Оскар Мюриэл - Темные искусства

— Надо сейчас же допросить Гертруду Кобболд, — пробурчал Макгрей, устремившись в наш кабинет. — Этот ублюдок Фокс может вмешаться и все испортить.

Я сверился с документами от Тревеляна и с радостью нашел в них все адреса, которые нам были нужны. Макгрей записал один из них и вызвал кеб еще до того, как я успел произнести хоть слово.

Выяснилось, что миссис Кобболд жила довольно далеко от дочери и отца. Ей принадлежала небольшая, но пышно обставленная квартира в Новом городе, окнами выходившая на юго-западный угол площади Сэнт-Эндрю.

Нам открыла суетливая юная кухарка, которая провела нас в отделанную со вкусом гостиную. Все в этой комнате сообщало о достатке и уюте: мебель была обтянута мятно-зеленой парчой, стены украшали обои в тон, потолок — изысканная лепнина, исполинские фарфоровые горшки едва не лопались от растений с глянцевитой зеленью, а на затейливой полочке над камином красовались всевозможные дорогие безделушки и семейные портреты. Они-то и привлекли мое внимание.

Девушка чуть слышно попросила нас подождать и выбежала из комнаты. Я решил взглянуть на портреты поближе — среди них были как фотоснимки, так и небольшие картины маслом. Особенно детально был выписан один из них, стоявший в самом центре на виду. На нем была изображена женщина средних лет, сидевшая в плетеном кресле и укрытая богато вышитым одеялом.

— Это бабушка Элис? — спросил я, и Макгрей подошел посмотреть.

Изящные и выверенные мазки были явно наложены искусным художником, поэтому я счел, что портрет весьма походил на оригинал. Дама была очень худой, с темными тугими локонами, которые передались ее ныне покойным внучкам, и именно она была в ответе за внушительные носы семейства. Однако в ее чертах крылась странная прелесть, некий шарм, который, боюсь, никто из ее потомков не унаследовал. Источником этой притягательности были, несомненно, ее глаза, написанные тончайшими, толщиной с волосок, мазками и потому производившие невероятно яркий, завораживающий эффект. Мне казалось, что на меня взирает живой человек, и от стоической печали в этом взгляде волоски у меня на шее встали дыбом.

Когда Макгрей заговорил, я вздрогнул.

— Смотри на руки, — сказал он, и я заметил, что бабушка Элис держит перьевую ручку и лист бумаги с незаконченной астрологической схемой.

А затем я разглядел и другие детали: в темной листве позади нее виднелись глаза черной кошки, а у самой женщины на шее висел золотой талисман.

— Видишь вон тот значок? — спросил Макгрей. — Идеальный круг с точечкой посередине. Это викканский символ солнца. И еще кошечка эта. Как думаешь, могла она быть ведьмой?

Я вздохнул.

— Исключить мы этого не можем, хотя куда вероятнее, что она просто была такой же доверчивой чудачкой, как и ее глупая вну…

— Добрый день, джентльмены, — произнес позади нас нежный голос, и я тотчас залился краской.

Мы развернулись и увидели девушку с серебряным подносом в руках — она принесла чайный сервиз. Ее вряд ли можно было назвать красивой — с ее довольно крупным ртом, усыпанным веснушками лицом и необычайно широкими бедрами, но глаза у нее были синими и доброжелательными, и Макгрей немедленно просиял.

— Ох, здравствуйте! — сказал он, улыбаясь во весь рот, и протянул ей руку, как только девушка поставила поднос на ближайший столик. — Инспекторы Перси и Макгрей.

— Иэн Фрей, — буркнул я, поклонившись ей.

— Как вас зовут, душенька?

— Этель Томкинс, сэр, — ответила она с мягким, благозвучным эдинбургским акцентом. — Я компаньонка миссис Кобболд. Присси сказала, что вы пришли к моей госпоже.

— Да, — вмешался я, — и дело весьма срочное.

— Не сомневаюсь, сэр, учитывая весь этот скандал вокруг нее. Но, к сожалению, миссис Кобболд сейчас нет в городе.

— Нет в городе ! — возопил я, сразу же подумав о том, что женщина пустилась в бега.

— Вам известно, куда она уехала? — поинтересовался Макгрей в куда более дружелюбной манере.

— Разумеется, сэр. Она всего лишь в Керколди. У нее там летний домик. Она там с детьми полковника.

— Она их туда увезла? — спросил Макгрей.

— Да, бедняжечек. Она отправила их туда, как только узнала о случившемся. И только вчера поехала к ним. Не думаю, что она привезет их обратно, пока тут творится весь этот жуткий цирк.

— А сама она вернуться планирует? — не отставал я.

— О, я не знаю, сэр. Она сказала, что, возможно, приедет на суд, но это зависит от того, как будут чувствовать себя дети.

Я недовольно хмыкнул.

— Если вам очень нужно с ней связаться, я могу отправить ей телеграмму. Присси может сбегать на…

— В этом нет нужды, — перебил я. — Мы бы хотели посетить ее лично. Будьте любезны, дайте нам ее адрес в Керколди, и мы вас покинем.

— Конечно, сэр, — ответила она. — Пожалуйста, садитесь. Я принесу бумагу.

Макгрей развалился на софе, но я так и стоял.

— Ох, да сядь ты, Перси.

Я постучал носком ботинка по полу.

— Макгрей, эта чертова баба смылась с отпрысками полковника. Тебе не кажется это…

— Вот, — сказала мисс Томкинс, возвращаясь с запиской и доброжелательным выражением лица — несмотря на то что снова услышала мое ворчание. Девушка отдала записку Макгрею, довольно игриво ему улыбнувшись.

— Раз уж мы здесь, — сказал Макгрей, спрятав записку в карман, — можно задать вам пару вопросиков, душенька?

— О, конечно, джентльмены! Я собиралась выпить чаю, извольте угощаться.

— Ох, да, обожаю чай.

Я закатил глаза, тяжко вздохнул и сел.

Я хотел было отказаться от закусок, но крошечные сандвичи с огурцом и ростбифом выглядели слишком соблазнительно. Я смаковал их, пока Макгрей пил чай впервые за несколько месяцев (горячие напитки не в его вкусе) и расспрашивал мисс Томкинс.

Даже сосредоточив внимание на еде, я уловил, что девушка проработала здесь уже почти десять лет — ее наняли сразу после смерти мужа миссис Кобболд.

— Вы, верно, были еще ребенком, — сказал Макгрей, от чего девушка вспыхнула.

— Надеюсь, вы не думаете, что я раскрою вам свой возраст.

— Я из полиции, душенька. Могу вас заставить.

Я терял терпение.

— Я удивлен, что миссис Кобболд не жила с дочерью.

Мисс Томкинс подлила чая Макгрею, прежде чем ответить.

— Полковник ей не нравился. Я бы не стала об этом распространяться, но уверена, что она скажет вам то же самое. Моя госпожа ценит честность.

— Вы знаете, почему она его терпеть не могла? — Макгрей подмигнул ей. — Говорите. Я вас не выдам.

Мисс Томкинс скривила ротик.

— Что ж, человек он был невыносимый. Всегда злился и на всех кричал. И я знаю, что он вел…

В комнату вошла кухарка с чайником свежего чая, и мисс Томкинс вздрогнула.

— Присси, побудь в кухне, пока я тебя не вызову.