Оскар Мюриэл - Темные искусства

— Может, у Уилберга тоже было грязное белье?

Я взвесил эту идею.

— Возможно. Интересная вышла бы ситуация — прямо скажем, патовая. Тогда было бы понятно, почему они друг друга ненавидели.

— Может, поговорим с этим Фоксом? Вдруг он еще что-то нам расскажет.

— Не исключено.

— И раз уж он был дружен с Леонорой, то вполне может знать, о чем семья хотела поговорить с бабушкой Элис. Вся эта чертова история так или иначе сходится к ней. Так Катерина сказала.

Я фыркнул и раскрыл было рот, но тут же понял, что у меня нет сил в очередной раз вступать с ним в спор. Честно признаться, мне вообще не хотелось ни с кем разговаривать. С тех пор как умер дядя, подобные приступы раздражительности я испытывал едва ли не каждый день, и хотя чаще всего мне удавалось сдерживаться, сегодня определенно был не тот случай.

Я молчал, пока мы не вернулись в нашу подземную контору. Поставив ящик со зловещими фотоснимками, свечами и талисманами к Макгрею на стол, я тотчас улизнул под предлогом, что иду отправить телеграммы бывшим коллегам из Оксфорда и Лондона. Именно это я и сделал — впрочем, без особенной спешки, а также послал своим бывшим профессорам-законоведам из Кембриджа сообщения с просьбой порекомендовать мне шотландского адвоката, который мог бы представлять Катерину в Высоком суде.

После этого я направился в Библиотеку адвокатов; там было тихо и свежо, и я неспешно гулял между бесконечными рядами пыльных томов по юриспруденции.

Нельзя сказать, что время мое было потрачено зря. Я обнаружил, что здесь хранилось наисвежайшее издание справочника Баттершала по судебной химии. Страницы его выглядели как новенькие — вряд ли им кто-то пользовался.

В нем были десятки проб, которые мог бы провести Рид, но все они были предназначены для определения только одного вещества, и для большинства из них требовалось значительное количество тканей. Нам нужно было заметно сократить список возможных ядов, буквально до одного-двух — лишь тогда появился бы шанс помочь Катерине.

Следующие несколько часов я провел за изучением криминалистических методов, диаграмм и замысловатых химических опытов, тем самым отвлекшись от пессимистичных настроений. Библиотекарь подошел, чтобы зажечь газовые лампы, и только в этот момент я осознал, сколько же времени здесь провел и как затекли у меня спина и поясница. Я выписал книгу у библиотекаря и поспешил с ней на выход.

Однако на пути к дверям мне в глаза бросилась сверкающая лысина, блестевшая на свету ближайшей лампы пуще самого гладкого бильярдного шара. Прокурор Пратт перелистывал старую книгу. Я обошел бы его за версту и в обычный день, поэтому сейчас попытался проскользнуть мимо незамеченным. Впрочем, без толку — он поднял голову, и взгляды наши встретились. Он кивнул мне с кривой улыбочкой, но я не стал отвечать ему тем же.

Я знал, что помимо Катерининого он ведет и другие дела, но все же не мог отвязаться от мысли — какой бы глупой она ни казалась, — что этот человек ходил за мной по пятам.

На следующее утро я нашел Макгрея пребывающим в куда более радужном настроении. Он подошел к изучению дневника и переписки Леоноры с еще большей въедливостью, чем я — к книгам по химии: рассортированные по темам и отправителям письма были приколоты к стенам, и то же самое Макгрей проделал с вырванными из дневника страницами, сличив то, что девушка писала для себя, с тем, что говорилось в ее посланиях. Фотографии или карты Таро, упомянутые в письмах и дневнике, он также прикрепил рядом с соответствующими страницами. Довольно много снимков все еще лежало в ящике со свечами, стоявшем на полу возле ленивых псин.

— Похоже, ночь у тебя выдалась плодотворная, — сказал я.

— Ага. Эта девица поддерживала переписку с некромантами по всей стране. И на встречи с ними ездила, причем довольно часто.

— Она где-нибудь упоминает тот сеанс? Или бабушку?

— Ага, но очень скрытничает об этом. Она даже отказала паре человек, которые хотели ей ассистировать — вот, например, письмо. В нем леди из Линкольншира умоляет Леонору, чтобы та позволила ей поприсутствовать, а в следующем письме уже плачется, потому что девица велела ей отстать.

— Леонора хоть кому-нибудь из них рассказала, почему они хотели пообщаться с бабушкой Элис?

— Не-а. Это имя нигде не фигурирует. Даже в ее личном дневнике. Хотя… — Он указал на несколько листов, расположенных в порядке очередности. — Нескольких страниц не хватает. Я нашел записи от девятого и десятого сентября. А вот страницы от одиннадцатого и двенадцатого явно были выдраны, а от тринадцатого — того дня, когда они умерли, — есть только маленькая запись о том, что она встала пораньше, чтобы съездить за новой упаковкой фотографических пластинок.

Макгрей оставил свободные места для недостающих страниц.

— Ты думаешь, она сама их вырвала? Когда поняла, что слишком разоткровенничалась?

— Сама или кто-то еще… Трудно сказать, кто и зачем это сделал.

— Так… есть здесь хоть что-то полезное?

— Ох, да! И тебе это понравится. За неделю до сеанса Леонора составила список гостей. И знаешь что?

— Просвети меня.

— Она вообще не упоминает кузена Бертрана. Зато в нем есть… — он ткнул в страницу на стене, — вот здесь — тетя Гертруда.

— Та женщина из шерифского суда? — ошеломленно пробормотал я. — Она должна была присутствовать на сеансе?

— Ага. Леонора пишет, что счастлива, потому что прийти пообещали все приглашенные.

— И с какой-то стати эта женщина поменялась местом с одним из своих племянников… Леонора что-то пишет об этом?

— Не-а.

Я кивнул.

— Да, вот это уже интересно. Думаешь?…

— Что толстуха Гертруда все подстроила, а потом вроде как передумала, чтобы спасти свою шкуру? Думал о таком, но потом вспомнил, что дочь Гертруды тоже там погибла. Миссис Гренвиль.

— Верно, — сказал я, вспоминая семейное древо. — Но нам все равно нужно ее допросить.

— Ага. Она — наша новая…

В этот момент мы услышали торопливые шаги на лестнице.

— Инспекторы, — сказал Макнейр, стоя в дверях. — Там мужчина во дворе. Настаивает на встрече с вами. Скандалит с газетчиками.

— Позови парней и спровадьте его, — сказал Девятипалый. — Если придется, надавай ему дубинкой по заднице. Я б тебе помог, но мы тут очень заняты.

— Эм-м, это тот тип, который подходил ко мне в шерифском суде, — добавил Макнейр. — Который Уолтер Фокс.

Мы с Макгреем переглянулись. Я повернулся к Макнейру:

— Впустите его. Сэкономим силы на поисках.

Спустя мгновение к нам присоединился сам обсуждаемый — весьма надменный тип, на вид чуть младше сорока. Чрезвычайно худой, невысокий и куда сильнее опаленный солнцем, чем показалось мне издалека: морщины у него на лбу и промеж бровей выглядели бледными полосками на фоне рыжей, практически дубленой кожи лица.