Оскар Мюриэл - Темные искусства

— Дешевка? — поинтересовался Макгрей.

— Такая дешевка, что даже чертова горничная воротит от них нос. — Я бросил их туда же, откуда взял. — И одежда тоже дешевая… И, смотри, эта трость сделана из хвойной древесины и выкрашена в черный — чтобы смотрелась как эбеновая.

— Мистер Уилберг-то у нас любитель рисоваться?

— Похоже на то. Представляю, какую неловкость он испытывал, когда его приглашали к богатым родственникам.

— Нам известно, чем он зарабатывал на жизнь?

— В документах, которые достались мне от Тревеляна, родом занятий Уилберга значится «джентльмен».

— Ха ! Да уж.

Мы не нашли ничего существенного и потому направились в покои мисс Леоноры.

— Так вот куда утекали денежки! — присвистнул Макгрей, прежде чем я снова обрел дар речи.

Это явно было самое опрятное место в доме, а также единственное, в котором чувствовалась женская рука (вязаные коврики, вышитое белье, увядшая роза на прикроватном столике…). Однако хлама здесь было куда больше, чем в других комнатах: все пространство заполняли книги, рисунки и всевозможное фотографическое оборудование.

Впрочем, присмотревшись, можно было заметить, сколь мистической была обстановка в этих покоях. Книги в затейливых кожаных переплетах сплошь оказались трудами по черной магии, заклинаниям и спиритизму. Рукописные страницы были испещрены рунами и колдовскими символами.

Макгрей пробежался по названиям и присвистнул.

— Одобряешь подборку? — съехидничал я.

— Тут все вперемежку. Есть приличные работы, а есть и шарлатанский бред, который я отправил бы в камин на Рождество.

Я двинулся дальше. Всюду были карты Таро — большинство с серпантином заметочек на полях, а также талисманы, непонятные амулеты и несколько ящиков свечей разной толщины и оттенков. И десятки фотографий, прикрепленных к стенам и раскиданных по мебели, — все с изображениями всяческой жути вроде черепов животных, пустынных пейзажей, мертвых людей, снятых так, словно они все еще живы (обычай столь же чудной, сколь и распространенный), а также изрядное количество снимков — большая часть их была аккуратно разложена на кровати — якобы с запечатленными призраками. Сюжеты их варьировались от абсурдных до откровенно смешных.

На одном была изображена фигура в хламиде, парящая над головами супружеской пары — этого духа легко могли нарисовать с помощью угля, а гостиная выглядела безлико, как дешево оборудованная фотостудия. На другом снимке мужчина с тоской глядел на пианино, на котором будто бы играла парящая в воздухе девушка в белом — видимо, его покойная возлюбленная. Но больше всего меня впечатлил портрет прозрачного скелета в лохмотьях, который обнимал мужчину, чьи попытки изобразить ужас вызывали чувство стыда.

— Двойная экспозиция, — сказал я, указывая на фото с мертвой возлюбленной. — Здесь даже видны ножки стула, на котором сидела женщина.

— Да знаю я. Мне пытались втюхивать подобное дерьмо за бешеные деньги.

Я прыснул.

— То есть она была вроде тебя, только более доверчивая.

Макгрей подошел к старому письменному столику, на котором лежал дневник, заложенный перьевой ручкой. Макгрей полистал его и вскоре снова присвистнул.

— Как я и говорил, тут все подряд. Эта мисси влезла на зыбкую почву: общение с мертвыми, изгнание духа из родного дома… — Он перевернул страницу и едва не ахнул. — Выбивание правды из покойных? Вот уж рискованное дело, Фрей. Интересно, знала ли Катерина, что задумала эта девица.

— Хотела прогневить царство мертвых? — спросил я.

— Ага. Кстати, об этом… — Он покопался в кармане и достал оттуда подвеску с золотым самородком. — Я уверен, что это талисман. Женщины вообще-то не носят куски неотшлифованного золота.

Я вздохнул.

— Я, вероятно, пожалею об этом вопросе, но почему именно золото?

— Золото — самый благородный из металлов. Оно связано с солнцем, поэтому очищает и наделяет тело силой. Так она защищалась. Видимо, считала, что дух бабушки Элис может ей навредить. Вопрос в том…

— А каким образом это нас касается?

— Помолчи! Вопрос в том, зачем вообще связываться с рассерженным духом, который может тебе навредить?

Я не стал оспаривать его фантазии. Вместо этого я подошел к прикроватному столику, на котором нашелся единственный во всем доме сравнительно нормальный портрет.

Снимок был оправлен в изящную золоченую рамку, а изображен на нем худой мужчина лет сорока с пышными темными усами, подкрученными на концах. Внушительным носом и насупленными бровями он поразительно напоминал Питера Уилберга. Но еще примечательнее было то, что он стоял в окружении пяти суровых африканских женщин, одетых в накидки с замысловатой вышивкой и роскошные головные уборы из уложенной складками тафты. Они позировали в тени необъятного баобаба, ствол которого занимал почти весь фон. К дереву были приставлены пики и копья, а позади него простиралась бескрайняя травянистая степь.

— Ее отец? — спросил Макгрей у меня из-за плеча.

Я снял с рамки задник и нашел подпись на снимке.

— « Билл Уилберг, декабрь 1868 ». Да. И больше никаких подробностей.

— Прихвати его. И помоги мне собрать остальные фотографии. Мы все это заберем с собой.

Он взял полупустой ящик со свечами и закинул туда дневник, амулеты, карты Таро и пачку писем, которые нашел в письменном столике. Туда же я положил фотографии, и мы вышли из комнаты.

— Эу ! Спускайтесь, хозяйка! — крикнул Макгрей вверх. — В ваших чулках мы копаться не будем.

Она вышла к нам, хоть и с явным нежеланием, и мы направились в самую чистую комнату в доме — в маленькую гостиную, где мисс Леонора, по всей видимости, занималась вышивкой, поскольку там на изъеденной молью софе лежало так и не законченное рукоделие. Я подстелил себе носовой платок и лишь после этого опустился на сиденье.

Миссис Тейлор стояла перед нами, пока Макгрей не предложил ей присесть. Она расположилась как можно дальше от нас — в кресле в противоположном конце комнаты. Она пристально взглянула на ящик с фотографиями, когда я отставил его в сторону.

— Давно мисс Леонора жила с дядей? — первым делом спросил я, и женщина усмехнулась в той же манере, что и раньше. Я решил, что она слегка не в себе, но разговор с ней оказался в итоге весьма полезным.

— Жила с ним? — эхом отозвалась она. — Это он жил с ней. Отец девчонки — его младший брат — оставил этот дом ей. Мистеру Уилбергу тоже досталась часть семейного состояния, но, насколько я знаю, он промотал эти деньги за пару месяцев. Ему постоянно приходили письма о взыскании долгов, и он просил меня прятать их от племянницы. Узнай она об этом, очень рассердилась бы — он ведь сам умолял ее позволить ему жить здесь. По крайней мере, так мне рассказывала ее старая экономка.