы.

Я уже встал, намереваясь заглянуть в морг, когда в кабинет, словно поезд, сошедший с рельсов, влетел Макгрей.

— Газетчики эти — паскуды, Фрей! — проревел он, потрясая охапкой смятых газет. — Ни слова правды во всей этой куче дерьма! Ни одного сраного словечка!

Я дождался, пока он изорвет их в клочья.

— Ну, ей хотя бы нос похожий нарисовали.

Он зарычал и с силой врезал по стене за своим столом — на гипсовой поверхности остались отпечатки его костяшек.

— Я и псам своим задницы не подтер бы этой писаниной.

Едва он это произнес, как огромный черный мастиф и золотистый ретривер протрусили в кабинет. Животные как ни в чем ни бывало разлеглись на полу — Такер повалился прямо на Маккензи, и эта гора мокрой шерсти почти моментально уснула.

— Ты сказал «псам»? Во множественном числе?

— Ага. Если семейство его не заберет, я оставлю зверюгу себе. И не вздумай напоминать им о нем, когда будем вести допрос! Вдруг они про него забыли.

Я вздохнул.

— И это говорит человек, который устроил Холту трепку за мелкое воровство в особняке Гренвилей?

— Ох, вот же ты зануда! Черт с ним. А сам-то что делал? Хоть что-нибудь полезное нашел?

— Уж поверь, судьба этого животного сейчас не главная моя забота. Я собирался зайти к Риду и проверить, что там у него с ножом.

— Так ты до сих пор не проверил? В простынках шелковых нежился?

— О, будь добр, поди к черту, — огрызнулся я, когда мы вышли из кабинета. — Ты-то где пропадал?

— К Катерине заехал. Ты же сам вчера видел — она уверена, что умрет.

— Будем надеяться, что на сей раз ее внутреннее око ошибается.

Мы застали Рида перед аккуратными рядами пробирок, поделенных на шесть комплектов. Каждый комплект соответствовал одному из шести трупов, лежавших на другом конце комнаты. Не успели мы буркнуть Риду «доброе утро», как усталый парнишка предупредил:

— Будьте осторожны, господа. У меня тут очень едкая соляная кислота.

Макгрей пристально взглянул на бутылки с ярлыками.

— Есть новости для нас, дружище?

Прежде чем ответить, Рид погасил горелку Бунзена и сделал у себя какие-то пометки.

— Я провел пробу Марша. Мышьяк можем исключить. Я нашел его следы у миссис Гренвиль, но это скорее всего от косметических средств, которыми она пользовалась.

— Немалой ценой дается такая лилейная кожа, — сказал я и разочарованно вздохнул. — Я втайне надеялся, что это будет мышьяк.

— Правда? — спросил Макгрей.

— Да, я тоже, — сказал Рид. — Похоже, эти люди умерли от чего-то настолько ядовитого, что оно убило их прежде, чем проявились хоть сколь-нибудь заметные симптомы. Довольно мало на свете веществ, способных убивать так быстро.

— И еще меньше тех, которые ни с чем не спутаешь, — добавил я. — Макгрей, помнишь тех гадких ядовитых лягушек, которых ты заставил меня исследовать?

— Ага. Вспоминаю с умилением.

— Пока что не изобрели способа отличать подобные субстанции от веществ, которые всегда присутствуют в человеческом теле. Если их убило нечто подобное, то Катерину уже можно считать покойницей.