Оскар Мюриэл - Темные искусства

С этой мыслью я посмотрел на запад и сквозь дымку разглядел очертания моста Форт-Бридж, который все никак не могли достроить. Он выглядел почти законченным, и поговаривали, что строительство может завершиться еще до Рождества, но, опять-таки, слухи эти ходили с 1885 года, так что я не питал особых надежд.

Макгрей испустил чрезвычайно громкий стон, и я решил воспользоваться моментом его слабости и задать ему несколько неудобных вопросов.

— Помнишь, что сказал нам Уолтер Фокс?

Макгрей с трудом кивнул мне в ответ.

— Я тут думал о том, что он говорил про Леонору.

— О чем ты — о?…

— Нет, не о том, что Катерина может что-то знать об их темных делишках. Хотя эта мысль вызывает…

— Тогда… о чем?

— Я о том, что, по его мнению, Катерина потворствовала девчонке ради того, чтобы тянуть из нее деньги.

Он воззрился на меня, все еще свешиваясь за борт, и я криво ему улыбнулся.

— Только не говори, будто все еще веришь, что Катерина выше того, чтобы облапошивать доверчивых клиентов.

— Ну… нет, но…

— Она сама призналась, что обманывала людей! Суду это не понравится. Боюсь, что большинство ее показаний сразу же сбросят со счетов.

— Перси… ты же не?…

— Ты считаешь, что она не способна использовать чужие тайны в своих интересах?

— Я бы не…

— О, да хватит уже — ответь мне прямо!

Макгрей сплюнул последнюю каплю желчи и вытер рот тряпкой, поданной ему одним из матросов. Он так позеленел, что мне было плохо от одного его вида.

— Ну… вообще да, — выдавил он, продышавшись, — она, бывает, ловчит то тут, то там, но обычно это всякие пустяки — иногда шантажирует неверного мужа, иногда изображает, что мертвая бабушка купца велит ему закупать эль у благочестивой цыганки… Ерунда, понимаешь!

— То есть нельзя исключить, что она чего-то хотела от Шоу и Уилбергов; что у нее мог быть план так или иначе сыграть на их доверии.

Макгрей зажал нос, едва сдерживая тошноту.

— Я бы не поставил жизнь Такера в споре насчет ее нравственности, но… — Он покачал головой. — Чтобы убить, Фрей? Убить шестерых? Даже если бы ей хватило способностей спланировать убийство, над которым мы все тут головы сломали, то зачем так нелепо себя подставлять?

— А что в таком случае тебя больше смущает? Сами убийства или их неловкое исполнение?

Ответить он не сумел, поскольку развернулся к морю и приготовился к еще одному извержению.

— Макгрей, а могла бы она… могла она понадеяться, что ты сможешь ее из этого вытащить?

Его ответом стал лишь фонтан рвоты.

Он выглядел таким болезным и несчастным, что я заговорил с небывалой откровенностью.

— Могла она счесть, что ей ничего не грозит, раз у нее такие тесные связи с полицией? Могла она из-за этого проявить излишнюю самоуверенность? Могла из-за этой убежденности отважиться на столь чудовищное преступление?

Макгрей взглянул на меня лишь мельком и страданием своим себя же и выдал — я заметил, что он тоже засомневался.

Именно в тот момент, когда ветер начал затихать, мы пришвартовались у пирса Керколди, где было удивительно людно.

Вонь от местного завода по переработке китового жира была просто невыносимая, и тошнота Макгрея так и не отпустила.

Как только мы сошли на берег, он метнулся к торговке, ухватил с ее лотка кусочек сырого имбиря и вгрызся в него. Я дал ему время прийти в себя: вперил взгляд в карманные часы и старался не подавать виду, что меня забавляют его мучения. Затем мы подозвали двухместный кеб и поехали в сторону юга.

Помимо китового жира город заполняли пыльные запахи промышленности — лесопилок, мельниц и складов, теснившихся вдоль набережной, но чем дальше мы уезжали, тем спокойнее становилось вокруг. Через несколько минут справа нам открылся вид на бескрайние пастбища, слева текли серые воды реки Форт, а южный берег остался лишь темной полосой на горизонте.

Мы приближались к скоплению раскидистых дубов, и вскоре я понял, что они высажены вдоль границ лужаек, окружавших небольшой гранитный дом примерно в сотне ярдов от речного берега. Слышно здесь было лишь ветер да реку, и я позавидовал умиротворению, царившему на этом маленьком клочке земли.

Кеб обогнул деревья, и я увидел, как тощий констебль с невообразимыми усами спешивается с костлявой лошадки.

— Дождись нас, — сказал вознице Макгрей, и мы вылезли из кеба. — Получили нашу весточку, дружище?

— Да, сэр, — сказал констебль, — но мы слегка задержались из-за склоки в таверне «Поляна». Я приехал, как только смог.

— Как тебя звать?

— Констебль Талбот, сэр. А правда, что все это связано со скандалом вокруг той цыганки…

— Следуй за нами, — отрезал Макгрей, и враскачку пошел в сторону дома, все еще на неверных ногах после морской болезни.

Мы постучали в дверь, и я набрал воздух.

— Нам нужно проявить бдительность. Мы либо узнаем, что миссис Кобболд собрала вещички и сбежала вместе с внуками — и это в твоих, Макгрей, интересах, поскольку в таком случае она становится главной подозреваемой, — либо застанем ее убитой горем. В ту ночь погибли ее отец и дочь.

Дверь нам открыла тучная женщина. Старенькая, приземистая, без двух передних зубов и с седыми волосами, уложенными в две тугие косы. Она бросила на констебля Талбота настороженный взгляд.

— Чего вам надо?

Я позволил Макгрею вести разговор. Шотландские деревенщины больше по его части.

— Миссис Кобболд дома, хозяйка?

— А что?

— Нам нужно с ней поговорить. Дело в том…

— Да поняла я, в чем дело. Заходите, коли надо.

В тот же момент ветер донес до нас голоса детей, игравших где-то за домом, и я с облегчением выдохнул.

— Лучше побудь снаружи, — шепнул я констеблю. — Судя по всему, женщина не сбежала. Не стоит нам ее сердить. По крайней мере не сейчас.

Талбот явно расстроился, но все же отступил.

Экономка проводила нас в богатую гостиную, столь же изящную и уютную, как и та, в которой мы побывали на площади Сэнт-Эндрю. Дорогая обивка и огромные кадки с растениями — взыскательный вкус миссис Кобболд был налицо. Однако главным достоинством этой комнаты были широкие окна на южной стороне — из них открывался вид на поле, отделявшее дом от реки. Я подумал, что в ясную ночь отсюда, должно быть, видны огни Эдинбурга.

— Ждите здесь, — скомандовала женщина и тотчас ушла.

Я заметил, что Макгрей улыбается.

— Ты и эту обольстить намерен? — поинтересовался я.

Он гоготнул.

— Она очень похожа на Бэтси, экономку моего отца. Та до сих пор живет на ферме, где… все случилось. — Он кивнул в сторону своего отсутствующего пальца — пускаться в объяснения не было нужды. — Навестить бы ее как-нибудь. Она все-таки моложе не становится.

Я убедился, что мы одни, и шепнул Макгрею на ухо: